Белоэмигранты на военной службе в Китае - Сергей Балмасов

Уже в это время многие русские работали в японских спецслужбах. Еще до «массового прихода» японцев в Китай в 1931 г., когда у них были ограниченные колонии вроде Чанчуня, они насаждали свою систему шпионажа в тех районах, где жили. Пошедший на службу в японскую жандармерию Ильин пишет 1 декабря 1928 г.: «Каждый чиновник имеет у себя несколько осведомителей, которые за 10–15 иен в месяц дают сведения. Этот расход покрывается специальными суммами, которые распределяются между японцами-чиновниками «на особые расходы». В Хуаньхедзах на таком жалованье – несколько русских полицейских. Вообще, у японцев шпионаж всюду и везде, и где только можно они имеют осведомителей. Они совершенно не стесняются в средствах и следят за всеми, никому не верят, следят даже друг за другом! И что страннее всего, лучше всего у них уживаются люди абсолютно аморальные и подлые, и чем хуже человек, тем он пользуется большим фавором у японцев! Так, Панков, который еще в мирное время был урядником, во время революции стал левить, а потом попал к Семенову и Унгерну, где был палачом на бронепоезде полковника Сипайлова. Недавно он убил китайца, которому должен был за опий. Японцы его не выдали, а завербовали на службу в качестве осведомителя. Панков, чтобы оправдать свое существование, разумеется, старается вовсю»[1311].

Некоторые русские жандармы на японской службе тоже не отличались высокими моральными качествами. Так, Ильин в своем дневнике пишет, что в отношении набора осведомителей у японцев нет никакой брезгливости, «раз они им нужны». Например, жандарм подпоручик Ясворский (Яскорский) регулярно организовывал вымогательства у своих же соотечественников, более-менее преуспевающих в бизнесе, и т. п. Ясворский начал свою службу шпионом у японцев еще в 1918 г., когда они пришли в Приморье. К ним он перешел с русской полицейской службы, на которой, очевидно, и пристрастился к вымогательствам. В период Гражданской войны он работал вместе с контрразведчиком полковником Беккером, бывшим начальником хабаровской жандармерии. Их служба заключалась «в том, чтобы выдумывать, как брать взятки». Они «прижимали» корейских и китайских коммерсантов на основании получения документов для работы в России и получали таким образом десятки тысяч иен[1312].

Им было раздуто «дело Лейтлова», производителя колбас. Дело было в том, что умер мальчик, который до этого ел колбасу Лейтлова. Ясворского нисколько не смутило то, что вся семья мальчика имела наследственную болезнь желудка, которой наградил детей отец-пьяница и от которой до этого умерли два брата несчастного мальчика. Японское начальство не только не предотвращало вымогательство со стороны русских подчиненных, но и само вынуждало их делать это. Так, это дело Ильину предложил раздуть через Ясворского его начальник Фужита. «План действий» составил сам Ясворский. В конце концов Ильин и Ясворский явились к Лейтлову и предложили ему заплатить 600 иен «за молчание» и отказ от ракручивания дела о смерти мальчика. Все прошло на ура. Лейтлов сам в означенный час, унижаясь, принес означенную сумму русским и японским жандармам, которые и поделили ее на троих[1313].

Идея понравилась, и вымогательства продолжили. Ясворский предложил с поощрения Фужита проделать ту же операцию с Борисовичем, начальником местного отделения кампании «Дженерал моторс». Здесь масштабы были мельче – запросили на троих 300 иен. Предлогом для вымогательства сделали то, что якобы жена летчика Беляева, работавшего под начальством Борисовича, – коммунистка. Данные жандармерии на Беляеву были благожелательные, и ни в каких связях с коммунистами она замечена не была. Каково же было удивление самих жандармов, когда они, раскрутив дело на жену бывшего каппелевского летчика, получили, благодаря самому Беляеву, на нее компромат, что она действительно была завербована коммунистами. Оказалось, что она была платной осведомительницей – за 50 долларов собирала интересующие коммунистов сведения. При обыске у подозреваемых нашли даже расписки в получении ею денег. В итоге Борисович «за молчание» уплатил жандармам необходимую сумму. Ильин, у которого была жена и двое детей, на содержание которых у него не хватало денег, писал: «Все это, в общем, мерзко до отвращения, а кончить с этим не могу!»[1314]

Вслед за этим начальнику Ясворского, Ильина и Фужиты, Исиде, стали поступать доносы, что они-де – вымогатели. Исида в их присутствии зачитывал эти доносы. Таким образом он, вероятно, вымогал у них деньги, намекая на то, что надо делиться. Однако Ильин решил эту проблему по-своему: он написал анонимку на самого Исиду и отправил ему же. Тот в присутствии подчиненных прочел ее и, смутившись, сказал: «Ну, мы на это не обращаем внимания!» Анонимные письма после моего письма чудесным образом прекратились[1315].

Таким образом, имевшиеся после Гражданской войны контакты японцев с русскими эмигрантами были расширены. В результате этого спецслужбы и прочие силовые структуры Страны восходящего солнца получили в свои руки опытные кадры. Это сотрудничество являло собой новую ступень отношений русских и японцев. Поэтому создавалась база к его будущему расширению.

Русские и японцы во время японской агрессии против Китая в 1931 г.

Японцы подготовили нападение на Китай в 1931 г., как это ни горько, с помощью части русской эмиграции. С ее активным участием была развернута кампания по дискредитации китайцев и имитация с их стороны антияпонских и антирусских действий. Накануне вторжения японцев в Маньчжурию японофильские круги русской эмиграции стали раздувать антикитайскую кампанию. В русской печати пошла волна антикитайских публикаций. Русские борзописцы на японские деньги раздули банальный конфликт в китайском магазине, когда русский мальчик стащил с прилавка конфету и это заметили китайцы. Весь «конфликт» замял другой русский посетитель, заплативший за конфету. Однако «Харбинское время» начало в отношении китайцев клеветническую кампанию. Эта газета не постеснялась напечатать откровенную ложь. По ее версии, китайцы не удовлетворились уплатой за конфету и проломили русскому заступнику череп гирей! «Насколько надо было потерять совесть, чтобы так нагло врать!» – возмущался полковник Ильин[1316].

Вслед за этим начались провокации: нанятые японцами русские бросали бомбы в японские учреждения, выставляя это как действия враждебных Японии китайцев[1317]. По данным советских источников, перед самым вторжением японцев в Маньчжурию белые русские восстали в Харбине с требованием независимости Маньчжурии от Китая, организовав беспорядки и погромы. Коммунисты писали: «Белогвардейские террористы приступили к захвату китайских государственных учреждений и разоружению полиции. Между белогвардейцами и китайской полицией возникли стычки и перестрелки»[1318]. В итоге русским удалось разоружить китайскую полицию. Главную роль при этом играли русские фашисты во главе с Родзаевским, Ухтомским, к которым примкнули Вс. Иванов и И. А. Михайлов. Кое-где русские отряды вступали в столкновения с китайскими отрядами. Очевидец одного из них, полковник Ильин, писал, что 27 января китайцы подбили японский самолет, который приземлился недалеко от Харбина. К нему подскакали китайские кавалеристы, которые стали рубить самолет, но их прогнали русские. Собралась большая толпа, стали его осматривать, но самолет не успел сбросить бомбы, и, словно в наказание свыше, они неожиданно взорвались, убив и покалечив немало тех, кто спасал самолет от китайцев[1319].

Когда японские войска вторглись в Китай и захватили его северную часть, включая Маньчжурию, десятки тысяч русских эмигрантов оказались под их контролем. Большая их часть 5 февраля 1931 г. радостно приветствовала в Харбине японцев. Многие русские приветствовали японских солдат криками «Банзай!» и били китайцев. Русские девушки забрасывали входивших в китайские города японских солдат цветами. За этот позор вся русская община очень скоро сильно поплатилась. И даже не от китайцев, которые начали притеснения и аресты русских, а от японцев, которым они так активно помогали утвердиться в Маньчжурии. С другой стороны, антикитайские настроения части русской эмиграции подогревали беглые солдаты из разбитых японцами китайских частей, которые, отходя, грабили и убивали при отходе всех подряд – как русских, так и китайцев[1320].

Непосредственно при захвате Маньчжурии японцами часть эмигрантов поддержала с оружием в руках их продвижение в глубь Китая. Так, Б. Н. Шепунов возглавил небольшой русский отряд, который двигался впереди наступающих японских войск, а после захвата ими Маньчжурии он выступил с ним на станцию Пограничная и действовал как «полицейский надзиратель», заявив, что будет очищать данный район от коммунистов[1321].