Альфа и Омега. Книга 3 (СИ) - Сейд Анна

— Она стала ложью лишь сейчас, — пожал плечами Дани. — Но до этого для многих и многих поколений она была правдой. Правдой, в которую все верили. И знаешь что? И люди, и бестии умудрялись быть счастливыми и несчастными вне зависимости от нее. Как они продолжат быть таковыми и теперь, когда у них появится новая правда. Я не думаю, что это так уж важно, сестренка.

— Конечно, это важно! — возмущенно воскликнула я. — Важно, потому что это же все меняет, это влияет на миллионы жизней, это…

— Хана, посмотри туда. — Медвежонок кивнул головой в сторону и, обернувшись, я увидела освещенное неярким желтоватым светом надгробие, которое в первые секунды совсем не показалось мне знакомым — пока я не увидела высеченное на нем имя.

— Ория, — почти беззвучно выдохнула я. — Так вот к кому ты привел меня…

— Я еще ни разу не бывал здесь с тех пор, как стал кардиналом, — кивнул тот, подходя к могильному камню и стряхивая с него набухшие дождевые капли. — Сейчас это кажется почти безумием.

— У тебя… не было времени, — неловко проговорила я, все еще не переключившись с нашей предыдущей темы.

— Так я себе и говорил, — подтвердил Дани. — А теперь кажусь себе таким же трусом, как мой отец. Следовало с самого начала дать маме понять, что она не может за меня решать, с кем я могу общаться, а с кем нет. Вот это — важно. То, что от той женщины, что спасла мне когда-то жизнь, остался лишь холодный камень, это важно. А вот какая кровь течет в моих венах и кто был моим прародителем — мне, честно говоря, наплевать.

Я не знала, что сказать. К своему стыду, я вдруг осознала, что и сама ни разу не навещала Орию с самого дня похорон. Постоянно были какие-то другие дела, другие мысли и требующие решения вопросы. А ведь мне было о чем ей рассказать и чем похвастаться — да хотя бы тем, что ее мечта вот-вот осуществится и что все мы помним то большое и важное, чему она нас учила.

«Действительно ли ты помнишь?» — вдруг спросил голос другой Ханы у меня в голове. Той самый Ханы, которой я так долго пыталась стать — и к которой впервые, кажется, подошла так близко.

Я опустила взгляд на свою все еще забинтованную руку. В голове сами собой, словно по волшебству, зазвучали слова, сказанные мне так давно, что нет ничего удивительного в том, что я совсем о них позабыла.

«Метка это следствие, а не причина, разве вы оба до сих пор этого не поняли? Ваши души были связаны задолго до того, как она появилась — возможно, вообще задолго до этой жизни. И они останутся связаны, даже если она по каким-то причинам исчезнет».

Может быть, Медвежонок и был в чем-то прав? Не во всем, бесспорно, но хотя бы в том, что правда не была столь однозначной, как мы порой привыкли ее воспринимать и ожидать увидеть. Мои глаза, мое тело, мое сердце и мой разум говорили мне, что наша с Йоном связь разорвана навсегда. Что мы потеряли то, что было между нами, и наша сказка закончилась. Но хотела ли я в это верить? Хотела ли, чтобы это было моей правдой? И я вдруг поняла, что ответ на этот вопрос совсем не такой очевидный, как могло бы показаться.

— Так… что ты будешь делать дальше? — спросила я, с трудом отрывая взгляд от букв на надгробном камне Ории. — Теперь, когда все… вот так?

— Я? — вдруг совершенно искренне рассмеялся Дани. — Я ничего не буду делать. Я уже и так… сделал достаточно.

— Я не совсем понимаю, — нахмурилась я, снова ощутив то самое чувство недосказанности, что и прежде витало в воздухе.

— Боюсь, что Церкви сейчас достаточно потрясений, чтобы терпеть у себя под крылом кардинала-омегу, — пояснил тот, продолжая широко улыбаться.

— И… что теперь? — растерялась я.

— Я досрочно сложил с себя сан, — пожал плечами мой друг. — Отец Горацио великодушно согласился временно взять на себя эти полномочия, пока не будет сперва выбран новый Иерарх, а затем он не назначит нового кардинала Восточного города.

— Великодушно согласился, да? — не сдержав скепсиса в голосе, уточнила я. — А мне кажется, он только и ждал возможности залезть на освободившееся место.

— Он нам помог, — как будто с легким укором в голосе заметил Дани. — И я… доверяю ему больше, чем… многим другим кандидатам. Ты разве нет?

Я не ответила. Вдруг вспомнился тот вечер, когда я застала Джен и Дани в одной из комнат поместья Боро, а затем Горацио перешел грань и между ними с моей подругой произошло то, что произошло. Может быть, именно тот вечер стал для меня некой разделительной полосой, после которой я уже не могла воспринимать священника как нашего доброго друга, готового всегда прийти на помощь и отстаивающего «правильные» идеалы Церкви. Но, может быть, я действительно требовала от окружающих — и самой себя — слишком многого, бросаясь из крайности в крайность.

— А отец Евгений? Что будет с ним и его исследованиями? — Я слышала, что когда Далла и его подчиненные ворвались в застенки Церкви, чтобы вытащить нас с Йоном, между ними и церковниками завязалась короткая, но весьма ожесточенная схватка, в результате которой этого фанатика, как и его приспешников, повязали.

— Его будут судить, — серьезно ответил Дани. — Открыто и публично, потому что Церкви больше не простят секретов и кулуарных договоренностей. Весь мир узнает, что он сделал с Анни и остальными — и что чуть не сделал с вами с братишкой. Но не волнуйся, я договорился с отцом Горацио, что вам с Йоном необязательно будет давать показания — в этом все равно нет особого смысла, учитывая количество неоспоримых доказательств его вины.

Я кивнула. Идея о том, что преступления Церкви — сперва эти, а потом и многие другие — наконец-то будут выставлены на всеобщее обозрения, мне очень импонировала. Это был хороший старт для всего того, что еще предстояло сделать после.

Но было все-таки кое-что, что не давало мне покоя.

— Но как же… как же теперь ты, Дани? — тихо спросила я, помолчав.

— Не знаю, — с легкой улыбкой пожал плечами он. — Может быть, пойду в школу.

— В школу? — не поверила своим ушам я. — Бывший кардинал Восточного города вдруг вот так возьмет и сядет за парту?

— Я… много пропустил, — неловко покраснел парень. — Пока… работал на Орию. Мне кажется, было бы правильнее немного замедлиться и вернуться назад. Мама обещала, что найдет для меня хорошую школу где-нибудь за границей, где меня не так хорошо знают. Я сдам часть дисциплин экстерном, но последние курсы хочу прослушать очно. А потом, может быть, поступлю в университет — на исторический. Хочется получше разобраться в том, что успела напридумывать Церковь за эти столетия.

Я кивала, слушая его, но потом вдруг сообразила:

— За границей? Ты сказал, что мама нашла для тебя школу за границей?

— Да, — подтвердил он, и выражение его лица стало немного виноватым. — Я поэтому и хотел… тебя увидеть, сестренка. Чтобы сказать лично.

Не знаю почему, но у меня вдруг закружилась голова, и я была вынуждена опереться на Дани, чтобы не упасть. Казалось сущей глупостью — мы и так после его посвящения в сан виделись пару раз в месяц в лучшем случае, а общались в основном по телефону или через мессенджеры. Но одно дело знать наверняка, что он совсем рядом — в паре часов езды, — и другое, что он в далекой чужой стране, которая по сути своей как будто бы ничем не отличалась от другой галактики. Как и при прощании с Джен накануне, у меня вдруг появилось неприятное, горечью отдающее под горлом чувство, что здесь и сейчас заканчивается что-то большое и важное — что-то, что уже никогда не получится вернуть назад.

— Все нормально, Хана? — встревожился он. — Это из-за беременности?

— Нет, глупый, — мотнула головой я, сдерживая подступившие к глазам слезы и крепко, до боли сжимая его в своих объятиях. — Это из-за тебя. Я буду… ужасно скучать, Дани. Пожалуйста, возвращайся скорее, ладно?

Он улыбнулся и ничего не ответил, тоже обняв меня одной свободной рукой. По натянутой ткани зонта барабанил все усиливающийся дождь, и мне вдруг начало казаться, что мы тонем где-то посреди беспросветного зимнего океана. Но пока меня окружал запах цветущих одуванчиков, мое лето всегда было со мной — так глубоко в моем сердце, откуда его неспособно было вытравить никакое ожидание и никакой мороз.