Альфа и Омега. Книга 3 (СИ) - Сейд Анна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И уже не глядя на нас, он наконец покинул комнату.
Глава 25. Правда, в которую мы верим
До аэропорта мы добрались уже к обеду. Утомленная долгой дорогой и еще не до конца восстановившаяся после произошедшего в застенках Церкви, я почти сразу уснула, как только опустилась в самолетное кресло. Улетали мы в обновленном составе — отец Горацио остался в Этерии, вызвавшись помогать Медвежонку, который внезапно оказался один на один с разразившимся штормом народного потрясения и гнева, зато к нам присоединились Гвин и двое ее альф. Лично я с предводительницей оймахистов так и не говорила, но со слов Джен знала, что после произошедшего на Празднике они связались с Меркурио, которому в отличие от Йона удалось выбраться целым и невредимым, и с тех пор постоянно были где-то неподалеку. Подруге это не слишком понравилось — как и сам тот факт, что когда нас с моим альфой сцапали, подпольщики предпочли дать деру, не пытаясь за нас вступиться. Конечно, я понимала, что шансов у них против полного дворца церковников не было вообще никаких даже с учетом взрывчатки, тайно провезенной Гвин в город, но переубедить Джен было невозможно — даже когда я напоминала ей о том, что это именно Меркурио, по ее же собственным словам, рассказал ей обо всем, а потом помог связаться с Кадо, который к тому моменту уже и сам собирался выдвигаться в Этерий.
Единственным, о ком я не знала почти ничего, был Медвежонок. После Праздника он исчез из поля зрения широкой общественности, и все, что удалось узнать моим друзьям, это то, что он находился с матерью и был в безопасности. Конечно, таблоиды уже разобрали его по косточкам, и, как ни удивительно, но для многих новость о том, что потрясающе красивый и юный кардинал Восточного города оказался омегой, была куда более важной и требующей больше внимания и обсуждения, чем новость о том, что это бестии произошли от людей, а не наоборот. С другой стороны, на скандалы, связанные с чьим-то грязным бельем, публика и пресса всегда знали, как реагировать, в то время как вопросы глобального миропорядка были слишком сложными и неоднозначными, требовавшими больше времени на осмысление и реакцию. Может быть, я в принципе хотела от общества слишком многого и слишком быстро, а следовало запастись терпением и просто наблюдать.
Я как раз думала о чем-то подобном, проснувшись за полчаса до приземления и глядя на темные громады сумеречных облаков, проплывающие под брюхом самолета — о том, что больше совершенно не ощущаю земли под ногами. Словно бы все планы, которые были у нас до этого, были своего рода беговой дорожкой на стадионе, по которой я уверенно двигалась к финишу, преодолевая препятствия и барьеры. А потом дорожка резко кончилась, и, прыгнув вперед в последний раз, я вдруг обнаружила себя в абсолютной невесомости. Ни верха, ни низа, ни направления движения — только сосредоточенная сама в себе неизвестность. Оказывается, двигаться от точки А к точке Б было так легко и понятно, что я в какой-то момент перестала отдавать себе отчет в конечном пункте этого движения, но более того — том, что будет за ним. Словно бы я достигала цели не для того, чтобы таким образом сделать что-то важное, а для того, чтобы просто ее достигнуть. Доказать всем вокруг и самой себе, что я могу это сделать. А теперь движение закончилось, и я растерялась, ощущая себя неуютно в мире без ясной цели и множества замысловатых этапов перед ее достижением.
…А, может быть, именно так ощущалось давно позабытое мною душевное спокойствие? Когда не нужно никуда спешить и нет никакой следующей точки Б на горизонте — только бескрайняя чистая синева, захлестывающая меня с головой.
Когда мы приземлились в аэропорту Восточного города, я сразу почувствовала, что мы вернулись на север — стоило выйти из теплого самолета, как на меня набросился кусачий и уже почти совсем октябрьский ветер, вынуждая поплотнее закутаться в тонкую ткань плаща. Вдруг захотелось выпить горячего шоколада и закусить тыквенным печеньем, и это, пожалуй, была самая спокойная и адекватная моя мысль за всю прошедшую неделю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Машина Джен, как оказалось, так и ждала ее на парковке, где та ее оставила перед вылетом. И наблюдая за тем, как подруга с мрачным выражением лица подсчитывает, во сколько ей обойдется наша недельная задержка в Этерии, я вдруг осознала, что мы с ней теперь можем еще очень долго не увидеться. Это осознание было простое, но совершенно поразительное в своей беспощадной ясности. У нас больше не было большого общего дела, которое нас связывало — не было и общей квартиры с пьяными пятничными вечерами, запахом кофе и табака по утрам и однажды выломанной дверью в ванную комнату. А следом за этой мыслью пришла еще одна — Джен все равно всегда будет в моей жизни, если я этого захочу. Дурацкими сообщениями в мессенджерах, ее извечным командирским тоном даже в просьбах и моим последним и главным пристанищем в случае, если все другие двери вдруг окажутся закрыты. Моя лучшая подруга, моя сестра, моя дорогая Джен.
— Ты домой? — уточнила я, подойдя к ней, чтобы попрощаться. Мой голос прозвучал почти нормально, и мне это понравилось — незачем было разводить драму на пустом месте, пусть даже мне немножко этого хотелось.
— Да, — подтвердила она. — Страшно представить, какие горы пыли там наросли за эти месяцы и сколько набежало по коммунальным счетам, но наконец-то я смогу вернуться. Дани заверил меня, что больше беспокоиться не о чем и что Церковь раз и навсегда оставит меня в покое. Так что я даже вроде как… смогу вернуться на работу. Раз Звездная пыль пропала с рынка, потребность прятать ее в картинах — тоже. Даже не верится. — Альфа покачала головой.
— Снова сдашь кому-нибудь свободную комнату? — улыбнулась я, чуть наклонив голову.
— Не знаю, еще не думала об этом, — прыснула она. — Мне пока хватило одной соседки и всего того… интересного, что она привнесла в мою жизнь. В конце концов, никто же не мешает мне надеяться, что однажды она решит меня навестить, не правда ли? — Подруга мне подмигнула, и я тоже коротко и почти беззвучно рассмеялась ей в ответ.
— Постараюсь в следующий раз принести бутылку хорошего вина, а не новый букет мировых проблем, — проговорила я. — Но ничего не обещаю.
— Главное, себя приноси, — с чувством произнесла альфа, не сдержавшись и все же крепко обняв меня напоследок. — И Йона. И если с вами захочет увязаться один бесстыдно сексуальный для своих юных лет кардинал, и его тоже бери.
— Тогда на связи? — уточнила я, когда она все же нехотя выпустила меня из своих объятий.
— Конечно, — бодро кивнула Джен и открыла дверцу своей машины. — Не пропадай, Хани. Я уже почти скучаю.
На меня снова нахлынули эмоции, но я кое-как их сдержала, шмыгнув носом уже после того, как она отъехала. Потом обернулась и увидела, что Йон как раз заканчивает разговор с оймахистами. Отчего-то прощаться с ними меня не тянуло. То ли из-за все же пустивших корни разговоров Джен о том, как они бросили нас с моим альфой в самый ответственный момент, то ли из-за взявшейся ниоткуда убежденности, что вот этих ребят я еще увижу неоднократно. Что частично подтвердили слова Йона, когда он все же о чем-то договорился с подпольщиками и после подошел ко мне:
— Гвин дала согласие на то, чтобы желающие покинуть бункер смогли это сделать. Мы перенесем архивы Общества на наши сервера, где Меркурио и остальные смогут продолжать работать с ними. Он хочет создать собственный эксклюзивный ресурс со всей доступной им информацией, а вырученные за подписку деньги пустить на помощь оймахистам и другим носителям метки, если таковые объявятся в ближайшие годы.
— Ты вроде хотел взять его к себе на работу, — напомнила я.
— Это мы тоже будем обсуждать, — подтвердил альфа. — Мне нужны спецы его уровня, а ему пригодятся мои ресурсы для продолжения его собственных исследований касательно нашего прошлого. Меркурио убежден, что где-то в разных частях света могут быть другие… тайные общины носителей, которые, как и оймахисты, прячутся от мира и хранят кусочки… общей мозаики. Теперь, когда мы знаем о первородстве людей наверняка, возникает множество других, более… специфических вопросов.