Альфа и Омега. Книга 3 (СИ) - Сейд Анна

— Церковь всегда умела выбирать друзей, — выразительно отметил отец Евгений.

— Тогда вы знали, — тихо проговорила я. — Знали, что он делает с этими… несчастными детьми. И ничего не сделали, чтобы… остановить это.

— Если их жизнями был оплачен тот божественный дар, что Великий Зверь ниспослал нам через тебя и эти… машины, то, видимо, такова цена его милости, — развел руками священник. — Кто мы такие, чтобы осуждать волю Божества?

— Это не воля… Божества, — почти с ненавистью сплюнула я. — Это воля… таких, как вы. Безумных эгоистичных уродов, уверенных, что весь мир… вращается вокруг них и только… ради них. Где Йон? Что ты… с ним сделал?

— Твой альфа? — уточнил священник, как будто я правда могла спрашивать о каком-то другом Йоне. — О, он здесь, не переживай. Только благодаря ему я смог найти тебя. Если бы он не бросился на сцену защищать этого недоноска и если бы не ваша чудесная связь, как бы я узнал, что ты, дитя мое, так волнующе близко? Как можно вообще отрицать божественный замысел, когда лишь благодаря ему мы с тобой оба оказались сегодня здесь? — Он наклонился, положив ладонь мне на лоб и поглаживая мою кожу большим пальцем. Взгляд его снова стал заботливым и даже немного обеспокоенным. — Ни о чем больше не переживай, милая. Вы оба там, где должны быть, и уже совсем скоро величайшая тайна бытия будет разгадана. Я не знаю, сможете ли вы поприсутствовать на этом прекрасном событии, но если нет — просто знай, что ваша жертва будет не напрасна.

Я не была уверена, что у меня получится сделать это, но я просто не смогла сдержаться — и плюнула ему в лицо. Слюна, как и следовало предположить, просто повисла у меня на губах, но, думаю, все мое отношение к происходящему альфа понял. Потому что нахмурился и покачал головой, словно бы недоумевая, как я могу быть такой грубой, когда он ко мне настроен со всей душой. А потом обернулся и отдернул шторку у себя за спиной, и от увиденного у меня закружилась голова еще сильнее, чем полминуты назад, когда я посмотрела на собственную вскрытую руку.

Йон, который в отличие от меня все еще не пришел в себя, был привязан к койке кожаными ремнями — видимо, даже несмотря на действие лекарств, священники, зная о его силе, решили не рисковать. Его правое предплечье пребывало в том же тошнотворно ужасающем состоянии, что и мое, и теперь я могла проследить, как входившие и выходившие из него трубки в какой-то момент переплетались с моими и все вместе они подсоединялись к большому белому аппарату, гул которого я и услышала почти сразу, как пришла в себя. Судя по всему, внутри наша кровь — или что бы это ни было — смешивалась, очищалась и проходила еще какие-то стадии обработки, прежде чем поступать в верхнюю часть машины — большую стеклянную колбу, по капле наполнявшуюся светлой и как будто даже слегка мерцающей жидкостью. Насчет последнего, впрочем, не уверена — вполне возможно, что в ней просто так преломлялся окружающий электрический свет.

— Вот он — драгоценный плод моих многолетних трудов, — с гордостью произнес отец Евгений, прекрасно зная, на что я смотрю. — Сыворотка, полученная из ваших образцов, способна будет пробудить спящие гены даже у тех, кто уже много поколений назад потерял связь с Великим Зверем. Даже наш святейший Иерарх не верил, что я сумею достичь поставленной цели — не верил до того, как я показал ему эффект сыворотки, полученной от Анни и ее альфы. Да, наши подопытные не смогли вынести силу благодати, что разлилась по их венам, и ярость поглотила их так же, как тех несчастных больных ублюдков, которых иногда отлавливают наши бравые стражи закона. Но образцы Анни были несовершенны — в отличие от ваших с Йоном.

— Почему… почему мы… — Слезы отчаяния и злости жгли мне глаза, но я не могла заплакать. У меня просто не получалось. — Только из-за того, что в тот раз мы пришли к вам? Вы поэтому так на нас зациклились?

— Великий Зверь ничего не делает просто так, дитя мое, — снисходительно отозвался священник. — Ваша с Йоном связь крепче, чем любая из тех, что я успел повидать. Разве не прекрасна сама мысль о том, что вы так сильно любили друг друга именно для того, чтобы ваша магия и ваша сила послужили нашей Церкви и спасли целую расу от вымирания? Бывает ли цель выше, чище и прекраснее? Любить своего альфу и через эту любовь возлюбить не только Великого Зверя, но и весь мир? Омеги почитаемы за количество детенышей, что выходят из их чрева. А ты станешь матерью для целого мира, дитя мое. Прекрасного нового мира, в котором больше не останется греха.

— Вы… убьете нас? — спросила я, чувствуя, как горячие соленые капельки все же прокатились по моей переносице, капая на подушку. Но в тот момент я плакала не о себе и даже не о Йоне — а о том крошечном комочке, что так недолго жил внутри меня, а теперь вместе с нами обоими становился жертвой ради будущего, которого никто из нас никогда не хотел.

— Я боюсь, что иной исход просто невозможен, милая, — как будто действительно с сожалением проговорил альфа. — Мне нужно будет все, что сможет отдать твое тело, чтобы образцов было достаточно для последующего воспроизведения. Но не волнуйся — ты не почувствуешь боли, ты просто скоро заснешь и сама не заметишь, как предстанешь перед Великим Зверем, окруженная сиянием благодати своего исполненного долга. Просто потерпи немного, дитя мое. Я буду поблизости и не оставлю тебя, поэтому ни о чем не беспокойся. — Сказав это, он словно бы для выразительности кивнул, а потом, привлеченный позвавшими его снаружи голосами, вышел за шторку, оставив нас с Йоном одних.

Я не пыталась его остановить. У меня не осталось ровным счетом никаких сил пытаться достучаться до него и объяснить, что в нас с моим мужем не было ровным счетом ничего магического или особенного. И наша смерть будет совершенно напрасной — и такой глупой, что у меня сводило все внутри.

«А какая смерть была бы не глупой, маленькая омега?» — вдруг услышала я знакомый голос у себя в голове и, переведя взгляд на альфу, поняла, что он несмотря на весь ужас своего положения умудряется улыбаться — пусть даже криво и слабо.

«Например, та, в которой мы бы умерли ужасно старыми и обязательно в один день», — отозвалась я, глядя в его черные глаза, которые сейчас казались еще больше на осунувшемся бледном лице.

«Мы… обязательно запланируем это на следующую жизнь, что скажешь?» — предложил Йон. На мгновение мне показалось, что он пошевелил пальцами изувеченной правой руки, словно пытаясь дотянуться до меня, и одно это заставило слезы еще быстрее и горячее политься из моих глаз.

«Не плачь, маленькая, — мягко попросил он. — У меня сердце разрывается, когда ты так плачешь».

«Я… я, кажется, совсем не могу перестать, прости. — Улыбка резала губы, словно остро заточенный нож. — Что… что случилось с Медвежонком? Он в порядке?»

«Я думаю, что да, — помолчав, мысленно ответил Йон, продолжая смотреть мне в глаза. — Когда он сказал то, что хотел сказать, поднялся невероятный шум. Его отец словно обезумел. Он начал… начал кричать на него, обзывать последними словами и в конце концов…»

Он не стал продолжать, но я и так поняла — по выражению его лица и глаз.

«Сказал им, верно?» — с удивительным для меня самой спокойствием спросила я.

«Да, — не стал ходить вокруг да около мой альфа. — Назвал его выродком и подстилкой-омегой, выполняющим поручения своего хозяина».

«Зверь знает что», — мысленно пробормотала я, на несколько мгновений прикрыв глаза.

«Началась нехилая заварушка. Боро-старший бушевал, как торнадо — он совершенно потерял над собой контроль и уже не понимал, что делает и что говорит. От его запаха скрутило почти всех собравшихся кроме…»

«Кроме Медвежонка, — легко догадалась я. — Наш малыш неприкасаемый, его никакие запахи не берут. И весь мир это увидел».

«Мир вообще много чего увидел и услышал сегодня, — крякнул Йон. — Уж точно куда больше, чем планировал, нарезая салатики и собираясь за семейным столом».

«Этот фанатик сказал, что ты бросился на сцену, чтобы защитить его», — вспомнила я.