Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

— Какими же?

— Государь сказал так. Ежели кто пожелает жить на его земле, он обязан будет говорить на его языке, не ставить себя выше других подданных и не вызывать беспорядки. А еще — выучить не менее десятка учеников из русских. Сие будет и в договоре прописано. Жилье, жалованье — все будет. Но и эти условия — тоже.

— А что за договор?

— Так вот…

Поль полез в свой сундучок и вытащил оттуда пергамент.

— Государь мне специально таковой дал. Мало ли что. Мало ли кто.

Мужчины переглянулись. Ни для кого не было секретом, что чем дальше, тем хуже приходилось во Франции гугенотам. И все чаще они думали об отъезде. Но куда?

На острова к пиратам? В колонии к дикарям? Как‑то вот жить хотелось, да и там тоже гугенотов прижимали, не так, так этак. В Англию?

Вот уж благодарствуйте, сами туда отправляйтесь.

А куда еще?

И быстро выяснялось, что ехать‑то особо и некуда. Вдали от моря моряк и рыбак не выживет. А выходы к морю есть далеко не у всех стран, вот и выходит — где можно верить, там нельзя жить.

А тут обнаруживалась страна, в которую можно было уехать.

Море?

Есть. И защита есть. Ну, конечно, турки, не без того, но это — зло неизбежное на любом море. Специально притеснять не будут, так может и поговорить о том можно? Понятное дело, что абы кого не зовут, ну так кому неумехи нужны?

Слух пополз.

И на Русь Поль Мелье отбывал не только с семьей. С ним ехали еще два десятка мастеров, нанятых им на свой страх и риск. Он лично, из своих средств, оставил деньги их семьям, оплатил им проезд…

И надеялся, что правильно понял своего государя. Если умному, серьезному, талантливому человеку надо куда‑то уезжать, так почему не в ту страну, где он принесет пользу?!

— Дуня, радость у нас.

— Да неужто?

Царевна Евдокия смотрела на сестру чуть ли не с ненавистью. Вот ведь… с — стерва! Сумела к братцу прилепиться — и таскается за ним хвостом! Все Алешенька эту гадючку слушает, нет бы старшую сестру спросить, она‑то плохого не посоветовала бы! Она‑то много чего знает! А эта….

Дождалась, при всей Москве ее прокляли! Доигралась!

Говорят, Софья при всех горло Симеону вскрыла и кровь, у него текущую, пила. При всем естном народе!

А что, она такая! Она может!

— Да, радость. Царевну замуж выдаем.

— Ты, что ли, собралась? Али кто из младшеньких?

— Нет. Ты.

— Я!?

Дуня аж ошалела, как услышала. Софья смотрела без особого интереса. Вот ведь… свалил Лешка это на нее, оно и понятно. Какому ж мужчине охота в бабьи дрязги лезть? Тетки вот мигом занятыми сказались… ей бы тоже, да больше некому.

— Царь Картли к тебе сватается. Так что как приедет он через месяц, так сразу же…

— Что!? Картли!? Сонька, ты совсем ума решилась!!!

Гнев у Евдокии вызвало не государство — в географии она не сильна была, дай ей карту — Францию бы от Греции не отличила. Нет.

Важно было другое. Что Ираклий этот уже был женат — да на ком!

На Нарышкиной!

Памятна всем была та история…

Мало того!

Картли!

Где и по — русски никто не говорит! Храмов толком нет!

И — МЕСЯЦ!!!

Да как же за месяц можно хоть что подготовить!? Неужто царевну замуж, ровно чернавку выдавать?!!

Вот что‑то подобное Софья уже и предвидела. Именно потому большая часть приданного уже была готова.

А Дуньке месяца хватит перебеситься и смириться.

И — замуж! Срочно замуж! Без мужиков бабы дуреют и звереют!

Так что…

Минус — фарфоровые вазы числом восемь штук, да сервиз чайный, кои Дунька переколотила в запале. Плюс… ну, плюсом тут избавление от бешеной козы в тереме. А в остальном… подумаешь — истерика и куча высказанных гадостей? Дело‑то житейское. Да и не так Дуня неправа, утверждая, что после ее отъезда Софья вообще всех подомнет. Чего уж там…

Чтобы управлять внешним, надо управлять внутренним. Хочешь строить империю — позаботься о крепком тыле. Вот Софья и позаботится. Ни к чему ей Кремлевский курятник, лучше уж раздать куриц в хорошие руки и вздохнуть. Одной проблемой меньше будет… мелких бы пристроить.

— Ваше величество, позвольте представить. Моя невеста, Элена.

Михаил с сомнением поглядел на пана Собесского. Благо, разговор происходил не в присутствии всех придворных. Нет, тайная аудиенция.

— Рад видеть при дворе такую очаровательную даму. Милая Элена…

— Ваше величество…

Девушка, присевшая в реверансе, была просто очаровательна. Одни большие голубые глаза чего стоили. Наивные, как у котенка. И вся она производила впечатление такой нежной красотки, которую хочется укрыть, защитить… Понятно, что Собесскому понравилось!

— Пани, вы русская…

— Да, ваше величество.

По — польски Элена говорила очень правильно. Чисто, четко выговаривая окончания слов — это и выдавало в ней пока иностранку. Через пару — тройку месяцев никто и не скажет.

— Моя жена тоже русская. Полагаю, вы найдете общие темы…

Мария послала мужу улыбку — и кивнула Элене на маленький балкончик.

— Дорогой, мы чуть подышим свежим воздухом?

— Да, милая.

В последнее время королеву опять начинало подташнивать — и Марфа подозревала, что второго ребенка долго ждать не придется. Но потом точно надо на пару лет сделать перерыв, ни к чему каждый год рожать. Хватит ей маминой судьбы.

Стоило женщинам оказаться на балкончике, как Елена неуловимо изменилась.

— Здрава будь, государыня царевна.

— И тебе здоровья…

— Сестрица твоя, Сонюшка, велела кланяться земно, спрашивала, не требуется ли тебе чего, просила передать, что всегда с тобой родные берега пребудут.

Марфа выдохнула. И широко, весело улыбнулась.

— Так ты одна из Софьиных воспитанниц?

— Да, государыня.

— И как же…

— Мария Собесская, — глаза Елены блестели огоньками, — так уж получилось, прижила внебрачного ребенка от Васьки Голицына. Так она утверждает. А кто уж там на деле был… конюх, али вообще псарь — никому не ведомо.

— И Ян…

— Не желает видеть ни ее, ни ребенка. Мария будет в монастырь пострижена, а дите на воспитание отдано в хорошую семью.

— Не кричала Мария, что ее снасильничали?

— В Дьяково‑то?! Ян попытался было расспросить, но государыня так и отрезала. Мол, они за здоровьем женщины следить должны были, а не за ее нравственностью. Все, что происходило — по доброму согласию было.

— Не рвался он никого убить?

— А кого? Разве что Марию… Царевна ему так и ответствовала, что коли сучка не захочет, так и кобель не вскочит.