Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

Она оставалась неподвижна, пока пытали Хованского, Полоцкого, Долгорукова, пока прижигали их каленым железом, пока вырывали языки. Даже не дернулась перевязать руку, с которой на землю капала кровь, пропитывала поводья, лошадь косилась, прядала ушами, но стояла ровно — казачья выучка. А уж как люди косились… Только когда приговоренные заняли свое место на колах, и процессия двинулась в обратный путь, она позволила себе перевести дыхание и чуть расслабить лицо.

И уже в покоях разревелась, жалко и беспомощно упираясь кулачками в грудь брату.

— Успела, Алешка, едва успела…

Парень гладил ее по волосам.

— Все хорошо, малышка. Все хорошо…

— Что случилось?! Что произошло на площади?!..

Тетки крепко обняли Софью с другой стороны. Девушка всхлипывала, но потом потихоньку замолкла.

— Симеон, сука такая, пытался меня проклясть, — хмуро пояснил Алексей. — А Соня взяла проклятье на себя.

— Соня!!!

— Да не успел он ничего толком сделать, — фыркнула царевна, высвобождаясь из объятий и принимаясь вытирать распухший нос. Истерика схлынула, уступив место привычному ехидству. — Я ему всю малину обломала.

— Но пытался…

— Надо будет за слухами последить. Как бы теперь не пошло, что это я его прокляла, — обеспокоилась Софья.

— А ты проклятья не боишься?

Алексей смотрел на сестру с нежностью. Ведь ради него, только ради него… Тетки были явно в ужасе. Проклятье ж!

— Лешка! Неужели я не рассказывала тебе сказку о великом белом шамане?

Алексей покачал головой.

— А… в далекой жаркой стране жили черные люди. И жил в деревне великий черный шаман. Это как у нас колдун. Все его боялись и все ему подчинялись. А если он хотел покарать человека, он клал тому на порог дохлую змею, и человек умирал через три дня. А потом приехал в эту деревню белый человек. И стал гулять хозяином, делать что пожелает, и даже дал пинка великому черному шаману.

— И что дальше? — Анна поняла, что утешать девушку не требуется, скорее наоборот.

— А дальше великий черный шаман положил белому человеку на порог дохлую змею и стал ждать. А тот не умер. Ни через день, ни через три, ни через месяц. И даже после еще трех дохлых змей — не умер. Поняли тогда глупые люди, что в их деревню приехал великий белый шаман и пришли ему поклониться. Так и сказали — о, великий белый шаман, мы поняли, что ты более могущественный. Ты не поддался колдовству нашего шамана! И сказал, почесав затылок, новоявленный великий белый шаман…

Софья нарочно задержала паузу, поглядывая на брата и теток веселыми глазами.

— И что он сказал?! — не выдержала Татьяна.

— А я и не знал, что на меня порчу наслали!

— Что!?

— А то! Не знал он, что должен помереть, вот и не помер. И чхать ему было на порчу, колдовство и прочую ерунду. Мне — тоже. Пусть Симеон хоть упроклинается, я‑то — не католичка. Но к Ибрагиму надо сходить, руку перевязать. Вреда не будет.

И Софья с самым невинным видом принялась заправлять в косу выбившиеся пряди.

Алексей подумал пару минут. Переглянулся с тетушками. И — захохотал так, что потолок вздрогнул.

— Ну, Соня! Слов нет!

Отражение сестрицы весело подмигнуло ему из зеркала.

— Ванечка!

Феодосия Морозова была взволнована, да еще как! Иван подскочил на месте, только ложка звякнула — он как раз обедал.

— Случилось что, матушка?!

— Да! Сегодня царь наш на казни был…

— Ну да. Хованский, Полоцкий…

Сам Иван не поехал. Он буквально час назад вернулся из Дьяково и собирался через пару часов во дворец. Казнь — казнью, а про поляков забывать не след.

— Полоцкий едва царя не проклял!

— ЧТО!?

Ивана аж подбросило. Нет, вот ведь тварь!

— КАК!?

— Его когда на помост возвели, он начала проклинать, такое говорил, ужасы пророчил, кричал, что Русь погибнет в огне и водах. Ежели за Романовыми пойдет…

— И!?

— Твоя Соня на помост взлетела, да на себя проклятье и приняла.

— Она жива? Цела?

— Говорят, что она себе вену вскрыла и кровь пила. И что ее клятву небеса приняли…

Иван молча отбросил в сторону ложку.

— Мне надо во дворец.

— Я уже приказала коня оседлать.

— Спасибо, мам…

Иван вылетел из столовой. Феодосия только головой ему вслед покачала. Да уж, любит ее мальчик царевну, это видно. И… пусть она себе такой невестки и не хотела бы, но верность и сообразительность Софьи, ее преданность вызывали уважение.

Она ведь ради брата на такое пошла.

А ради любимого мужа и детей?

Иван влетел в Кремль, едва не снеся по дороге ворота.

Ну, Соня!!!

О ее любви к брату он отлично знал, но чтобы ТАК!? Кем она себя возомнила!?

Убью!!!

В покои его пропустили беспрекословно. Еще бы! Свой, почти родной, почти Романов. Даже Софьины девушки не подумали заступить ему дорогу.

Иван влетел в светелку как серфингист — на гребне волны праведного гнева.

— Соня!!!

— Ванечка?! Что слу…

Договорить Софья не успела. Ее вздернули со стула, встряхнули и заорали едва не в ухо.

— Безмозглая девчонка!!! Ты хоть понимаешь, что творишь!? Я чуть со страху не сдох!!!

— Да что случилось!?

— Что!? А кто сегодня перед всем народом вены на себе резал!?

Софья покосилась на забинтованную ладонь.

— А… э…

Иван крепко стиснул ее, прижал к себе.

— Сонечка… любимая моя… родная, я так за тебя испугался…

И что оставалось делать царевне? Только поднять забинтованную руку и коснуться лица мужчины.

— Ванечка… все хорошо.

А в следующий миг ее еще крепче сжали в объятиях — и поцеловали. После чего единственной связной мыслью у Софьи осталось — и где научился?!

В себя они пришли не скоро, минут через пятнадцать. Соня обнаружила себя на руках у Ивана, а самого Ивана сидящим на лавке около окна.

— Сонюшка, родная моя… любимая…

И что было отвечать?

Соня прислушалась к себе. Любит ли она Ивана?

Да, определенно.

Любит ли Иван ее? Тоже — да.

И что им теперь делать?

— Ты за меня замуж пойдешь? Алексей разрешит, я знаю…

Софья тряхнула головой.

— Ванечка, ты не торопишься ли?

— Нет, Сонюшка. Я еще медлю слишком…

— Ванечка, — Соня смотрела серьезно. — А ты понимаешь, что боярыней Морозовой я никогда не буду? Я всегда сначала останусь Софьей Романовой. И интересы брата и государства для меня будут на первом месте. Детей рожу, но Алешку не брошу. И его делами заниматься не перестану.

— И не надобно. Думаешь, мама рада будет, коли ее отстранить?

Софья вспомнила боярыню Феодосию. Нет, определенно не рада.