Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На русском Севере мужчины, вероятно, балахоны носили отнюдь не всюду. Их одежда здесь: “кафтан, полукафтан и шубы обыкновенного покроя”. В Холмогорском уезде наблюдатель фиксирует лишь кафтан[1787]. В Онежском у. “убогие крестьяне носят летом полукафтаны крашенныя и холщевыя, а зимою – шерстяныя домашнего своего рукоделия”[1788]. Возможно, это и были балахоны. Правда, по Архангельскому уезду также отмечены кафтаны и полукафтаны[1789]. “Холстинные балахоны” отмечены автором топографического описания Шенкурского уезда[1790] и в Олонецкой губернии, где балахоны шили “из холста, нарочно для сего употребления вытканного”[1791]. Не исключено, что полукафтаны – это “фуфайки”, о которых писал И.Г. Георги (“имеют фуфайки или длинные камзолы, с пуговицами, суконные”)[1792].
Лапоть знай лаптя, а сапог сапогаЯрким, бросающимся в глаза стороннему наблюдателю элементом мужской одежды была обувь. В записках английского путешественника У. Кокса (1778 год), оставившего путевые впечатления по маршрутам Тверь – Торжок – Вышний Волочек – Новгород и маршруту Москва – Смоленск, читаем следующее: “По наружности новгородских крестьян… особенно удивила с первого взгляда толщина их ног”. “Я, вероятно, пришел бы к заключению, что у них какия-то необыкновенныя ноги, если бы много раз не присутствовал при их туалетах. Помимо двух пар шерстяных чулок (дело было, видимо, зимою, – Л.М.), они укутывают ноги суконными и холщевыми онучами, в несколько аршин длиною и на всю эту массу тряпья натягивают еще иногда громаднейшие сапоги”[1793]. Путешественник наблюдал крестьянство, живущее на важнейшей дороге из Петербурга в Москву, где достаток крестьян был существенно выше, чем у основного населения. Поэтому более типична ситуация с обувью, отмеченная современником для Владимирской губернии: “Обувь у крестьян обыкновенная: онучи – то же серое сукно длиною аршина в три (то есть более 2-х метров узкая полоса ткани, – Л.М.), кое начинают увивать с пальцев ножных по самое колено, а после, надев лапоть, веревками онаго (то есть от лаптя идущими, – Л.М.) укрепляют сие обернутое около ноги сукно”[1794]. В летнюю пору в ходу были белые холщевые онучи. Зимою же на ноги навивали и те, и другие, то есть поверх холщевых еще и шерстяные. Описывая южные однодворческие селения, где крестьяне “удержали без всякой перемены великорусскую одежду”, И.А. Гильденштедт подчеркивает, что поселяне “вместо сапог носят лапти”, а “ноги они обвертывают толстыми шерстяными тряпками”[1795]. В другом конце России, в западнорусских землях “около Жукопы и Двины (запад Осташковского у., – Л.М.) носят шерстяные оборы, то есть онучи, белые, обвитые до половины ноги черными ремнями”[1796], а на ногах те же лапти. В Старицком у. современник также отметил “лапти плетеные дома и онучи из домашней шерсти”[1797].
Лапти на Руси доставались крестьянину путем затрат большого труда, времени и постоянной заботы. Вот что писал об этом в конце XVIII в. академик И. Лепехин: “Для каждой пары лаптей потребны две толстыя лутош-ки (липовые стволы или заготовки, – Л.М.), а мелких 3 и 4 надобно. В зимнюю пору мужик проносит лапти 10 дней, а в рабочую летнюю пору и в 4 дни истопчет. И так ему потребно в год по крайней мере 30 пар, на которые, взяв среднее число, до 130 лутошек потребно. Каждый отпрыск лутошки на влажных местах не прежде 3-х лет может быть годным для драния лык, а по крепкой земле еще более требует времени: почему липняк завсегда вдвое уменьшается против приросту”[1798]. К концу XVIII в. запасы липовых порослей резко уменьшились: “уже не около двора своего дерут лыки, но иногда верст за 10 и далее принуждены бывают ходить”[1799]. Поэтому в XVIII в. все больше на лапти идет лыко от вяза. Тонкое лыко последних сделало лапти более изящными, а в XIX в. появились сделанные из них праздничные лапти (особенно женские). В конце XVIII в. И. Георги уже вязовое лыко ставит на первое место, говоря о “лаптях, делаемых из древесной коры вяза, липы и подплетаемых пенькою сученою”[1800]. Гильденштедт также пишет, что “носят лапти, которые делают из вязового и липового лыка”[1801]. Лишь в описании Можайского у. отмечено, что крестьяне носят “лапти, плетеные из молодой липовой коры”[1802].
На одного мужика, по данным И.И. Лепехина, в год нужно было от 50 до 60 пар лаптей. Резкое сокращение липовых лесов еще в XVIII в. привело к тому, что крестьяне в конечном счете для изготовления лаптей пускали в ход кору лозы, ивняка, бредины, а на севере лапти и вовсе делали из бересты. Итак, на семью в 4 человека иногда требовалось до 150 пар лаптей (на сумму, примерно, в 1,5–2,5 руб.)[1803]. Разумеется, на изготовление столь большого количества лыкового плетения необходима была затрата большого рабочего времени. Однако “свое” время не шло ни в какое сравнение с той суммой денег, которая необходима была бы для покупки кожаной обуви. Для покупки сапог себе крестьянин должен был продать четверть собранного хлеба, а для приобретения сапог жене и детям – еще две четверти (см. рис. 24).
Купил сапоги, да не избыл босотыСапоги, в частности, шили из кожи, выделанной на дегте или ворванном сале. Длинные, выше колен голенища оставались сыромятными. Это была довольно громоздкая, но прочная обувь. Сапоги, как мужские, так и женские, часто подбивались железными или медными скобами. Не менее распространенными были мужские кожаные коты, представляющие собой “род полусапогов без голенищей”[1804]. И.Г. Георги называет их большими башмаками “без клюшей и пряжек”[1805]. В некоторых регионах коты были мужской верхней обувью типа калош, обуваемых сверх сапог или бахил. В северных районах бахилы были суконной обувью, по типу котов. Иногда бахилами называли тяжелые рабочие кожаные сапоги. Еще одна разновидность кожаной обуви – упоки (мужские сапоги грубой работы с сыромятными, видимо, короткими голенищами). Кроме Севера и Северо-Запада упоки встречались и на северо-западе Тверской губ.[1806] В Плесском у. Костромской губ. мужчины носили “зимой валеные из шерсти упоки”[1807]. В целом же кожаная обувь была редкостью, дорогим удовольствием. Наблюдатель по Старицкому у. четко определил, что крестьяне