Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Встретились мы с Эммой только через год, в 1953 году, в Деребчине. Я вернулся из практики в Горьком, где на знаменитом Сормовском заводе мы сваривали корпуса подводных лодок, надеюсь написать еще об этом. К тому времени я уже был опытным сварщиком, и сразу же пошел на завод зарабатывать. Моя смена была с шести утра до 14 часов. Жарища стояла неимоверная, из-под маски горячий пот с шипением охлаждал металл сварного шва. Под своими брезентовыми доспехами я к 14 часам обезвоживался до состояния воблы. По пути домой я смывал с себя грязь и пот в пруду, затем в буфете, который держал Янкель, вливал в обезвоженный организм кружку пива. Дома переодевался и спешил на свидание обратно на завод. Бродили мы вдвоем по вечернему и ночному Деребчину и по парку. Смотреть, кроме луны, было особенно не на что, но нам было хорошо вдвоем. Я разливался соловьем, пересказывая сюжеты фантастики Уэллса, которым тогда был увлечен. Моя спутница внимательно слушала, с округлившимися глазами, положив мою руку себе на поясницу, – конечно, чтобы не замерзла спина. Прощались мы как юные пионеры – за ручку на крыльце у тети Ядзи. Возвращался я домой уже во втором часу ночи. Где-то около четырех наглый будильник поднимал меня для новых трудовых подвигов, и все начиналось сначала.

Через неделю такой жизни в Деребчине наметилось большое культурное событие: спектакль, уже не помню, в чьей постановке. Весь молодежный бомонд с нетерпением ожидал этого события. Я же малодушно уклонился от культурного мероприятия: сидя в зале, я бы немедленно уснул. Эмма немного обиделась, но простила меня.

Тогда же я поближе познакомился с отцом Эммы – Федором Савельевичем, который приехал за ней на грузовике в Деребчин. Федор Савельевич – директор Брацлавского детдома – мощный, энергичный, широко щедрый, симпатичный мужик. Немного выдающийся живот большого любителя пива не портил его, а только придавал некую царственность фигуре и осанке. Славка Яковлев с округлившимися от уважения глазами рассказывал мне о ФС: "Он купил сразу целый ящик пива!!!". В соревнованиях по силе руки (кажется, это называется армрестлинг) ФС шутя всех "пережимал". Во мне он встретил достойного противника, и борьба велась с переменным успехом. Малявка очень "болела" и переживала на наших ристалищах: Кажется, она не знала точно за кого ей следует болеть…

Очередное наше свидание состоялось уже традиционно через год. Встретились мы в 1954 году в Киеве. Я уже кончил институт и готовился отбыть на трудовой пост. Эмма окончила школу с медалью, перед ней были открыты двери любого вуза. Сначала был взят курс на юридический факультет университета, туда были поданы документы и уже "пройдено" собеседование с деканом (проректором?). В вестибюле некий юноша с горящими глазами, уже оканчивающий юрфак университета, пожалел цветущую юность моей спутницы и обратился к ней с пламенной речью:

– Девушка! Зачем вы сюда поступаете? Зачем вам, такой молодой и красивой, гробить свою жизнь, работая с отбросами общества, разными подонками? Это совсем не женская работа! Разве вы не можете стать врачом, педагогом, да кем угодно, только не "разгребателем" этой грязи???

Свои откровения юноша продолжил уже в сквере университета, где нас ожидал Федор Савельевич. Говорил он много, убежденно и со знанием дела. И ФС, и я были с ним вполне согласны. Эмма заколебалась. По-видимому, были и еще какие-то предостережения о вредности профессии юриста, исходящие от авторитетных людей из Брацлава.

Документы из университета были изъяты, Эмма с отцом отправились в сельхозакадемию в Голосеево, чтобы поступить туда на лесной факультет. Я по неотложной необходимости уехал к себе в институт.

Прощались мы уже вечером на Киевском вокзале. Прощание это получилось опять не совсем корректным, что-ли. Мне показалось, что Эмма разговаривает с отцом капризно и грубо. Этот большой человек ее безмерно любил и во всем потакал, только уговаривая, как малого ребенка. Мне, выросшему без отца, это показалось несправедливым, и я на полном серьезе отчитал уже не бывшую малявку, а вполне взрослую девушку. Она – закусила губу. Так мы и расстались, казалось – навсегда. Кажется, и сиреневый туман над тамбуром был в наличии…

От малых причин бывают весьма важные

последствия; так, отгрызение заусенца

причинило моему знакомому рак.

Окончив повествование о "девушках" в 1954 году, требуется вернуться к "самолетам" 1953 года. Я ведь пишу не дневник, а биографию и мне удобно, кроме временнЫх, соблюдать некие тематические связи.

Весной 1953 года умер Сталин. Его смерть потрясла не только СССР, но и многих во всем мире. И теперь не могу равнодушно слушать "Грезы" Шумана: их тогда непрерывно передавали по радио. Многие, в том числе – я, плакали. Вся наша жизнь была связана с его именем. Совсем недавно кончилась Великая Война, с ее неисчислимыми жертвами и страданиями. Как обещал Сталин еще в 1941-м – мы победили. Выступлений Сталина по радио во время войны все ожидали, как голоса божьего: что говорил Сталин в своих коротких ясных речах, – всегда сбывалось. Только-только кончилась война, начала восставать из руин страна, налаживаться жизнь… Об этом времени по-пушкински емко скажет Владимир Высоцкий: "Было время – и цены снижали…". И вот – смерть. "Что же будет с Родиной и с нами?". Многие наши студенты уехали в Москву на похороны. Я не поехал только потому, что в это время болел жестокой ангиной с высокой температурой.

Вскоре всё, на наш малосведущий взгляд, возвращается в привычную колею. Ну, умер один человек, очень великий и суровый, но ведь – один. А мы, марксисты-ленинцы, знаем, что только массы движут историю… Из скупых газетных сообщений, за которыми мы не особенно следим, узнаем, что кого-то освободили, кого-то арестовали, но это там наверху. Идет "перетряхивание" Божественного Олимпа. Чуть позже узнаём, что такие большие люди как Молотов, Ворошилов, Каганович, – замышляли что-то нехорошее против Самой Партии. В СССР появляется человек с самой длинной фамилией – "Ипримкнувшийкнимшепилов". Расстрелян монстр Берия. На Украине арестован министр госбезопасности Мешик. Его родная племянница Нинель Мешик, скромная девчушка из химфака (?), жила в одной комнате с Полей Трахт, и мы хорошо знакомы. Она ходит убитая горем и замкнутая больше обычного. На всякие вопросы отвечает только: "Я ничего не знаю!". Мы тоже ничего не знаем, но с оптимизмом невежества считаем, что все будет хорошо…

После 19 съезда КПСС в 1952 году и последующего Пленума ЦК КПСС нам, непосвященным, были непонятны произошедшие изменения в высших органах нашей "руководящей и направляющей". Казалось: какая разница – Политбюро или Президиум ЦК? Сталин попросил отставку с поста Секретаря ЦК, оставаясь Главой государства в качестве Председателя Совета Министров СССР. Ничего ведь не менялось: Сталин был и оставался главой государства. Но высшие партийные бонзы все поняли, их обуял смертельный страх: Сталин "отставлял" партию не только от себя, но и от непосредственного командования жизнью страны. Весь многочисленный партийный аппарат, особенно разросшийся после войны, командовавший всем и ни за что не отвечавший, – оставался не у дел, отрывался от сладкой кормушки. Партии верили потому, что там был Сталин. Если по-настоящему выполнить старый лозунг "Вся власть Советам", то обнажается никчемность и паразитизм КПСС (конечно, я имею в виду только бюрократический аппарат "профессионалов" КПСС, а не рядовых трудящихся – коммунистов, которые беззаветно трудились у станков, на полях и полигонах).