Каюсь - Полина Раевская

От этой какой-то брезгливости становится очень плохо, и я вновь не думая, спрашиваю, не скрывая горечи:

-Так и будешь шарахаться от меня, словно я прокаженная?

-Я, по-моему, достаточно ясно выразился – все разговоры ПОТОМ! – процедил он.

-Да не могу я ждать эти твои потом!- вспылила я.

-А ты учись, может, начнешь головой думать прежде, чем что-то сделать.

Я не стала ничего отвечать, отвернулась к окну и стала учится ждать долбаное «потом». А ждать пришлось долго. Сначала мы поехали за шаурмой и еще кучей другой еды, потом сняли номер в гостинице. Позавтракав, Гладышев сразу же лег и уснул, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Мне оставалось только диву даваться, как у него так получается, словно на кнопку бацнул и вырубился. У меня же, несмотря на вторую бессонную ночь, сна не было ни в одном глазу, все внутри кипело от переизбытка разнообразных эмоций.

Последующие несколько часов я нарезала круги по комнате, потом позвонила тете Кати, чтобы она выяснила у бабушки, в каком санатории мама. А потом сидела и охраняла сон моего Зануды, вглядываясь с нежностью в столь любимое мной лицо, хотя и так каждую черточку помнила наизусть. Проснулся Гладышев уже под вечер и то, потому что у него зазвонил телефон.

И когда он ответил на звонок, я открыла для себя особенную ипостась этого мужчины. Я увидела его в роли отца, и настолько меня поразило его преображение, что внутри заболело от тоски и какой-то дикой зависти. Ибо больше всего на свете я хотела, чтобы он так же смягчался, стоило ему услышать мой голос, так же загорались его глаза нежностью и заботой, так же расцветала на губах улыбка, просто потому что я его радость, его сокровище. Все, чем он живет и дышит.

Конечно, теперь я понимала, что и я не на последнем месте в его жизни, и что-то все же он ко мне испытывает, вот только однозначно, беда я на его голову, а никакая не радость. Но разговор отца с дочерью вмиг отрывает меня от этих размышлений. Знаю, что подслушивать не хорошо, но уж больно любопытно, тем более, что передо мной разворачивалась занимательная картина-оправдывающийся папа-Гладышев. После пары минут наблюдений данного Марлезона, я поняла, что через чур погорячилась, защищая Олесь Олеговну. Эта девица была капризной, избалованной, а никак не всеми забытой и заброшенной. Голодный должен быть рад любому куску хлеба, а не требовать великолепный стол с определенным меню. Так что ни черта эта принцесска не обделена вниманием, она им закормлена.

С Олегом, когда он закончил разговор, я своими мыслями, естественно, делиться не стала. Он и без того хорошим настроением не отличался, и вряд ли потерпит что-то нелестное в адрес своей доченьки. Но для себя я выводы сделала, а также поняла, что серьезно напрягла Гладышева, поставила в сложное положение, поэтому решила, что долгожданное «потом» настало, и можно принимать коленопреклоненную позу.

-Извини, что так вышло, и тебе пришлось сорваться посреди ночи!- начала я осторожно, когда он закончил разговор и начал одеваться.

-За что конкретно ты извиняешься? – спрашивает он в ответ, не глядя на меня. От этого вопроса я смутилась.

-За все. - ответила тихо. Гладышев хмыкнул, задевая своей горькой усмешкой за живое, и продолжил неторопливо одеваться.

-Если не можешь меня простить, зачем приехал?- не выдержав его игнор, воскликнула я.

-Я еще раз повторяю, мне есть за что конкретно тебя прощать?-медленно, с расстановкой произнес он так, что мне стало страшно. Я невольно отступила и замотала головой. Он же подошел ближе и коснулся моей щеки, пугая еще больше, а после прошептал, - Запомни, я не Иисус, чтобы прощать и подставлять вторую щеку. Я живу по принципу « око за око», поэтому не проси у меня прощение Чайка, если тебе есть в чем каяться, лучше сразу исчезни! А приехал я потому, что ты без царя в башке и твои родственнички натуральные дебилы и пофигисты, что крайне плохо может закончиться.

Пока он все это говорил, я забыла, как дышать. Сердце колотилось, как бешенное. Столько угрозы было в ветхозаветных словах, что стало не по себе.

-Не оскорбляй моих родных,- едва слышно выдавила я из себя.

- Какие они тебе родные, Чайка? – пренебрежительно бросил он, отходя - С такими родными и врагов не надо.

Это было больно, но мне нечего возразить, кроме известной всем банальщины.

-Мы не выбираем родственников.

-Не выбираем. Но только мы решаем родниться с ними или нет. Зачем ты помчалась сюда, Чайка? – сурово спросил Гладышев.

Он был зол, очень зол, несмотря на внешнее спокойствие. И я боялась его такого, а потому терялась и не могла понять, что нужно сказать сейчас.

-Разве могла иначе? Я должна была приехать, мама в таком положение,- потупив взгляд, прошептала я.

-Ни хрена ты им не должна! Это они должны были! Потому что три великовозрастные идиотки, наломавшие дров! – едва сдерживаясь, процедил он, но я все равно вздрогнула и задрожала, а он продолжил бушевать, - Наломали, а теперь решили свесить всю ответственность на тебя? Лихо они придумали! Вообще молодцы - тетки. Медальку за изворотливость, дурам! Но бабка твоя –это просто апофеоз всей этой психбольницы! Как можно выгнать восемнадцатилетнюю девчонку из дома из-за такой ерунды? У нее что, старческий маразм?

Я покачала головой, не в силах что-либо сказать. Слезы жгли глаза, а обида и боль, которые я до этого глушила, вырвались наружу. И я вновь заплакала, Гладышев же замолчал. Я услышала его тяжелый вздох, а потом оказалась в его крепких объятиях и зарыдала, выплакивая все то, что разъедало меня изнутри. Все свое напряжение, обиду, усталость.

-Ну, все-все, малыш, прости! Не хотел я, - начал он успокаивать меня, но я не дала ему высказаться.

-Почему люди такие злые? –перебила, всхлипывая и заикаясь.

-Потому что жизнь тяжелая штука, малыш. Очень нелегко оставаться человеком во всем этом дерьме. –мягко ответил он, едва сдерживая улыбку от моего этого детского крика души.

-Это не оправдание.- возразила я, качая головой, вытирая слезы.

-А я и не оправдываю, Чайка. Просто констатирую факт. В мире, где приходится выживать, состраданию места нет. А мир человеческий – он хлеще животного. Более жестокий, изощренный, коварный. Тут либо ты – хищник, либо-жертва, третьего не дано.- резюмировал Олег невесело.

-Но ведь не до такой же степени, что даже телефон никто не в состояние дать! Какой-то чертов телефон!- поражалась я.

-Это еще цветочки, Чайка. Самое веселое впереди. Нет предела уродству людей, поэтому надо полагаться всегда только на себя. А для этого надо думать. Как говорится: жизнь – это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует. Так что не надо все воспринимать сердцем, малыш, оно нежное, хрупкое. Его беречь надо, а не эксплуатировать по любому поводу. – наставлял он, укачивая меня в объятиях.

-Не умею я, не получается.

-Надо учиться, иначе насильно заставят обстоятельства, а это больно.- задумчиво произнес он. И на этом разговор исчерпал себя, Олег погрузился в свои мысли, а я в негу. Было так уютно и тепло, что меня начало клонить в сон. Кажется, мой организм почувствовал, что теперь можно расслабиться. Но Гладышев не позволил мне этого сделать.

-Так, ладно, хорош разводить болтологию. Ты езжай сейчас к матери, давно пора поговорить. Будем надеяться, что с головой она дружит. Я пока договорюсь, чтобы ее на недели перевезли в центр восстановления в Новосибирске. Там клиника есть очень хорошая. И домой поедим, мне завтра надо в Москве быть, -набросал он план и направился к телефону, чтобы претворять свои слова в жизнь.

-Так время –то уже! Кто меня в санаторий пустит?- спохватилась я.

-О, Чайка, всему тебя учить надо! Пару сотен там, пару сотен тут и тебе райские врата откроют, не то, что какого-то санатория.

-Фу, ты ужасный циник!

-Я-реалист! И всем рекомендую данную позицию, тебе в особенности. –отчеканил он.

-Кстати, о деньгах! Надо же карты заблокировать, и в полицию позвонить, - с досадой поморщилась я, только сейчас вспомнив об этом. Вот дура –то, господи! Меньше всего мне хотелось, чтобы какие-то уроды воспользовались моими деньгами.

-Ну, ты молодец, очнулась. Если бы я их не заблокировал, как только ты мне позвонила, аля улю моим денежкам. С таким легкомыслием пустишь по миру Олеженьку. –проворчал он, в который раз поражая меня своей продуманностью. С таким мужчиной реально, как за каменной стеной. Все предусмотрел и сделал.

-Что-то я очень сомневаюсь. – скептически произнесла я, но тут же повинилась, – Прости, пожалуйста. Сама не знаю, как вышло. Вообще не заметила никого. Сейчас заявление напишу, может, найдут их.

-Ага, непременно. Наша полиция в стрип-баре пару сисек не отыщет, а ты хочешь… К ним обращаться – лишний геморр себе наживать. Много у тебя налички было?- иронизирует он, вызывая у меня смех своими сравнениями.

- Не очень. Тысяч десять, - прикинула я мысленно, и тут же удивилась. Как, однако, все быстро меняется. Еще недавно эти десять тысяч были для меня внушительной суммой, а теперь – не очень много.