Справедливость силы - Юрий Власов

Искусство владеть будущим.

Вести поисковые тренировки в зиму 1963 года было опрометчивостью. Слишком много я их уже принял, потому и сорвался весной, не переварив. Точнее, я подавился ими. Надо было дать организму время на усвоение, а я все торопился.

Следовало переключиться на облегченные тренировки. Они обеспечили бы несравненно больший прирост силы, и самое важное – скрепили бы здоровье. Я чересчур давно изнурялся работой на износ. Прок от очередного поиска был сомнителен – теперь это очевидно, а тогда… Тогда сама мысль о смягчении тренировок казалась изменой заветам силы. Я проявлял ограниченность фанатизма и упрямство недостаточной опытности, я бы даже сказал, зрелости. До таких тренировок надо дорасти не только силой…

Искусство владеть будущим. Я страшился упустить будущее. Я искал силу в усталости, разваливал себя.

Эта цель – 600 кг! Пробиться, искать, не отступать. Трезво оценить обстановку я не мог. Я заложил в природу работы самую серьезную ошибку. Она давала знать о себе многие годы…

В этой горячечной игре за результат я допускал спад в тренировках лишь за чертой 600 кг. Думаю, и это был самообман. Я погнал бы себя на новый результат. Ведь без движения спорт – своего рода продажа себя. Это было моим убеждением. Я мог изменяться, брать силу – следовательно, управлять движением. Задушенность нагрузками я преодолевал частым "дыханием", "учащением дыхания", но не снижением ритма и объема работы. Ведь к моменту моего ухода из спорта основная часть пути до 600 кг была пройдена: от официального мирового рекорда в сумме троеборья 512,5 до 580 кг – последнего моего рекорда в сумме. Главная сила взята в тренировках. Пусть в жадности, недостатке отдыха, но взята.

Искусство владеть будущим.

Усталость снова начала кренить меня. Я снова западал в грозную перетренировку. И без того я не выскребывался из нее уже второй год, однако старательно навешивал новую усталость. Следовало удивляться стойкости организма. Я был по-звериному живуч. Ну а как иначе достать такую силу?!

Нервное истощение держалось цепко. Писать о его проявлениях нет нужды – это болезнь, пусть временная, функционального характера. Но дни были настолько огненно-злыми, что я мучительно-натужно переваливал через каждый. Не жил, а, казалось, сдвигал огромную колоду, которая заслоняла свет и воздух.

Чтобы устоять, жить и снова собирать тренировки, я сложил девиз: "Я отвергаю и не принимаю все правила! Я подчиняю мироздание и все его процессы своей воле! Я изменяю неизменяемое! Мой организм подчиняется только моим законам! Высший судья – моя воля!"

Опять я топтал себя. Опять взводил волю и все взваливал на волю.

Я повторял эти слова дни и ночи: стать выше всех сомнений и слабостей, выжечь в себе цели – и служить им, даже если сотру себя, очень быстро сотру себя…

Отрешенные идут по этому пути. "На этом пути,– говорят они,– белое, синее, желтое, зеленое, красное… Этот путь найден, по нему идет знаток, добротворец, состоящий из жара…"

Да, труд на этих кругах постижения силы (во всем многообразии ее понимания) – жар! Белое, зеленое…– вехи знаний, достоинство опыта. И отрешенные – те, кто выдерживает направление только на цель, поклоняется лишь справедливости и с каждым шагом теряет страх…

Правы философы: ничто сколь-нибудь значительное в мире не совершается без страсти.

Вопреки всей усталости, ошибкам сила созревала. Я носил ее, слышал ее. Поил ею мышцы.

Счастливы ищущие!

Новые тренировочные результаты лишали всякой убедительности доводы моего тренера Богдасарова в пользу более спокойных тренировок, а он постоянно предлагал мне снизить объем работы, привести себя в порядок, беречь себя. Богдасаров был, конечно, прав.

Я люблю гордость большой силы. Те из ее хозяев, которых я знал или о которых читал – их уже не было,– отличались достоинством и гордостью. Всем присуща была общая черта –органическая несовместимость с угодничеством, кроме разве некоторых. В настоящей силе это сразу просвечивает. Это как бы ее душа.

…Я обычно обходился без утренних зарядок, да и настоящие длительные прогулки редко позволял себе: время забирали работа над рукописями, книги и тренировки. Я вообще крайне редко отдыхал. Пренебрегал отдыхом, считая его недопустимой роскошью. Я так понимал: мне отпущено очень мало времени. Сила во мне ненадолго, а спорт обеспечивает мое учение в литературе. И я гнал… с юношеских лет до последних подходов к штанге в большом спорте. Однако на этом гонка не кончилась и отдых не приблизился… И я снова гнал…

Такой режим жизни я считаю серьезным упущением для силы. Я никогда не был только атлетом. Никогда мои мышцы, мозг и тело не служили только силе. Я рвался в будущее, которое не представлял себе без литературы, а настоящее рассматривал лишь как одно из средств продвижения к цели. И топтал настоящее… Попутно с литературой я занимался историей, и в основном по источникам. Впрочем, какое это занятие! Это без преувеличения – страсть. История, как и память, оживляет прошлое, простирая его в будущее.

Глава 166.

И все же хроническая утомленность при необходимости круто увеличить результат к будущему чемпионату мира вынудила нас с тренером произвести изменения даже в тренировочных средствах. Великая гонка называла новые цифры. Неспособные обратить их в силу мышц отпадали. Отчасти в этом и скрывалась причина поиска новых приемов тренировки. Изучение ее других направлений. Найти, раскопать силу…

Мы основательно сократили набор упражнений, но это не являлось уступкой. Наоборот, это позволяло увеличить нагрузку на главные мышцы. Так или иначе, упражнения из сокращенного набора заменяли почти все упражнения по совокупному воздействию на организм. Тренировка стала более поджатой, как бы менее неряшливой. Кроме того, мы отказались от координационно сложных упражнений. Вообще свели к наименьшему все то, что вызывает напряжение внимания и, таким образом, дополнительный нервный расход. Усталь физическая устраняется нехитро, нервная – долго, болезненно и прихотливо. А тренировки в пятнадцать-тридцать тонн за четыре часа работы при высокой интенсивности потрясали организм. Ведь мы не пользовались восстановителями, а жили и тренировались в обычных городских условиях на обычном питании. Господи, эти очереди! За всем – очереди!

По-прежнему мы мало "зубрили" технические элементы, что тоже высвобождало время, а дополнительное время – это опять-таки увеличение объема силовой работы. Да, сила! Только она подчиняет победы!

Гибкость и скорость – качества возрастные. При всем голоде на время мы ввели много упражнений на гибкость и поддержание скоростной реакции. О гибкости мы никогда не забывали еще и потому, что она сберегала суставы. Работа с предельными тяжестями предполагает крайние из допустимых растяжений суставных связок, нагрузку на узлы связок, головки мышц. Не всегда классические упражнения классически удавались на соревнованиях: тогда суставы оказывались в критических режимах – их подготовленность и уберегала от травм, не говоря уж о том, что гибкость сама по себе выигрыш в силе (глубже сед, глубже "разножка" и т. д.).