Порок - Илья Райх

– Встать!

Евгений медленно встал.

– Ей нужна помощь! Она ранена!

Здоровяк только усмехнулся и направил пистолет на истекающую кровью Гузель Фаритовну. Раздался выстрел. Евгения обрызгало кровью, он стал похож на краснокожего индейца.

– Что! Что ты сделал?! Зачем?! – закричал Евгений, воочию завидев простреленную голову женщины, которая еще полсекунды назад служила олицетворением женского притяжения. Евгений отвернулся, но без чувства отвращения.

– Одной шалавой стало меньше, – произнес здоровяк.

В следующее мгновение что-то тупое и тяжелое оглушило Евгения. Но одновременно с ударом со дна памяти всплыл факт – такой же силы удар по голове он получил в момент, когда боролся с Жанной в ванне…

Глава семнадцатая

Агер Агишевич неторопливо поднимался по темным лестничным закоулкам региональной прокуратуры. Время было поздним, свет уже отсутствовал на лестничных пролетах, только длинные коридоры освещались в полной мере, указывая путь редким засидевшимся работникам прокуратуры и поздним посетителям, одним из них и являлся отставной полковник. Он поднялся на нужный ему этаж, ламповый свет коридора показался ему чересчур резким, он прищурил глаза. Подошел к двери приемной, открыл ее, – секретарь отсутствовал, – прошел дальше и после стука во внутреннюю дверь кабинета вошел:

– Радислав Генрович!

– О! Приятно видеть старого лиса – грозу преступного мира города.

– Это уже в далеком прошлом.

Они обнялись. Присели за совещательный стол друг против друга.

– Что привело заслуженного пенсионера к прокурору?

– Да так, одна небольшая информация, которая может заинтересовать тебя.

– Я заинтригован, Агер! Говори! Хотя, может, для начала по стопке коньяка?

– Не откажусь!

Евгений очнулся, открыл глаза, но тьма не исчезла. Он сообразил, что находится глубоко под землей, если не в могиле, то в каком-то подвале с пропитанным сыростью воздухом. Поднял голову, пошевелил руками, режущая боль пронзила руки. Впервые он ощутил болезненную стесненность рук от наручников, – не предполагал, что они настолько дискомфортны. Попытался пошевелить ногами, но не смог, они были плотно зафиксированы. Евгений лежал не на полу, а на гладкой металлической поверхности. Он попал в плен. Вспомнил последние мгновения на свободе, здоровяка, удар по голове, Гузель Фаритовну, ее халат, кровь… Душевная боль утраты разбередила рану на затылке, голова зудела, раскалывалась.

Металлический лязг раздался в углу комнаты, дверь медленно отворилась, Евгений приподнял голову, резкий поток света, поступающий через проем двери, ослепил его. Кто-то вошел, тяжело шагая, подошел к нему, все, что он разглядел: белый халат и платок на голове. Его вывезли из беспросветной комнаты на каталке, глаза он держал полуоткрытыми, резь в глазах мешала объективно оценить ситуацию. Припомнил, как однажды в детстве он попал в больницу с приступом аппендицита, как его везли на операцию рано утром, свет также слепил глаза, а все тело от страха покрылось гусиной кожей. Что-то похожее он испытывал в сию минуту, но уже без надежды на выздоровление.

Наконец он разглядел над собою лицо и сразу узнал его, это была та самая тихоня Фая, санитарка из хронического отделения. Его привезли в какую-то комнату. Евгений предпринял попытку поднять голову и осмотреться, но Фая бескомпромиссно, не говоря ни слова, опустила ее, грубо надавив ладонью ему на лицо. Руки этой, на первый взгляд безобидной женщины, оказались непомерно тяжелыми и жесткими. В комнату кто-то вошел. Мужской голос вежливо поблагодарил Фаю. Евгений узнал голос Марка Ефимовича. Его довольное лицо склонилось над Евгением:

– Евгений Андреевич!

Евгений прищурился.

– Вижу, что вы очнулись, вот и хорошо.

Станиславский приказал Фае расстегнуть один браслет наручников, освободить ноги и посадить Евгения на каталку.

– Вид у вас удрученный, Евгений Андреевич, сами вызвались на встречу, что же вы без настроения, а?

В ярко освещенной комнате, где стены были обложены белой сверкающей плиткой, параллельно той каталке, на которой привезли Евгения, по центру стояла еще одна, накрытая белой простыней. Что-то наподобие человеческого тела неподвижно скрывалось под ней. Открылась дверь, вошел тот самый здоровяк, застреливший Гузель Фаритовну. Он подошел к Станиславскому и что-то шепнул на ухо, Станиславский кивнул. Перед уходом здоровяк взглянул на Евгения и ухмыльнулся.

– Я смотрю, пока еще не все в сборе, – сказал Евгений, поглаживая освобожденной рукой затылок, – вся семейка, кроме Воинова и Игоря.

– Вот мы и встретились, – Станиславский подошел к Евгению.

– Да, встретились, – протяженно ответил Евгений.

– Думали, что я приду к вам лично?

– Нет, вы на это не способны.

– Ха-ха! Но вы пока живы только благодаря моей прихоти.

– А то утопили бы в реке, как опера с Советского ОВД?

– Почему утопили, вода всегда оставляет след, в отличие от огня. Здесь на территории больницы, в одном из корпусов, есть старая печь, она берет историю аж с середины прошлого века…

– Как я понимаю, мне тоже предстоит встреча с ней.

– К сожалению, да. Таковы правила, но вы должны гордиться собой – кроме вас никто не подошел так близко к разгадке всей череды убийств.

– Но зачем убивать невинных людей?

– Вы имеете в виду Гузель Фаритовну? Она умерла по вашей вине. Это вы назначили встречу у нее дома. Вы внушили себе, что она – член нашего клуба, заговорщица, а она просто ответственно относилась к своим обязанностям перед главным врачом. Да, к тому же именно вы хотели использовать ее как свидетельницу, а не мы.

– Удивляет, с какой легкостью вы говорите о своей подопечной…

– Не надо строить из себя ангела. Ведь именно вы хотели прикрыться ею, независимо, с нами она или нет.

– Но зачем тогда надо было убивать Муртазину, Рахимову и ту, которую вы пришили собственноручно в 1986 году?

– Браво, вы поработали на славу, – глаза Станиславского ярко вспыхнули. – Вам знакомо чувство ненависти? Да, знакомо, не отрицайте, учитывая ваши отношения с Татьяной. Вы пытаетесь построить отношения с женщиной, в уме держите будущую жизнерадостную семью, детей, готовы ради возлюбленной на все, а она вам через какое-то время объясняет, что вы – мужчина не ее желаний. И сейчас, когда нет тех, кто когда-то нанес мне душевную рану, отказав мне, я наконец-то обрел душевный покой.

– Вы ходячий комплекс, – ответил Евгений. – Не можете простить ужаленное самолюбие?

– Не больше и не меньше, чем вы.

– Но я не убивал людей ради мести.

– Вы лукавите, Евгений Андреевич, была бы ваша воля – вы стерли бы в порошок свою возлюбленную Татьяну. Но вам не хватило духу, хотя и вы убили человека.

– Это случайность.

– Случайность? Как и ваша исповедь со всеми пороками и комплексами?

– Готов признать, Воинов хорошо поработал.

– Да, это я его сделал таким, это – главный продукт моей деятельности. Каков он, а! Ни одной зацепки для вашего следствия, ни одной улики против меня…

– Ну, а второму званому сыну была уготована лишь роль убийцы, надо так понимать?

– Я смотрю, вы докопались до истины… да, Игорь Баумистров и есть настоящий убийца женщин, а вовсе не Саша Воинов. Даже вы с вашими коллегами при помощи криминальных экспериментов не смогли заметить подмены.

– Должен признать, что вам удалось увести подозрения от настоящего убийцы. Воинов настолько одарен, что смог поэтапно изложить все тонкости убийства без тени сомнений.

– Перед тем как прийти и сдаться, Воинов с Игорем обошли все места преступлений, он запомнил все, что ему сказал Игорь, вплоть до самых мелочей. У Александра идеальная память… вы знаете, откуда берутся истоки ее развития?

– Подскажите, – усмехнулся Евгений.

– Он не умеет читать.

– Что?

– Да, Александр Воинов, несмотря на все задатки, не умеет читать, он много времени проводил в лечебнице, так долго, что был практически отлучен от учебы. Но это помогло ему развить другие способности, к примеру – память. Ведь в отличие от других ему все приходится запоминать наизусть. Все, что скажу ему я… или прочитаю. А читали мы очень много.

– Я это уже понял, у вас здесь подпольный клуб любителей литературы. Но думаю, что истинная причина его неграмотности в другом, вы намеренно накинули на него поводок зависимости, как на собаку привязь.

– Ваши домыслы не знают границ.

– Как и ваши. Я так понимаю, что это вашу жизнь и ваши эмоции пересказал мне Воинов.

– Да, его уста все это время говорили моими истинами. А мы с вами похожи, не так ли? Насколько бывают безграничны фантазии… а потом наступает час расплаты, вас коробит от несуразных мыслей, так как вы раздвинули или зашли за границу дозволенного…

– Если вы опять о предпочтениях, то я уже говорил вашему ученику Воинову, что я не меняю предпочтений, в отличие от него.