Сложенный веер - Сильва Плэт

Королева поворачивается к лорд-канцлеру, шутливо грозит ему пальцем:

— Лорд Дар-Эсиль, ты ни чуточки не изменился! Все тайны, все заговоры… сюрприз, конечно, приятный, но…

Она резко меняет выражение лица и угрожающим шепотом произносит:

— Больше не смей пугать свою королеву. Голову снесу.

От ее холеных ногтей на запястье у лорд-канцлера остаются глубокие царапины. Он почтительно наклоняет голову:

— Прошу простить меня, моя королева. Я не привык демонстрировать то, что еще не готово. Не люблю незавершенности. Ваше Величество должны получать все лучшее, и в готовом виде.

И без перехода — сразу — пока она не успела опомниться:

— Кори может идти?

— Ты свободен, маленький проходимец. Иди — готовься быть нашим лорд-канцлером.

Прежде чем разогнуться, Кори еще раз касается лбом холодного пола и поэтому не видит, как губы королевы выразительно очерчивают — для всех находящихся в зале лордов, для всех даров и тейо Аккалабата — приказ: «Не трогать!» Этот беззвучный приказ — его охранная грамота, но он о ней не знает.

Сид возносит мысленную благодарность святой Лулулле и возвращается к самой страшной мысли этого дня: «Что я скажу Хелле?»

Кори Дар-Эсиль, будущий лорд-канцлер Аккалабата

Да, домашние явно не в восторге. Но мне уже все равно. Они не слышали того, что нес Эрл перед нашим боем, и я не собираюсь им рассказывать. Хотя они могли бы и сами разобраться, прежде чем предполагать во мне худшее.

— Как ты мог это сделать? — Медео сжал кулаки и готов броситься на брата.

Медео ваш… дурья башка. Ну его к Чахи под хвост.

— А что мне еще оставалось? Либо я его, либо он меня. Ты предпочел бы последнее?

Одного лорда Дар-Эсиля хватит… Дар-Эсиля хватит… хватит.

— Эрл — хороший парень, с ним было интересно… а ты… ты… свинья.

Пора и честь знать… честь… знать.

— Думай что хочешь.

Кори отворачивается и идет к двери.

Медео даже всхрапывает от ярости, он подбегает к Кори и лупит его кулаками по спине.

— Свинья! Свинья! Свинья!

Поживете, как говорится, нормальной жизнью… нормальной… жизнью…

Кори всего на год старше, но хватка у него железная. Он выкручивает руки Медео за спину, заставляя того опуститься на колени, и с чувством тыкает несколько раз носом в каменный пол.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись!

Оставляя всхлипывающего брата одного в комнате, он не может удержаться, чтобы не бросить ему напоследок:

— Можешь пойти поработать у него поводырем. Пассеры оценят.

…полноценного наследника нет… нет… нет…

— Кори, загляни ко мне в комнату.

— Хорошо, мама.

Когда он входит, Леди Хелла даже не поворачивает головы, она расставляет в вазе только что срезанные циконии — последние в этом году.

— Зачем ты его покалечил?

…всегда держалось на мечах Халемов…

— Он заслужил.

— Должна быть причина. Отец сказал, что мальчик вряд ли сможет нормально двигаться и практически ничего не видит. Ты снес ему полчерепа. За что?

…А их больше нет.

— За дело.

— Кори, при твоем уровне контроля оружия ты мог выбрать более гуманный способ показать свое превосходство.

…никто из главной ветви Эсилей не уходил под дуэм… А надо бы… Речь идет об Элджи… никудышный мечник… мы его хорошо пристроим.

— Я не хотел.

— Что не хотел?

…слишком долго… с твоей матерью, прежде чем забрать ее — или кем там он был — под дуэм…

— Выбирать более гуманный способ.

Мать методично ломает стебель циконии, пока от него не остаются мелкие щепки. Затем также тщательно крошит цветок. Прямо на черно-белые матовые квадраты пола. Все это в гробовом молчании. Наверное, надо тоже молчать, но Кори хочется как можно скорее доползти до постели.

— Мама?

— Я жалею, что учила тебя.

А место лорд-канцлера для Аккалабата не менее важно, чем королевский трон.

Кори сидит у себя в комнате на кровати. Перед ним валяется перевязь, орад, безрукавка с небольшим пятном крови слева под мышкой, невычищенные мечи. «Тургун меня убьет, — безрадостно думает Кори, — Завтра почищу». И попрошу, чтобы убрали эту жуткую клумбу под окнами, на которой до поздней осени одуряющее пахнут циконии. Пусть мама пересадит к себе под окно и нюхает. И пусть думает обо мне что угодно, потому что я не могу и никогда не смогу ей сказать, что Элджи собирались отдать под дуэм, и Медео тоже, и нас всех считали неудачниками. И если бы я не сделал того, что сделал сегодня, так бы и случилось. Я буду как отец. Защищать свою семью: дурашку Элджи с его вечно растрепанной гривой, маленького наглеца Медео, маму…

Кори расправляет плечи, стягивает сапог… на подошве прилипла маленькая грязно-зеленая ленточка. Он вспоминает, как пытался, стараясь не выглядеть смешным, стряхнуть с ноги обрывок праздничной гирлянды, как провожал ее взглядом Эрл… который теперь уже ничего не будет видеть. Кори закрывает глаза, пробует представить себе жизнь в непроглядном мраке…

Я буду лорд-канцлером Аккалабата. Чего бы мне это ни стоило.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

— Сид, можно тебя на два слова? — ректор военного корпуса, по совместительству глава клана Пассеров, не может решить, остановить тебя за плечо или просто окликнуть на расстоянии.

Это хорошо. Пусть побудут в напряжении.

— Я слушаю.

Мокрые капли падают за шиворот, но накинуть капюшон — значит, показать свою слабость. Будем портить волосы и слушать всякую чушь.

— Откуда такой прогресс за полгода, если не секрет?

— Он не только Дар-Эсиль, или ты забыл?

— Семь месяцев назад этого не было заметно. Кто его учил, Сид? Кто его учил?

— Мой лорд, — Сид почтительно кланяется (Дар-Пассер в два раза старше, и потом — он не должен видеть мое лицо). — Я решительно не понимаю. Мальчик просто сделал прорыв. Рано или поздно кровь Дар-Халемов должна была проснуться.

— Никак не могу решить, что мне выгоднее — поверить тебе, лорд-канцлер, или вывести вас на чистую воду?

Дар-Пассер явно не склонен к открытому столкновению. Еще бы: Пассеры с восточных отрогов Умбренских гор всегда уравновешивали даров Эсильских болот в аккалабатской политике. Полетят одни — станут не нужны другие. Прежде чем предпринимать решительные шаги, надо все взвесить.

Сид грациозно разгибает спину, беззаботно потягиваясь, улыбается в лицо лучшему воину Аккалабата (пока еще лучшему, — мелькает опасная мысль).