Циклоп - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Гуннар вернулся, король отдал приказ сопровождать его в спальню. По дороге он заставил Дорна заново доложить о смерти отца. Кратко и сухо, сказал Альберт. За каждую уклончивость ты получишь дюжину плетей. Выслушав доклад, он, задержавшись на лестничной площадке, задал вопрос:
«Кто сообщил тебе о гибели нашего отца?»
«Амброз, сир.»
«Значит, Амброз. Он своими глазами видел, как мы вцепились в глотку нашему любимому отцу? Видел кровь, слышал хрип умирающего?»
«Он так сказал, сир.»
«И не вмешался? Не остановил нас?!»
«Со слов Амброза, все произошло слишком быстро…»
«Даже для мага?»
«Не могу знать, сир…»
«Он же сказал тебе, что очнувшись, мы ничего не вспомним?»
«Да, сир.»
«Когда мы лежали в бреду, со сломанной ногой… Амброз был в спальне?»
«Да, сир. Вместе с вашим отцом он дождался доброй вести от лекарей, и лишь потом оставил дворец…»
Хорошо, кивнул король. Дорн не знал, что тут хорошего, но сухие глаза мальчишки блестели так, что советник прикусил язык. Сейчас Дорн видел, что блеск королевского взгляда потускнел, но не исчез. Сталь, подумал советник. Сталь на морозе. Молчи, идиот, молчи, пока не спросят. Светлая Иштар, разве мог я предположить, что однажды затоскую по бешеному Ринальдо?
— Где Амброз?
— Ваше величество…
— Отвечай!
Вышивка гобелена колола спину. От аромата курений кружилась голова. Дорн сам распорядился жечь в спальне нард и красный сандал, чтобы отбить запах бойни, и теперь жалел об этом. Хотелось лечь и свернуться калачиком.
— Полагаю, сир, он в окрестностях башни Инес ди Сальваре. Как мне сообщили, там начался процесс наследования имущества покойной. Территория огорожена занавесом, который называют барьером крови…
— Что это значит?
— Доподлинно неизвестно, сир. Я слышал, что человек, рискнувший шагнуть за барьер, подвергается смертельной опасности.
— Даже если мы велим роте гвардейцев взять башню мертвой колдуньи штурмом? В конном строю, с копьями наперевес?
У дверей хмыкнул суровый Гуннар.
— Простите, сир. Я знаю, что гвардия вашего величества — буря и ураган. Про барьер мне доступны только слухи. Если сир спросит моего мнения…
— Позже. Кроме Амброза, в Тер-Тесете есть маги?
— Как я уже имел честь докладывать, возле башни…
— В ад чужаков! Мы говорим о тер-тесетцах. Среди них сыщется опытный колдун?
— Вазак Изнанка, сир. Но, если позволите…
— Говори!
— Вряд ли он сумеет вернуть память вашему величеству.
— Почему?
— Вазак — некромант. Ученик, насколько мне известно, Талела Черного. Его извращениями матери пугают дочерей-невест. Власть Вазака — на кладбищах, а не во дворцах…
— Некромант?
Выхватив кинжал, король вспорол им подушку. Долго смотрел, как перья белой вьюгой мечутся по спальне; морщил лоб, словно решался на подвиг или предательство. И наконец срывающимся голосом отдал приказ:
— Послать за Вазаком!
2.
— Принес!
Боком, держа в лапах закопченный казан, доверху полный воды, Натан протиснулся в дверь. Споткнувшись о край ковра, парень охнул: чуть ли не полказана выплеснулось ему на ноги. Лужа, радостно хлюпая, потекла дальше, к камину.
— Ты б еще лохань приволок, — разозлился Вульм.
— Могу!
— Кто б сомневался. Все, сядь в углу и не мелькай…
Симон был равнодушен к суете, да и к себе самому в том числе. Старец обмяк в кресле, откинувшись на спинку всем телом. Время от времени он вздрагивал, как человек, которому снится кошмар, и затылок мага глухо стукался о дубовый венчик. Холщовые штаны обгорели от пояса до колен, грозя рассыпаться в прах при любом резком движении. Сквозь прорехи виднелась кожа, покрытая сажей. Грязный, в ссадинах и кровоподтеках, Симон походил на погорельца, чудом спасенного из пожара.
От старца несло гарью.
Циклоп обмакнул в воду чистую тряпицу, чуть отжал и с осторожностью матери, хлопочущей над сыном, принялся стирать с лица мага засохшую кровь. Симон досадливо поморщился и разлепил морщинистые веки.
— Дай, — буркнул он. — Ну давай же…
Отобрав тряпку, он сунул краешек в ноздрю и начал вычищать оттуда багровые сгустки. Левая, пострадавшая рука Симона безвольно покоилась на подлокотнике. Закончив, старец высморкался и засопел, делая глубокие вдохи и выдохи. Похоже, результат его удовлетворил: дышалось без натуги, и нос больше не кровоточил.
— На вас, магах, все зарастает, как на собаках…
В голосе Вульма звучала откровенная зависть.
— Собака порой тоже нуждается в помощи, — жестом Симон остановил Циклопа, который собрался возобновить обтирание. — Волк, ты смыслишь в переломах?
— А что?
— Посмотри мою руку.
Вульм присел перед креслом, ощупывая руку Остихароса. Маг морщился, дыхание его участилось; на лбу выступили росинки пота. Багровые пятна на щеках побледнели, кожа цветом уподобилась пеплу. Наконец Вульм поднялся, растер хрустнувшее колено.
— У тебя сломана малая кость предплечья.
— Где?
— Выше запястья. Кажется, трещина в большой.
— Кость на месте?
— Сместилась, но не очень.
— Берешься вправить?
— Может, лучше послать за лекарем?
— И за шлюхами, — через силу кивнул старец. — Устроим оргию.
— Ладно, попробую…
Сегентаррец принялся разминать пальцы.
— Будет больно, — предупредил он. — Циклоп, у нас есть крепкое вино? Еще понадобится лубок. Натан, срежь с яблони пару веток!
— Иди ты в ад со своим вином, — меж бровями мага залегла упрямая складка. — И с лубком — туда же. У меня должна быть трезвая голова. Циклоп, сходи в лабораторию Красотки. Там есть шерсть саламандры, я знаю. В ореховом шкафчике, сверху. Грузчика не посылай, он шкаф в окно уронит…
Кивнув, Циклоп вышел.
— Шерсть саламандры? В Сегентарре ее зовут горным льном, — Симон не ответил, и Вульм продолжил, разговаривая сам с собой. — Иногда алхимики дают дельные советы. Помню, саламандрова шерсть, натянутая на щит, спасла жизнь нам с Хродгаром. Под Черным Зиккуратом мы угодили в огненную ловушку…
В углу, сгорая от любопытства, Натан ловил каждое слово. К великой скорби изменника, Вульм замолчал, и продолжения не последовало. Вернулся Циклоп, принес грязно-белый коврик. С коврика на пол сыпалась труха. Натан фыркнул, разочарован. Ерунда какая-то! Мохнатая тряпка, которую давно пора выбросить на помойку. Небось, и Черный Зиккурат с кочку высотой…
— Когда Вульм вправит кость, обернешь мне руку, — распорядился Симон. — И держите, держите крепко! Главное,
