Арсенал эволюции - Андрей Морголь

пику для дистанционных атак все же прихватил. Шамана вообще окружающее

практически не  заботило. Друг  был задумчив  и почему-то  хмур, а  от

вопросов отмахивался, будто я самый назойливый в мире комар. Как бы не

прихлопнул, чего доброго.

    Самой большой  неожиданностью,  которую, между  прочим,  стоило  с

самого начала предвидеть, для  меня стал тот  факт, что летучая  рота,

оказывается, сама по себе — кавалерийская!  Едва я об этом узнал,  как

сразу весьма  некстати вспомнилась  начисто лишенная  комфорта  лесная

прогулка верхом на волке. И ведь возникала у меня когда-то на  далекой

родине мысль  посетить клуб  наездников, или  как он  там  называется.

Поздновато спохватился.

    Меня познакомили  с моим  личным скакуном  на подземном  княжеском

паркинге. Я с подозрением смотрел на гнедое животное, оно с не меньшим

подозрением косилось  на меня.  Я моргнул  глазом —  лошадь,  кажется,

тоже.

    — Арсенал, это — Фишка, — познакомил меня с транспортом Черпак.  —

Фишка, это — Арсенал.

    Вот те раз! Еще и кобыла. Ну ничего — глядишь, сдружимся. С дамами

оно у меня как-то лучше  получается найти общий язык. Рядовой  передал

мне узду, лошадь тревожно фыркнула, тихонечко заржала.

    — Ее бывший хозяин, из графьев, больно уж азартным был. Все имение

проиграл в  кости,  а  Фишку нашему  начальнику  снабжения  продул,  —

рассказал Черпак  и вдобавок  осведомился:  — Ездить-то  умеете,  ваше

благородие?

    — А то, — мрачно насупившись, отозвался я.

    Большинство всадников  уже оседлали  своих скакунов,  Шаман в  том

числе. Мой друг сидел на своем коне вполне уверенно, по крайней  мере,

со стороны именно так и казалось. Собравшись с духом, я погладил Фишку

вдоль холки, шепнул еле слышно: «С  богом», — и вскочил в седло.  Кожа

над лопатками  лошади слегка  вздрогнула,  кобыла сделала  пару  шагов

вперед, в сторону и, наконец, успокоилась.

    — Молодец! — похвалил я ее.

    Осталось научиться  управлять этой  штуковиной. Ну-ка!  Где у  нее

руль и педали?

    В отличие от шествия короля Ванко по Линкосу, Радзивилл  предпочел

не устраивать из своей процессии помпу. Закрывшись наглухо в служебной

карете, обезопасив свой транспорт  жирными слоями защитных чар,  князь

инкогнито покидал Гладу в окружении нашей летучей роты. Живые  доспехи

пока хранились  в карете  правителя.  По несколько  конных  батальонов

ехали спереди и сзади от нас. Остатки пехоты в это время, по идее, уже

должны были подтягиваться к соратникам в точку сбора под Крипетом.

    Я начал  потихоньку  приноравливаться  к  управлению  своей  новой

Фишкой. Была даже мысль переименовать ее в Хонду или Сузуки, однако на

японскую кличку лошадка  вряд ли стала  бы сразу отзываться.  Языковой

барьер в бою может негативно сказаться на исходе. Вот если бы мне коня

презентовали, я, даже не задумываясь, назвал бы его Харлеем (от Harley

Davidson) — и плевать на всякие барьеры!

    Городские жители с  подозрением провожали очередной,  на этот  раз

последний,  воинский   отряд,  и   даже  не   догадывались,  что   мы,

оказывается,  едем  на  войну.  На  судьбоносную  битву  с  опасным  и

непонятным противником, о котором до  сих пор не было собрано  никакой

четкой информации. Многие в курсе, что неизвестность пугает, порождает

страх перед  неизведанным.  Что  нас  ждет  на  самом  деле  там,  под

Крипетом, — никто  не знал.  Но, как ни  странно, меня  это ничуть  не

беспокоило. Откуда такая  уверенность? Сложно  сказать… Скорее  всего,

из-за наличия Шамана под  боком. Да, мой  всегда спокойный друг  одним

присутствием успокаивал нервы. Я четко знал: что бы ни случилось —  мы

выпутаемся из  любой передряги,  Сашка  не даст  мне попасть  в  беду,

прикроет, да  и вообще  в  одиночку порвет  всю нечисть  на  маленькие

черные кусочки,  если придется.  Остальные  всадники, судя  по  трудно

скрываемому волнению, моего  оптимизма не  разделяли. Воины  выглядели

растерянными и несколько  подавленными. Некоторые  все время  суетливо

озирались по  сторонам,  другие понуро  свесили  головы,  рассматривая

брусчатку.

    Вдруг над  шеренгами разнесся  бодрый выкрик  Атома. Что  приказал

поручик, расслышать не удалось, однако через пару секунд  одновременно

несколько солдат нестройно затянули:

    Зеленою весной

    Под старою сосной...

    Тут же подключились сотни голосов со всех сторон:

    ...С любимою Ванюша прощается.

    Кольчугой он звенит

    И нежно говорит:

    «Не плачь, не плачь, Маруся-красавица!»...

    Вскоре  каждый  вояка  из   нашей  процессии  увлеченно   горланил

походно-боевую песню.  Лица  воинов  светлели на  глазах,  а  прохожие

останавливались и  смотрели с  восхищением вслед  бравым солдатам,  не

скрывая  радостных  улыбок.  Я   заметил  Сашкин  удивленный   взгляд,

направленный на меня. «Твоих рук дело?» — явно спрашивали глаза друга.

«Еще бы!»  — подмигнул  я в  ответ. Сбросив,  наконец, свою  хмурость,

Сашка захохотал  и  вскоре подхватил  мотив.  Бойцы допевали  песню  с

улыбками. Теми радостно-злыми, полными агрессии, уверенными  улыбками,

которые  не  сулят  врагу  ничего  хорошего.  Гордость  —  вот  что  я

чувствовал в  тот  момент! Эх,  видела  бы меня  сейчас  Арлета.  Жаль

только, Шаман  в  состоянии  радости пребывал  недолго.  Не  прошло  и

нескольких минут, как мой друг вновь погрузился в тяжелые размышления.

    Через три  дня, к  концу нашего  перехода, я  уже научился  сносно

ездить верхом. Конечно, не жокеем  на ипподроме выступать, но все  же.

За время  пути  я  специально под  разными  предлогами  несколько  раз

отставал от основной группы, а потом догонял их, пуская Фишку галопом.

К чести сказать, навернулся лишь один раз, правда, чуть живой остался.

Странно еще, что не  сломал ничего. Зато после  таких тренировок мы  с

ней, по идее, не должны были сплоховать в бою.

    К  вечеру  последнего  дня   нашего  путешествия  мы  выехали   из

небольшого березняка на широкое пространство, и нашим взорам  открылся

освещенный лучами  заходящего  солнца огромный  военно-полевой  лагерь

мидлонской   армии.   Отовсюду    торчали   конусообразные    верхушки