Генералиссимус Суворов - Леонтий Раковский

– О да, да!

– Конечно, довольно с нас этой азиатской стратегии «вперед», – поддакнул Готесгейм.

Барон Мелас повернул голову к адъютанту;

– Передайте русскому офицеру, что военный совет решил не отправлять пехоты к центру: она нужна и здесь! Да заодно скажите, чтоб подавали кофе. И ликеру!

Мимо окон процокали копыта – суворовский ординарец ускакал.

Мелас сидел довольный; наконец-то он опять чувствовал себя хозяином в своей армии! Мелас в глубине души был все время обижен тем, что не ему, а какому-то русскому фельдмаршалу, пусть себе и «счастливому», вверили армию.

Сейчас он хоть немного мог сквитаться.

XII

«Последний резерв» Суворова прекрасно сыграл свою роль: где ни появлялся этот всадник в белой рубахе с полотняным кителем на одном плече, все разом преображалось. Куда девались усталь, жара, жажда, ружейная копоть…

Воодушевленный Суворовым, авангард Багратиона ударил во фланг дивизиям Виктора и Руска, напиравшим на Швейковского. Русские шли с барабанным боем, с музыкой, с развернутыми знаменами.

Французы приняли их за свежее подкрепление, пришедшее к русским, и дрогнули.

Левый, фланг врага, на который так много надежд возлагал Макдональд, не добившись успеха, откатился с огромными потерями за реку. В это же время наступил перелом и в центре: русские полки приняли наступавшие бригады Монришара в штыки, а подоспевшая кавалерия князя Лихтенштейна и казаки ударили во фланги.

Монришар, так же как Виктор и Руска, был отброшен за Треббию.

Попытались французы сунуться и на левом фланге, но австрийцы отбили их.

Резерва у Макдональда не оказалось, – да Макдональд и не считал нужным его оставлять, раз французы имели численный перевес на всех пунктах. Отступившим бригадам помощи не было.

Французы перешли к обороне.

Суворов мог бы воспользоваться этим моментом и перенести наступление за реку Треббия, но солнце еще палило хорошо – был только шестой час пополудни. И когда-нибудь нужно же было дать войскам отдых: люди падали от изнеможения.

Суворов решил отложить атаку до завтра. Пусть люди сварят кашу, выспятся, освежатся, а завтра в пять часов утра – вперед!

Александр Васильевич приехал в тот же домик, где ночевал накануне с Багратионом. Умылся, поел и ждал генералов. Они приезжали один за другим.

Александр Васильевич чуть стоял на ногах – сильно морил сон. Превозмогая усталость, он весело встречал генералов. Поздравлял с третьей победой. Просил поздравить войска. И всем говорил одно:

– Завтра дадим четвертый урок Макдональду!

XIII

Суворов вскочил, точно ужаленный: ему показалось, что уже поздно, что он проспал все – и назначенные для атаки пять часов утра, и победу.

Но еще не было даже и четырех.

Андрей Горчаков, в эту ночь бывший с ним, убеждал дядюшку не торопиться, так как времени предостаточно.

Суворов все-таки стал одеваться. Сегодня хотелось двинуть войска, пока еще не поднялось жаркое итальянское солнце. Хотелось объездить полки, подбодрить своих чудо-богатырей. Он быстро умылся, съел, стоя у стола, кусок сыру с хлебом и выпил стакан красного вина. Поел, перекрестился и, сказав «С Богом!», стремительно вышел из комнаты.

На пороге дома он остановился, надевая каску. Враги, разделенные рекой, спали. Не слышалось ни одного выстрела. Только от Казалиджио до Сан-Николо перекликались петухи.

Суворов сел на коня и поехал к правому флангу. Андрей Горчаков и ординарцы следовали за ним.

Не успел Суворов проехать ста шагов, как увидал Багратиона. Князь Петр, с перевязанной головой – вчера он опять был ранен, – скакал во весь опор

– Здравия желаю, ваше сиятельство! Макдональд ночью убежал из Пьяченцы! – возбужденно кричал он издали.

Суворов осадил коня:

– Помилуй Бог, это верно?

– Точно так. Мои казаки пронюхали. Были в Пьяченце. Собственными глазами видели – ушел. Не выдержал французишка, дал тягу!

– Нагнать, уничтожить! – загорелся Суворов.

Он оглянулся назад:

– Кушников, пиши приказ! Ординарцев по всем колоннам. Разослать трубачей во все деревни – вещать победу. Пусть сами итальянцы удостоверятся: завоеватели Италии изгнаны!

В четыре часа утра Суворов вступил в Пьяченцу, – Мелас еще почивал сладким сном.

Весь город – госпитали, обывательские дома – был полон ранеными. Раненых и пленных оказалось до двенадцати тысяч. В том числе два дивизионных генерала – Оливье и Руска, два бригадных – Сальма и Камбрэ и триста пятьдесят обер-офицеров. Шесть тысяч французов остались навсегда лежать по берегам рек Тидоне и Треббия, на песчаных отмелях и дорогах, в канавах и виноградниках.

Три суворовских урока дорого достались Макдональду: тридцатипятитысячная Неаполитанская армия французов перестала существовать.

Глава восьмая

Нови

Адда, Треббия, Нови – три сестры.

I

Только десять дней прошло с тех пор, как фельдмаршал Суворов выступил из Александрии навстречу Макдональду. За десять дней он успел пройти до Пьяченцы, в трехдневном жестоком бою разгромить сильного противника и преследовать его до Флоренцоло.

И теперь возвращался назад, в Александрию.

Уезжая из Флоренцоло, Суворов написал Бельгарду, оставленному командовать войсками у Александрии:

«Я надеюсь на Вас, а Вы положитесь на меня! Угостим Моро так же, как угостил я Макдональда».

Макдональд напрасно ждал поддержки от Итальянской армии – Моро только прособирался выступить ему на помощь. Когда же стало известно, что Макдональд разбит, Моро принялся за свои демонстрации: на большее он не решался. Он не думал наступать, а делал вид, что собирается.

Моро оправдывал себя тем, будто бы Суворов очень чувствителен к таким демонстрациям. Он считал, что, отвлекая Суворова от Макдональда, помогает Макдональду унести ноги.

На самом же деле все было не так.

Суворов никогда ничего не боялся на войне и меньше всего уважал демонстрации. Отменно расправившись с одним противником, он просто-напросто кинулся на другого.

Тогда Моро стал поспешно уходить в горы.

А Суворов въезжал в Александрию победителем.

Снова была торжественная, пышная встреча, снова он ехал, и тысячи народа кричали «Eviva Suvarov!»; матери подымали на руки детей и показывали: «Eccolo Suvarov»[109]. Блестящая свита окружала его. С одной стороны ехал великий князь Константин Павлович, с другой – папа Мелас.

Папа Мелас теперь тоже забыл все свои страхи, обычные разговоры австрийских генералов о том, что фельдмаршал Суворов «воюет не по правилам», – и охотно изображал победителя.