Луис Альберто - Бальтазар Хосе Антонио

Целуя Марианну на прощание перед сном, Паола понизила голос, лукаво улыбнулась и шепнула на ушко своей «голубке» (как она по старой памяти называла Марианну):

– По-моему, наш Диего на вас загляделся, я заметила… А ведь он – холостяк.

– Старый холостяк? – улыбнулась Марианна.

– Ну, не старый, а холостяк средних лет. А если бы вы знали, какой он талантливый, какой замечательный хирург, какой незаменимый собеседник!… Ну, ну, не сердитесь, не буду, не буду! – засуетилась Паола, видя, что Марианна не отвечает на её полушутливые, полусерьёзные речи. Нет, не до флирта было сейчас этой женщине и вряд ли измученная, распухшая от слёз, ни разу не взглянувшая на себя в зеркало Марианна могла кого-либо привлечь… Если Диего и смотрел на неё как-то особенно, то не как мужчина, а как врач.

– Я сказала ему, что меня преследует образ Луиса, – грустно призналась она Паоле. – Я чувствую, что схожу с ума. Но сегодня я стояла рядом с ним. Он говорил со мной. Это был его голос. Он попрощался и пожал мне руку. Это была его рука. Глаза – его, взгляд – его. Я понимаю, что этого не может быть, что это мания, галлюцинация, маниакально-депрессивный психоз, он протекает в виде приступов, которые сменяются периодами полного здоровья. Так вот, не позднее, чем сегодня такой приступ болезни у меня был: я видела его, говорила с ним. А профессор Диего смотрел на меня и решал, насколько глубоко проникла в мой мозг эта болезнь. Ах, Паола, я стала разбираться в медицине и могу безошибочно определить свой диагноз. Что поделаешь? Никому не пожелаю пережить такое потрясение. Оно не могло пройти бесследно. Крыша у меня явно поехала! – улыбнулась напоследок Марианна, покрутив пальцем у виска.

Бесконечно огорчённая, вконец расстроенная, вышла Паола из комнаты, где оставила Марианну, взяв с неё слово, что она ляжет и постарается заснуть. Застав в гостиной Хосе и Диего, дегустирующих какое-то новое, а вернее, старое вино, привезённое профессором из его недавней поездки во Францию, Паола призналась, что очень обеспокоена состоянием Марианны, на что профессор возразил, что хотя он и не психиатр, но, всё же не полный профан в медицине, и может поручиться, что никакой душевной болезни у их соседки нет, тем более, такой страшной, как шизофрения. А её упадочное состояние – результат житейских бед. «Посмотрел бы я на всех нас, если бы мы приехали в родное гнездо, а там – кукушка даёт нам пинка: летите, голуби, летите, ваше гнездо приватизировано и вам больше не принадлежит».

– Да, вы правы, – задумчиво проговорила Паола, – быть выгнанной из собственного дома…

– Я попробую завтра выяснить, – заметил Хосе, – каким образом этот толстый сеньор оказался хозяином Луиса и Марианны. Мы как-то уж очень быстро поверили его информации, что дом он купил и владеет им по закону. Теперь, после того что произошло с Марианной, я сильно сомневаюсь, что в этой купле-продаже всё делалось по закону.

– Смотри, – вставила слово заботливая Паола, – смотри, как бы этот тяжеловес и тебя не спустил с лестницы.

– А мы пойдём туда вместе с Диего. Пойдёшь, Диего? Ведь наш профессор молод и полон сил. Не дашь меня в обиду, Диего? И мы вместе раскроим этому новому жильцу его толстую физиономию, я хотел сказать – «морду», но в присутствии дамы, как благовоспитанный супруг…

Слушая эту забавную болтовню всегда такого выдержанного и серьёзного сеньора Хосе, Паола и Диего посмеивались, так как прекрасно понимали, что это – результат «дегустации» французского вина. Они знали, что, стоит Хосе выпить лишнюю рюмочку, он тут же превращается в весёлого мальчугана, остряка и балагура. Говорить с ним в это время о чём-то серьёзном бесполезно.

Гость и хозяева ещё немного посидели в гостиной, досмотрели по телевизору смешную комедию с Фернанделем «Закон есть закон» и разошлись по своим комнатам. Прощаясь с Паолой, Диего ещё раз уверил её, что ничего серьёзного, у её милой соседки нет.

– Шизофрения – это тяжёлое психическое заболевание, – сказал профессор Диего, – это изменение личности, снижение активности, бред, галлюцинации, душевное волнение, когда человек перестаёт понимать значение своих действий, руководить ими… Ничего подобного у сеньоры Марианны ни вы, ни я не наблюдали, она в очень плохом настроении – это понятно, но, поверьте мне как только что-то прояснится, ну вот хотя бы с её домом, как только найдутся её дети – не могли же они куда-то бесследно исчезнуть? – так сразу эта женщина придёт в себя, вернётся её прежнее состояние.

– Она всегда была такой жизнерадостной, такой очаровательной собеседницей, всегда вежлива, доброжелательна. Это было самое приятное соседство!

– Я верю вам, – улыбнулся Диего, – ваша соседка и сейчас производит самое приятное впечатление. И я надеюсь ещё увидеть её в прежнем добром расположении духа, да и вас, милая Паола, прошу, будьте благоразумны, помните, что у страха глаза велики. Спокойной ночи!

Немного успокоенная, Паола направилась в спальню, где её благоверный уже крепко спал, сладко похрапывая и хмурясь во сне. Паола позвала служанку, и женщины, осторожно, чтобы не потревожить сна, раздели хозяина дома, укрыли одеялом и погасили свет. Служанка отправилась к себе, а Паола – в одну из своих спален, которых в её доме, так же, как и в доме Марианны, было четыре.

Когда на следующее утро Паола проснулась и поспешила проведать Марианну, её в комнате уже не оказалось. Служанка сказала, что сеньора Марианна ушла очень рано, когда в доме ещё все спали, и не разрешила будить сеньору Паолу. Она очень торопилась и выпила только чашку кофе, хотя служанка ей предлагала позавтракать – она как раз вынула из духовки горячие ватрушки, и фаршированный перец тоже уже был готов.

– О, святая Мария! – вздохнула Паола. – А были ли у неё деньги?

– Я спросила у сеньоры Марианны, не нужны ли ей деньги, – отвечала горничная, – но сеньора Марианна сказала, что денег у неё достаточно. Она и мне оставила пятьсот песо, я отказывалась, но она заставила взять. Ах, сеньора Марианна была такая добрая, я её хорошо помню! Сеньора Марианна ничуть не переменилась. А горе-то, какое, люди говорят, что сеньор Луис приказал долго жить?…

– Да, Роза, – вздохнула Паола, – мы все под Богом ходим. Сегодня мы есть, а завтра Всевышний призовёт нас к себе… Что делать, все мы смертны… Но куда же, пошла Марианна? В такое время… Ты говоришь, она ушла, когда ещё не было семи?

– Да, хозяйка, я как раз смотрела на часы, чтобы ватрушки не пригорели и чтобы выпеклись хорошо. Было ровно половина седьмого. И тут как раз заходит на кухню сеньора Марианна и просит извинить, что оставляет здесь свою большую сумку, говорит, что больше оставить ей негде, её, говорит, из её же дома выгнали. Как лиса зайца. И сказала, что ей надо срочно навестить сеньору Джоанну. Наверное, говорит сеньора Марианна, уж Джоанна то знает – не может не знать! – где находятся Бето и Марисабель. Я говорю: «Уж позавтракайте, сеньора Марианна, всё свежее, с пылу – с жару, ватрушки вот, перец наш мексиканский». А она: «Нет, Роза, не могу, спешу. Вот как только узнаю, что к чему, так уж тогда позавтракаю!»

– Ах, вот оно что! – спохватилась Паола. – Как это я сразу не догадалась? Конечно, конечно, сеньора Джоанна должна всё знать! Кому, как не ей, знать, куда подевались молодые, почему продали дом… Спасибо, Роза, что сказала. А то я сильно беспокоилась, у бедняжки Марианны столько неприятностей, как бы с ней чего не случилось!…

А в это самое время Марианна уже сидела на просторном диване в комнате Джоанны и слушала её горькие жалобы. То есть жалобы были обоюдные, и обе женщины наперебой изливали их друг другу. Печальные новости перемешивались со слезами, обе были взволнованы, обе были рады встрече.

Едва завидев Марианну, так непохожую на себя прежнюю, с бледным растерянным лицом, с горящими вопрошающими глазами, Джоанна кинулась к ней со словами: «Живы! Живы, здоровы и Бето, и Марисабель!» Этих живительных слов было достаточно, чтобы Марианна пришла в себя после долгого кошмара неведения, убийственной неизвестности.