Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

Сунув блокнот в карман, он ушел, покачивая массивным торсом, догонять Чибисова.

- Откровенность и тут не вознаграждается, - усмехнулся Краснушкин. - А вы, старая перечница, зачем говорили ерунду? Напишет ведь.

- Что я мог еще сказать? - возразил Родинов. - Что пропотел, как в бане, и что хотелось маму звать в шестьдесят лет? Этого словами не расскажешь. А ерунды всегда пишут много .. Что-то Кузьмич запаздывает Раскис, видно, старик. У меня вот сало есть. Между прочим, тут я не врал. Захаркин его ночью из танка достал и с нами поделился. Отличное сало, русское Не побрезгуете?

Он придвинул котелок, в котором лежал кусок розоватого сала.

- Не побрезгуем, - сказала Леночка. - Есть хочется...

- Зажарим по-охотничьи... с дымком, - говорил Родинов, отрезая шпик тонкими ломтями и протыкая их заранее наструганными щепками. Спичкой он зажег эти щепки. Сало трещало, аппетитно румянилось, впитывало дым.

- И на хлеб его сразу... горяченькое, - советовал художник.

- Да, красавицы, - начал опять Родинов, - сколько я жил, а не перестаю удивляться людям.

- Какие мы красавицы? - ответила Марго. - Вот Симочка... это да. Будь я мужчиной, только Симочку и любила. Честное слово!

- Она такая чистая душой, - поддержала ее Наташа, - как в романах бывают.

Архитектор лишь криво усмехнулся. Зная прежние высказывания девушек о Симе, он, видно, не мог уяснить, что женская непоследовательность хранит больше искренности, нежели все их рассудочные выводы.

- В романах? - задумчиво улыбнулся художник. - А представьте, что Эмму Бовари, например... такой, как ее создал месье Флобер, доставили в окопы и под командование нашего сержанта. Много бы валерьянки понадобилось... Это к чему?.. Ходил я по молодости к Льву Толстому в Ясную Поляну и наблюдал. Видел, как Софья Андреевна под каблуком его держит. Асам он был нрава горячего. Тогда и понял, откуда непротивление злу насилием явилось. Буддийская идея, значит, на русский лад. И умный же... ох умный. Глаза точно насквозь других пронизывают. Но в себе разобраться не мог. И понял еще я, что не хватит у меня таланта написать его портрет...

Далекий, еще непонятный гул свалился в траншею.

- Во-оздух!.. Воздух! - прокричал наблюдатель.

Ополченцы вскакивали, надевали каски. Выглянула из землянки Полина с заспанным, сердитым лицом, но тут же глаза ее расширились.

- И-их... Страсть какая! Будто утки летят...

Самолеты, действительно, летели косяком Сверху вились "мессершмитты", как осы над гнездом. Прибежал Захаркин.

- Шпик, черти, лопаете?.. Давай-ка свою бандуру приспосабливай! - И сам начал устанавливать противотанковое ружье дулом к небу.

- И наши летят... истребители, - сказал Краснушкин. - Три пары...

К шестерке истребителей устремились "мессершмитты". Через секунду нельзя было уже разобрать, где какие самолеты, - все завертелось, потрескивали авиационные пушки. Брызнула яркая вспышка, и от нее разлетелись обломки двух самолетов.

- Эх, - выдавил Захаркин. - Тараном взял.

У Марго невольно до боли стиснулись зубы. Как-то ясно вдруг она припомнила голос летчика за столиком "Метрополя", рассказывавшего о таране. А бомбардировщики плыли уже над холмами. Каплями посыпались бомбы. Визг проникал под шинель, холодным гвоздем скреб у лопаток. Она испытала полную беспомощность. Вот когда было по-настоящему страшно.

Выстрелило противотанковое ружье. Ополченец, бежавший по траншее, упал. И Марго повалилась на его ноги.

Земля качалась. Слабо доносился голос Захаркина:

- А-а... Кувыркнулся... Гори, стерва! Патрон!

Новая серия разрывов обрушила землю в траншею, и чем-то больно, как палкой, ударило Марго по спине.

Затем гул самолетов начал удаляться.

- Бинт... Дайте бинт! - услыхала Марго. Это говорил Родинов, и она поднялась. Траншея осыпалась, совсем близко дымилась глубокая воронка. На месте землянки чернела яма с раскиданными бревнами. Леночка выплевывала песок и протирала глаза. Командир отделения Самохин, лежавший возле Марго, бормотал:

- Три войны прошел, а это...

Валялось осыпанное землей противотанковое ружье, которое и упало на Марго. Краснушкин лежал у ячейки, ему, как бритвой, отрезало верхнюю половину лба.

Захаркин сидел рядом, а на его губах пузырилась кровь.

- Дайте же бинт, - повторил Родинов.

- Зачем? - вдруг спокойным голосом ответил взводный. - Не трать... Эх, ягодки-маслинки.

Наташа вытянула руки, подхватила его клонившуюся голову.

- Чего уж, - сказал Самохин. - Убитый...

- По... Полина, - указывая на развороченную землянку, выговорила Леночка. - Там была Полина...

У хода сообщения, который выводил к тылам роты, мелькнуло бледное лицо корреспондента. Появились Еськин и Чибисов.

- Что Захаркин? - спросил ротный. - Убит?.. Самохин, принимай взвод! К бою!

XXVII

Бой за высотки кончился. Оттуда немецкие танки уже спускались в лощину. Несколько бронетранспортеров ползли к траншее, частые очереди их скорострельных пушек напоминали гулкий лай. Воздух пропитался дымом и сухой гарью взрывчатки.

А левее, в шахматном порядке, тоже двигались танки, бронетранспортеры.

Еськин стрелял из противотанкового ружья. Фуражку его пробило сбоку пулей, на щеке виднелась кровь.

- Патрон! - оборачиваясь, крикнул он.

Родинов тряхнул пустой брезентовой сумкой.

Неожиданно бронетранспортеры остановились. Из них выпрыгивали солдаты и бежали к лощине. Затарахтел ручной пулемет. Еськин установил его на бруствере. Голова и плечи лейтенанта тряслись крупной дрожью.

Блекло-синие трассеры потянулись от бронетранспортера, и бруствер траншеи словно обмахнули железной метлой. Фуражку с головы Еськина сорвало. Ополченец, дергавший в этот момент затвор винтовки, присел и, царапая каской стенку траншеи, завалился на бок.

- М-м, - как от зубной боли, простонала Лена.

Около Еськина присевший на корточки связист монотонно говорил в телефонную трубку:

- "Рязань", а "Рязань"... Лапоть бы тебе в глотку!., "Рязань"...

Малокалиберные снаряды опять грохочущим роем ударили по брустверу, и Еськина вместе с землей точно смело на дно траншеи. Он затряс головой, а ладонями стиснул уши.

- Лейтенант, - крикнул ему Чибисов, - отводи роту!

- Как?

- Ты оглох?.. Левее прорвались, не видишь?

- Отступаем, да? - произнес кто-то.

- Мы выполнили долг, - сказал Чибисов.

Чибисов знал то, чего не знали остальные: еще вчера батальону поставили задачу - удержаться на этом рубеже не менее трех часов, когда фон Бок атакует их главными силами. Но и Чибисов не знал, по каким соображениям было установлено это время. А складывалось оно так: в штабе фронта, планируя бой, рассчитали возможности батальона при массированном ударе авиации и танков держаться около часа; командир дивизии на всякий случай прибавил еще час; в полку же, чтобы отличиться, установили три часа... И в штабе фон Бока рассчитывали прорвать эту линию обороны за час боев, а затем двинуть танки в обход Бородинского поля, отрезать штаб русской армии, нарушить управление войсками и открыть путь к Москве. Но бой шел полдня, десятки немецких танков горели, а фон Боку доложили, что русские заполнили войсками вторую линию обороны, и надо было снова готовить прорыв. В эти минуты разъяренный фельдмаршал уже сместил командира дивизии, отдал под суд командира полка, не выполнившего его приказ.