Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

Взглянув на Краснушкина, она рукавом телогрейки вытерла глаза и закричала санитарам:

- Чего ждете? Бери носилки!

Краснушкин помог санитарам вытащить носилки.

Около блиндажа стояли трое артиллеристов, глядя, как перетаскивают раненых. В чистеньких длинных шинелях, фуражках, не испачканные копотью, они заметно выделялись среди ополченцев. За плечами одного из них висела рация с поднятой антенной.

- Координаты точные, - уверял их Сазонов. - Без дураков.

- Вы что, артиллерист?

- Командовал батареей... Выручайте, хлопцы! Десятка три немецких танков. Раздавят утром.

- Три десятка? - капитан, говоривший с ним, задумался.

- И бронетранспортеры!

- Нас бы устроило гораздо больше, - ответил капитан. - Да ничего не поделаешь.

Он передал в микрофон несколько цифр.

- Какие орудия? - поинтересовался Сазонов.

- Сейчас увидите, - сказал капитан.

Позади траншей в лесу что-то завыло, длинные хвостатые кометы понеслись оттуда, ярко освещая кроны деревьев, фургоны, на которые еще грузили раненых, ездовых, удерживавших испуганных лошадей. Многие ополченцы в траншее испуганно присели. А вой нарастал; казалось, что уже горит небо. И за высотками, где падали хвостатые кометы, растекалось зеленоватое огненное море.

- Что ж это? Что? - спрашивал Захаркин. - Эх, ягодки-маслинки! Во дают... Бог войны!

- Эрэсы, - проговорил Сазонов изменившимся голосом и весь как-то напружинясь.

- Они, - сказал капитан.

Вой реактивных мин оборвался, и небо потемнело, а за высотками что-то само по себе уже горело, взрывалось.

- Боеприпасы рвутся, - определил Сазонов. - Точно залп уложили! На корректировке я всегда пятерку имел.

- Слушай, - произнес капитан, - так за что же тебя из комбатов?

- Было за что, - отмахнулся Сазонов. - Командиру полка в морду дал... Медичка у нас была. За нее. А выяснилось, что сама к нему бегала... Все, пошел я.

Фигура его мелькнула еще раз у колючей проволоки, растворилась в темноте. А Марго вдруг захотелось плакать, и так, как плачут лишь дети, не стесняясь слез, не задумываясь над причиной оттого, что эту причину словами не выскажешь, как часто плакала она в детстве от грустной музыки.

"Я просто глупая... Глупая, - думала она. - Мне же виделся этот Сазонов грубым и отвратительным. А черствыми, грубыми никто не рождается, такими делаются потом... И кто здесь виноват?"

Заскрипели колеса отъезжавших двуколок с ранеными.

В пяти шагах от Марго тихо говорили Родинов и Краснушкин.

- Увезли... Почему так в жизни: люди, которым следовало бы встретиться раньше, находят друг друга очень поздно?

- Да-а... - вздохнул художник. - Наверное, потому, что люди торопятся.

- Вы думаете, люди не умеют ждать?

- Нет... Люди не часто умеют поступать так, как им хотелось бы.

- Но и жизнь ведь коротка, - сказал архитектор. - Очень коротка. Чертовски!

А за холмами еще что-то рвалось, брызгали к небу синие языки пламени.

XXVI

Утром в траншее появился комиссар батальона Чибисов. В солдатской шинели, в обмотках и каске, он ничем не выделялся среди бойцов, словно подчеркивая этим, что не знаки различия, а лишь собственные качества определяют место человека.

Его сопровождал незнакомый лейтенант с толстым лицом, кудрявыми баками на щеках и с фотоаппаратом на груди. Увидев Захаркина, комиссар, щуря веселые глаза, спросил:

- Ну, ягодки-маслинки, побил вчера супостата?

- Было.

Когда Захаркин смеялся, то его веснушчатое лицо излучало отчаянную радость.

- Вроде Кутузова, - улыбнулся Чибисов. - И тот с одним глазом, а Наполеона бил... Только вчера еще передовые отряды фон Бока дрались...

- Да сообразили уже, - ответил Захаркин, поглядывая на лейтенанта, который в этот момент фотографировал немецкие танки.

Чибисов подошел к землянке, возле которой умывались девушки, насыпая в ладони друг другу снег из котелка.

- Знаю, знаю про Светлову, - сказал он. - Ее в госпиталь увезли. Жива будет. А вас при первой же оказии отправлю в штаб.

- За что? - спросила Леночка.

- Как за что? - лицо Чибисова приобрело сердитое выражение, и усы, будто окантованные желтизной, грозно задвигались. - Это что еще! Приказ!.. В штабе люди нужны. С корреспондентом и уйдете.

Захаркин довольно жмурил единственный глаз. А незнакомый лейтенант, успевший сфотографировать подбитый танк, разглядывал девушек с затаенным интересом.

- Не разговаривать! - добавил Чибисов, хотя никто и не пытался говорить. - Захаркин, где твои бронебойщики? Корреспондент бронебойщиками интересуется.

- А вот, рядом, - Захаркин указал лейтенанту ячейку, где с противотанковым ружьем возились Краснушкин и Родинов.

- Так вы это... побеседуйте, - сказал Чибисов лейтенанту. - Я до командира роты.

Стараясь не глядеть на девушек, как бы опасаясь, что вся строгость его иссякнет, он торопливо повернулся, зашагал назад. Захаркин весело хмыкнул и побежал следом.

- Ну, вредина, - сказала Наташа. - Это Захаркин подговорил, чтобы нас отправили.

В соседней ячейке, наполовину завалившейся, где были Родинов и Краснушкин, а около стоял подбитый танк, лейтенант уже записывал что-то.

- Это просто, - говорил Родинов. - Идут они. а мы сидим...

- Ясно, - произнес лейтенант, - Сколько за день фашистов истребили? Десять, двадцать?

- Посчитать как-то не сообразили. Виноват.

- Запишем... Ну а танк?

- Танк большой. В него целить - одно удовольствие. Едет, знаете ли, а мы щелк...

- И к самой траншее подпустили? - глядя на нижний люк танка, из которого свесилась рука мертвого немца в зеленой перчатке, спросил журналист.

- Если вдалеке сгорит, никакого проку. А тут и горючее на коптилки взяли, кое-какой харч нам доставили, ну и крыша от бомб.

- Интересно! - засмеялся лейтенант. Он сдвинул карандашом фуражку на затылок и начал быстро писать. Видимо, захваченный радостью, что получится удачный очерк, такой, как и нужен для воспитания героизма, с деталями русской смекалки, возбужденный тем, что находится в боевой линии, где под ногами опаленные гильзы, а за бруствером на исчерненном снегу трупы врагов, он и не подметил скрытой издевки, не подметил, как другой бронебойщик, перетирая тряпкой крупные, в ладонь, патроны, ухмыляется и качает головой.

- Очерк будет называться "Под гусеницами танка", - сказал корреспондент. - Я вам специально перешлю газету.

- Вы из Москвы? - спросила Наташа.

- Да, да, - отозвался лейтенант. - Ночью выехал

- Как там?

- Москва стоит, - бодро сказал он. - Тоже воевали, девушки?

- Мы испугались, - серьезно ответила Лена.

- А-а, - скучным голосом, но игриво поводя карими глазами, протянул тот. - Ну, еще увидимся... Вас я потом сфотографирую.