Правила виноделов - Джон Ирвинг

– Исходить надо из предпосылки, – сказал Кедр, – что Мелони наверняка заполнит анкету и пошлет в совет. И что ответы ее будут не в нашу пользу. Не потому, что Мелони не любит Сент-Облако, – доктор Кедр поспешил взглядом успокоить миссис Гроган, которая уже было поднялась на ее защиту, – а потому, что у Мелони от природы злобный характер. Она такая родилась. И такая умрет. Она нам зла не желает, но в один прекрасный день разозлится на кого-нибудь, сядет и ответит на эти вопросы, выложит все, что знает. В чем в чем, а во лживости Мелони обвинить нельзя.

Поэтому, продолжал доктор Кедр, необходимо ее опередить и до ее письма поставить совет в известность, что он, доктор Кедр, делает здесь аборты. Это единственный путь к спасению. И естественно, совершить предательство должна сестра Каролина: она молода, в приюте недавно, какое-то время боролась со своей совестью и в конце концов поняла, что не может больше молчать. Миссис Гроган и сестры, которые много старше ее, не смеют и пикнуть, доктор Кедр для них царь и бог, и она утверждает: их вины ни в чем нет. Она вообще против любого вида диктаторства. В этом (и любом) обществе. Это обращение к совету – в рамках борьбы за права женщин. Медицинские сестры такие же люди, как все, нельзя позволять врачам попирать их достоинство. Да, медсестре не к лицу восставать на врача, но, если врач нарушает закон, ее моральный долг – разоблачить его. Доктор Кедр был уверен, что миссис Гудхолл будет в восторге от этой строчки – о «моральном долге». Ведь она, несомненно, во власти иллюзии, что служение моральному долгу – смысл ее жизни. Он уверен, именно это тяжкое бремя превратило ее в кислую, злобную мымру.

Сестры Анджела и Эдна слушали своего кумира раскрыв рты, как птенцы в гнезде, ожидающие еды из клюва родителей. Головы втянуты в плечи, разинутые клювики устремлены вверх, ждут, когда им кинут вожделенного червяка.

Миссис Гроган жалела, что не прихватила с собой вязанье; если это и есть собрание, она никогда больше не будет на них ходить. А сестра Каролина стала уже смекать, куда гнет старик; у нее была политическая закалка, и как только она уловила, кто враг (совет попечителей), стала внимательно слушать вождя, который с таким жаром излагал план неминуемого разгрома противника. Это была своего рода революция. А сестра Каролина была сторонницей революций.

– И вот еще что, – обратившись к ней, сказал доктор Кедр. – Необходимо привлечь на свою сторону правое крыло совета; они вас считают розовой. А вы предстаньте перед ними христианкой. Тогда они простят вам все, захотят вас продвинуть и назначат здесь главной. А вы… – сказал доктор Кедр, указывая пальцем на сестру Анджелу.

– Я? – с испугом произнесла та, но доктор Кедр успокоил ее, объяснив, что лучше ее никто не представит Фаззи Бука. Ведь это она нарекла его. И разве не она все время поддерживала его праведную борьбу против доктора Кедра? Фаззи хорошо всех знал и любил в Сент-Облаке, был в курсе всех нужд и чаяний, и его взгляды (на аборт) не отличались от взглядов сестры Анджелы.

– Да? – удивилась сестра Анджела. – Так я же за аборт!

– Разумеется! Но если вы хотите, чтобы мы в Сент-Облаке и дальше помогали женщинам, надо притвориться, что против. Притвориться обязаны все.

– И я? – спросила сестра Эдна.

– Конечно. Вы заявите совету, что теперь, когда доктор Кедр пойман, совесть вас больше не мучит.

Если доктор Фаззи Бук и впрямь здесь появится, сестра Эдна, конечно, будет ложиться спать со спокойной совестью, а миссис Гроган перестанет молиться до изнурения. С появлением кристально чистого доктора Бука, может, и молиться будет незачем.

«Мы действительно обожаем доктора Кедра, – напишет попечительскому совету сестра Анджела. – Бедный старик уверен в своей правоте, знает, ради кого и для чего он на это пошел. Он так любит сирот, готов ради них на все. Эта социальная проблема сломала его и расстроила его психику. Нас очень огорчает эта история. Какую цену приходится за нее платить».

«Действительно, какую? – думала сестра Эдна, рот все еще открыт, головка втянута в плечи – никогда еще она так сильно не любила доктора Кедра. Он и правда готов ради них на все.

– А что будет с вами, Уилбур, если мы вас предадим? – спросила она, и по ее сморщенной щечке медленно покатилась слеза.

– Мне почти сто лет, Эдна, – ласково сказал Уилбур Кедр. – Пойду на пенсию.

– Но вы далеко от нас не уедете? – спросила миссис Гроган.

– Постараюсь, – ответил доктор Кедр.

Он говорил о Фаззи Буке с такой убежденностью, рассказал столько подробностей его жизни, что только одна сестра Каролина заметила уязвимое место в его великолепном плане.

– А что, если Гомер Бур не захочет сюда приехать и стать Фаззи Буком? – спросила она.

– Сент-Облако – его родной дом, – произнесла, как заклинание сестра Анджела. Для нее это было ясно как божий день, а Гомер не мог думать об этом без содрогания.

– Но он не верит в аборты, – напомнила старикам сестра Каролина. – Когда вы говорили с ним об этом? – спросила она доктора Кедра. – Я – сравнительно недавно. Он признает ваше право делать аборты, это ведь он послал меня к вам. Но говорит, что сам никогда не будет их делать. Для него это убийство. Вот как он к этому относится.

– Он без пяти минут превосходный хирург, – устало проговорил доктор Кедр.

Сестра Каролина обвела их взглядом, и они показались ей динозаврами, не только допотопными, но и слишком огромными для этого мира. Разве планета может таких прокормить? Мысль не совсем социалистическая, но она смотрела на них, и у нее сжималось сердце.

– Для Гомера аборт – это убийство, – повторила сестра Каролина, чувствуя себя в ответе за этих голодных динозавров, которые, несмотря на размеры, выглядели изможденными и слабыми.

– А что же нам делать – ждать и надеяться? – спросила сестра Анджела.

Никто ей не ответил.

– Господи, поддержи нас весь долгий день, пока не удлинятся тени и не наступит вечер… – тихо начала молиться миссис Гроган.

Но доктор Кедр прервал ее:

– Если есть еще путь к спасению, это отнюдь не молитва.

– Для меня молитва – единственно верный путь, – возразила миссис Гроган.

– Вот и молитесь про себя. – Кедр был тверд.

Он медленно передвигался по маленькой комнате. Дал сестре Анджеле письмо попечителям собственного сочинения. Вручил письмо и сестре Каролине.

– Просто подпишите их, – сказал он. – Можете, конечно, прочитать.

– Но ведь еще не известно, предаст ли вас Мелони, – сказала миссис Гроган.

– Какое это имеет значение, – ответил Кедр. – Взгляните на меня. Мне ведь уже мало осталось. И я не хочу, чтобы наше дело зависело от Мелони, от моих лет или эфира.

Услыхав эти слова, сестра Эдна спрятала лицо в ладони.

– У нас одно спасение – Гомер, – подвел итог доктор Кедр.

Сестры Анджела и Каролина поставили подписи, Кедр выбрал несколько писем из переписки Уилбура Кедра и Фаззи Бука. И сестра Анджела вложила их в конверт со своим письмом. Пусть совет поймет, что решение принято всеми сестрами вместе с миссис Гроган. В эту ночь доктор Кедр заснул без эфира.

Миссис Гроган, которая всегда спала как сурок, в ту ночь не сомкнула глаз, молилась. Сестра Эдна долго гуляла по яблоневому саду. Теперь они все ухаживают за ним, но их яблокам далеко до тех, что присылает Гомер. Сестре Каролине, у которой был (с этим никто не спорил) самый живой ум, доктор Кедр поручил обдумать все подробности жизни и образования ревностного миссионера доктора Бука; если совет будет задавать вопросы, а это, несомненно, случится, кто-то ведь должен вразумительно ему отвечать. Несмотря на молодость и бьющую через край энергию, сестра Каролина не без сопротивления взяла с собой в постель историю Фаззи; но сон скоро одолел ее, она не успела даже дойти до детей, умирающих от диспепсии.

Сестра Анджела в ту ночь дежурила. Дважды дала женщине, ждущей аборта, успокоительное; беременной принесла стакан воды; уложила как следует малыша, которому снился неспокойный сон, – он сбросил одеяло и спал с ногами на подушке. Доктор Кедр так устал, что отменил вечерний обход с поцелуями. Сестра Анджела сама совершила обход – ради доктора Кедра, да, наверное, и ради самой себя. Поцеловав последнего мальчугана, она почувствовала в пояснице боль и присела на свободную кровать. Прислушалась к дыханию спящих сирот и попыталась вспомнить, каким был маленький Гомер, как дышал, в какой позе любил спать. Мысли о нем успокаивали. Преклонные годы, эфир и еще Мелони – да, пожалуй, только и остается, что уповать на Гомера.

– Гомер, пожалуйста, возвращайся домой, – шептала она. – Пожалуйста, возвращайся.

Сестра Анджела очень редко засыпала на дежурстве, а в спальне мальчиков и вообще, кажется, ни разу. Но это была особая ночь, и она не заметила, как уснула. Мальчишки увидели ее утром на одной из кроватей и очень удивились: она проснулась оттого, что они стали ползать по ней; и ей пришлось напустить на себя строгость – пусть не думают, сморивший ее сон еще не означает радикальных перемен в жизненных устоях приюта. Хотя она сама не была в этом уверена. Один совсем маленький мальчик, склонный к фантазиям, ей не поверил; он сказал, что она больше не сестра Анджела, – лесовики превратили ее в сироту. Кто такие лесовики, он не смог объяснить, но верил в них свято.