Песнь жизни - Александра Лисина

Глава 25

Летние Балы всегда были достоянием Перворожденных, их изобретением, традицией и законной гордостью. Никто не умел отмечать обычный, в сущности, день так, словно он был последним днем этой жизни, а не всего лишь плавным завершением очередного года. И Светлые, и Темные эльфы свято чтили древние традиции, а потому один раз в год, в ночь летнего солнцестояния, обязательно проводили пышную церемонию, полную долгих речей, изумительно чувственных танцев, песен и всяческого веселья. В этот день забывались старые распри, прощались прежние обиды, назначались свидания, появлялись новые пары, соединялись сердца и души. В этот же день Чертоги покрывались не зеленой, а нежной серебристой листвой и начинали тихонько качаться в такт неслышной музыке – плавно и почти незаметно, но так, что сторонние наблюдатели замирали от восторга.

Сегодняшняя ночь не стала исключением, и Тронный зал негромко гудел от сдержанного волнения, потому что впервые за многие тысячи лет Темный Владыка присутствовал здесь не формально, а, сказав положенные слова приветствия, с видимым удовольствием окунулся во всеобщую суету. Странно было видеть его улыбающимся. Еще более странно видеть на его лице выражение искренней радости. Но совсем уж невероятно встретить его танцующим, рядом с одной из ослепительных красавиц своего народа. Разумеется, после того, как первый танец нового года он подарил раскрасневшейся от волнения Милле.

Таррэн с облегчением проследил, как дочь упорхнула в сторонку и робко улыбнулась подхватившему ее на руки Элиару. А когда на ее лице появилось выражение безграничного счастья, молодой лорд успокоено отвернулся: кажется, его чудесные женщины не ошиблись в нем. Обе оказались правы. Кажется, Эл действительно души не чает в этой девочке. Кажется, впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему живым и с немым обожанием следит за каждым ее движением, впитывает каждую ее улыбку, каждый взмах ресниц, каждый вздох и каждое легкое прикосновение, которое она успела ему подарить. И дело было не только в ее силе. Совсем-совсем не в ней. Кажется, это просто любовь?

Конечно, она еще очень юна. Конечно, многого не знает и не понимает в этой жизни. Но Элиар умел ждать. И был готов ждать ее столько, сколько потребуется. Трепетно оберегая каждый день, каждый миг, заботясь и терпеливо храня ее чистоту в неприкосновенности. До тех пор, пока она сама не решит иначе.

Тирриниэль подошел к сыну и, проследив за его взглядом, странно хмыкнул.

– И ты позволишь им быть вместе?

– А ты смог бы ей запретить? – вместо ответа спросил Таррэн.

– Не знаю. Но она выглядит счастливой. Как и он, впрочем. Насколько ты в нем уверен?

– Как в себе самом.

– Все-таки Светлый… а она еще очень молода… считаешь, он не переступит границ?

Таррэн мысленно усмехнулся: о нет, на это Элиар как раз не решится. По крайней мере, до совершеннолетия Мелиссы, потому слишком хорошо знает, что с ним после этого будет: Белка иногда бывает ОЧЕНЬ красноречива. А нечастному бедолаге, который решится ее расстроить, крайне быстро станет настолько нехорошо, что то, что от него потом останется, даже похоронить будет нельзя – она предпочитала не оставлять от врагов частей крупнее собственного ногтя. Кстати, где она?

– Ты почему один? – словно подслушал его мысли Владыка. – Белка не любит развлечений?

– Таких – нет. Но, раз уж сегодня мы здесь последний день, пообещала прийти.

– А почему… – хотел было спросить Тирриниэль, но в этом момент двери в Тронный зал снова распахнулись, и внутрь невесомо вплыли очередные гостьи.

Таррэн тонко улыбнулся, немедленно признав в очаровательной красавице с длинными, уложенными в сложную прическу волосами, в легком платье и глубоким декольте леди Мирену-ис, которая неизменная блистала в каждом своем наряде. Однако сегодня она была не просто хороша, а по-настоящему ослепительна. Что и не замедлил продемонстрировать гостям слегка ошарашенный Линнувиэль, который замер на месте прекрасной статуей и судорожно пытался сейчас вдохнуть, потому что наследница Дома Маллентэ (и так славящаяся, как самая красивая женщина своего народа) на этот раз превзошла саму себя. Зеленые глаза блистали, как звезды, когда она плавной походной приблизилась к окаменевшему Хранителю. На губах играла загадочная улыбка, длинный подол невесомо развевался, позволяя рассмотреть стройную фигурку, глубокий вырез нескромно притягивал мужские взгляды…

Мирена торжествующе улыбнулась и взяла его под руку, после чего невежливо толкнула локтем и громко прошептала:

– Закрой рот. Это неприлично.

Линнувиэль только кивнул и с трудом оторвал взгляд от вошедшей следом Белки, при виде которой Тирриниэль странно закашлялся, Шранк на пару с Валлином ошарашено моргнули, счастливые дети восторженно взвизгнули, а Таррэн опасно покачнулся и следом за Линнувиэлем почувствовал, как земля убегает из-под ног.

– Боги…

Гончая поймала его ошеломленный взгляд и гордо улыбнулась.

Она была по-прежнему прекрасна, его удивительная пара. Гибкая, как лоза, грациозная, словно дикая кошка. Потрясающе ладная, гармоничная, безупречно сложенная и невероятно привлекательная. За долгие годы он видел ее всякой – полной сил и умирающей, слабой и израненной, радостной и сердитой, грозной и незабываемо нежной. Он видел ее обнаженной. Видел древние руны на ее дивной коже. Видел в личине озорного мальчишки. Видел с оружием в руках и с требовательно пищащим младенцем у груди. Видел, как сходят с ума от одного ее взгляда, но видел и то, как милосердно закрывает она глаза, просто проходя мимо. Он знал, как умеет убивать. Знал, как она умеет дарить жизнь. Он помнил ее звериную ипостась и отлично понимал, какой опасной она могла быть противницей. Он знал ее и другой, такой, какой никто и никогда больше не сможет познать. Он видел ее всю и досконально изучил каждый изгиб ее сильного тела…

Но такой, как сейчас, Таррэн не видел ее никогда.

Потому что сегодня, в день летнего солнцестояния, в самом сердце величественных Чертогов стояла не просто его пара, вторая половинка и вся его жизнь, не просто суровая Гончая, неожиданно решившаяся на небывалое. Нет. Сейчас перед ним стояла его маленькая женщина, его страсть, его воля, сама судьба и его настоящая королева.

Белка торжествующе улыбнулась и сделала шаг навстречу.

Таррэн не знал, сколько усилий приложила Мирена, чтобы отыскать и уговорить ее надеть это дивное платье из серебристого шелка. Не догадывался, сколько дней умелые швеи потратили, чтобы искусно спрятать те участки ее кожи, на которых огнем горели страшные руны, но при этом оставить свободным то, что она с гордостью и каким-то странным величием демонстрировала сейчас обомлевшим от изумления эльфам. Он даже не предполагал, что она сумеет вписаться в этот трепетный и удивительно чувственный образ, в котором летящая длинная юбка от каждого шага нескромно обнимала ее стройные бедра, а смело распущенные волосы тяжелой волной укрывали обнаженные плечи. Но она не просто вписалась. Не просто приняла его, как родной. Она держалась в нем так, будто родилась именно такой – гордой, величественной, неотразимой и абсолютно неприступной. И Таррэн замер от восторга, бессовестно пожирая свою пару горящими глазами. А когда она, наконец, приблизилась, негромко цокая острыми каблучками, только и смог, что благоговейно опуститься на одно колено и трепетно коснуться губами ее изящных пальчиков.