Крестоносцы. Полная история - Дэн Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом они долго и с размахом праздновали. Зима для сражений выдалась излишне теплой, болотистая пустошь Самогитии — «Глухомань» — в тот год не замерзла так, чтобы по ней могли передвигаться боевые лошади, и англичане провели темные и холодные месяцы, распивая вино, играя в кости и предаваясь кутежам в городе Кенигсберге. Значительную часть денег Джона Гонта Болингброк потратил на пленных язычников, чье обращение в христианство он мог записать себе на счет[820]. Только в апреле следующего года отряд вернулся в Англию, хвастаясь своими победами и военными трофеями, среди которых были прекрасные хищные птицы, лось, медведь и множество невероятных историй, которые становились все невероятнее, когда их потом пересказывали еще лет двадцать.
В 1392 году Болингброк вновь приехал в Пруссию, мечтая еще раз сразиться с неверными, но с разочарованием узнал, что никаких крестовых походов тут больше не предвидится. Не желая возвращаться домой с пустыми руками, он последовал примеру Бусико: превратил свой крестовый поход в паломничество и отправился на Восток. Следующие десять месяцев во главе небольшого отряда слуг и сторонников (а также мастера по имени Якоб и личного трубача по имени Кракилл, который возвещал об их прибытии в города) Болингброк продвигался по Центральной Европе, направляясь в Венецию[821]. Там они взяли деньги у одного из деловых партнеров Гонта, зафрахтовали корабли и отчалили на остров госпитальеров Родос. Оттуда двинулись в Яффу, отданную мамлюкам больше века назад, где высадились на берег и по старой паломнической дороге, что тянулась через Иудейские холмы, отправились в Иерусалим. Так что, в отличие от самого известного крестоносца из числа его предков-Плантагенетов — Ричарда Львиное Сердце, — Болингброк и в самом деле посетил Гроб Господень, за которым теперь присматривали францисканские монахи. Немного передохнув, Болингброк двинулся обратно той же дорогой и в июле 1393 года вернулся в Англию с историями еще более увлекательными, чем те, что он привез из Пруссии два года назад, и с животными еще более экзотическими: страусом, попугаем и леопардом, которого он приобрел на Кипре[822].
К тому времени Болингброку сравнялось двадцать шесть лет, и пусть крестоносцем он по большому счету не был, его юношеские подвиги делали его одним из самых опытных и повидавших мир аристократов в королевстве, а его рыцарская репутация поднялась на недосягаемую высоту. Честно завоеванная слава доблестного воина, прямота характера и преданность вере сослужили ему добрую службу. Шесть с половиной лет спустя Англию сотрясла революция: Болингброк сместил своего кузена Ричарда и взошел на трон как Генрих IV. И хотя события, которые вознесли его на такую высоту, были кровопролитными, жестокими и неоднозначными, немногие стали бы спорить, что у Болингброка, крестоносца, характер настоящего короля.
Пока Болингброк прокладывал себе путь к трону, Бусико вершил не менее великие дела. Когда закончился турнир в Сен-Инглевере (после которого славный рыцарь ненадолго заскочил в Париж, чтобы «дамы его почитали и превозносили»), он тоже отправился в Пруссию на службу к тевтонским рыцарям[823]. Это был уже третий его крестовый поход в Балтику, и сей факт не ускользнул от внимания французского двора. Совершив «деяния настолько достойные восхищения, что все возносили ему хвалу», Бусико съездил в Тур, где встретился с королем Карлом VI, который удостоил его звания маршала Франции — одного из двух высочайших воинских званий королевства. Эта должность обеспечит Бусико занятием до конца жизни — он будет воевать в периодически вспыхивавших конфликтах с англичанами в рамках неоконченной Столетней войны и вновь покроет себя славой в мире крестоносцев. Очередная война против турок звала к оружию, и в 1396 году Бусико решил принять в ней участие. Той весной он поехал в Восточную Европу вместе с большим отрядом «рыцарей и оруженосцев… юных аристократов королевской крови и множеством баронов и дворян, [которые] желали избежать праздности и посвятить свое время и усилия рыцарским подвигам». Все они верили, как писал биограф и современник Бусико, «что не бывает похода достойнее, чем поход ради служения Господу»[824]. И хотя никто из них этого не знал, они присоединились к последней великой армии крестоносцев Средневековья, собравшейся в западном христианском мире, чтобы дать бой армиям ислама.
Врагом, битв с которым они искали, была новая турецкая держава, которая вскоре превратится в Османскую империю. Османы получили свое название от имени первого их предводителя Османа I. В 1290-х годах, когда в результате постоянных набегов мамлюков и монголов звезда сельджуков закатилась окончательно, османы — этнические тюрки — отвоевали себе клочок земли в Малой Азии, а спустя сто лет они уже были главной силой в регионе{165}. В 1360-х годах османы пересекли Босфор и двинулись вглубь Балкан: заняли Сербию и заставили болгарских царей платить им дань. Византийцы также жили теперь в бесконечной осаде, цепляясь за жалкие клочки территорий в непосредственной близости к городу, а турецкие отряды почти постоянно стояли у стен Константинополя. Кроме того, османы всерьез угрожали территориальной целостности Венгрии и Польши, что побудило венгерского короля Сигизмунда обратиться к другим христианским державам и попросить помощи в защите границ. К нему с готовностью прислушались венецианцы и генуэзцы, торговому владычеству которых на островах и в портах Восточного Средиземноморья османская экспансия серьезно угрожала. Римский папа Бонифаций IX призывал к крестовому походу против османов, ему вторил и авиньонский папа Бенедикт XIII. Во Франции и Англии старый солдат и писатель Филипп де Мезьер лоббировал учреждение общества рыцарей-крестоносцев, которое он называл Новым орденом Страстей, и докучал европейским правителям своими рассуждениями о пользе войны на Востоке[825]. Весь этот энтузиазм вскипел в подходящий момент. Временное перемирие в ходе Столетней войны и политические волнения во Франции, вызванные помрачением рассудка Карла VI, означали, что для рыцарей вроде Бусико настало время героически встать на защиту христианского мира[826]. В 1396 году реакция на проповедь крестового похода впервые с XIII века оказалась больше всего похожа на «большой поход».
Да
