День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров

Однако нашествия на Русь не последовало. Во-первых, в Крыму помнили прошлогоднее поражение и знали о готовности русских армий. А во-вторых, султанский приказ категорически требовал направить удары на Азов. И орды со всех направлений двинулись сюда. Успеха они не добились. Крымские, таманские и темрюкские формирования действовали разрозненно, сами по себе. И состояли из конницы, бесполезной против крепостных стен. Видать, не очень и старались. Налетали, стараясь захватить казаков врасплох. Но и дозоры защитников не дремали. Противник находил ворота запертыми, а попытки атак без особого труда отражались. Вести правильную осаду степняки не умели, грабить под Азовом было нечего. И уходили несолоно хлебавши. А конные отряды казаков еще и беспрестанно клевали их, набрали много пленных.

Для русских отвлечение противника на Азов оказалось очень кстати. Силами войск, собранных на границах, и под их прикрытием началось строительство самой южной, Белгородской засечной черты. В лесистой местности рубились сплошные засеки, на открытых местах копались рвы, насыпались десятиметровые валы с частоколом. Чтобы связать все это в единую оборонительную систему, строились новые города— крепости: Коротояк, Усмань, Козлов. А между городами, через каждые 20–30 км, ставились острожки для гарнизонов, несущих дозорную службу. Производить такие работы русские хорошо умели, в искусстве фортификации они были большими мастерами. Сохранилось описание итальянца Руджиери, что полевые крепости строились «с невероятной быстротой». Дескать, русские «инженеры» осматривают местность, в лесах идет заготовка бревен, которые там же обрабатываются, подгоняются друг к другу и размечаются. По реке их сплавляют к нужному пункту, «разбирают знаки на бревнах, в один миг соединяют, засыпают землей и ставят гарнизон».

Дополнительная система засечных черт создавалась на юго-востоке, в районе нынешней Пензы, для прикрытия Руси от набегов калмыков, волжско-яицких ногаев и присоединявшихся к ним башкир. В Тамбове эта система смыкалась с Белгородской чертой — и, таким образом, возникала огромная сплошная линия укреплений, прикрывающая густонаселенные районы. Разумеется, ее требовалось охранять. Именно с этой целью правительство начиная с 1634 г. наращивало численность стрельцов. Теперь их ставили гарнизонами по приграничным крепостям. «Новые» стрельцы занимали менее привилегированное положение, чем московские, форму носили победнее, оклады получали меньше. Но вооружали их хорошо, новыми мушкетами, и обучали на совесть — современной на тот период линейной тактике боя.

Рейтарская тяжелая конница в степной войне показала себя не очень хорошо. Гоняться в доспехах и с мечами— палашами за татарскими загонами было несподручно. Иное дело — драгуны, способные и нести службу в крепостях, и быстро перебрасываться куда нужно. И на юге началось формирование еще 4 драгунских полков. В них записывали крестьян Воронежского, Лебедянского, Севского уездов. Живя в порубежье, они и без того учились владеть оружием и вели полувоенный быт, готовясь в любую минуту оборонять свою семью или сесть в осаду в ближайшем городе. А теперь получали от казны коней, оружие, 4 руб. в год жалованья. Предполагалось, что они будут летом нести службу, а на зиму распускаться по домам. Кстати, успешно шла и подготовка национальных офицерских кадров. Из 744 старших и средних командиров в «полках иноземного строя» 428 были русскими. Их набирали из детей боярских и дворян, но служили они не с поместий, а за жалованье. То есть были уже профессиональными офицерами.

Азовское сидение

Казаки в Азове не только отбили наступление соседей, но и сами, обретя столь удобную базу, организовали набег. Турки утверждали, что в 1638 г. в Черное море выплеснулась тысяча челнов. Конечно, это преувеничение, в таком случае экипажи составили бы не менее 50 тыс. казаков, втрое больше, чем их было на всем Дону. Но во всяком случае поход превзошел по масштабам все предыдущие. Отряды разошлись по морю, захватывали и топили турецкие суда, взяли и опустошили Трапезунд, Синоп, Ризе, появлялись перед Босфором. Разгневанный султан писал, что, если казаков не унять, они доберутся и до его сераля. И по его личному суровому приказу к Керченскому проливу был выслан сильный флот. Стаи казачьих лодок дерзко атаковали его, но как раз дерзость вылезла им боком. Капудан-паша действовал умело; метко расстреливая челны бортовой артиллерией и не допуская их до абордажа. Донская эскадра была разгромлена и рассеяна. После этого поражения казаки стали избегать лобовых столкновений с крупными военно-морскими силами турок и изменили тактику, начали ходить в свои рейды небольшими группами.

Азов быстро обживался. Донцы провозгласили его «вольным христианским городом», селились тут с семьями, у кого они были. Был отремонтирован и заново освящен старый, построенный еще генуэзцами, храм Св. Иоанна Предтечи, превращенный турками в мечеть, — здесь поместили знаменитую на Дону чудотворную икону Иоанна Крестителя. Возводилась новая церковь Св. Николая Угодника. И… в Азов снова потянулись все те же купцы из Кафы, Керчи, Тамани, Анапы. Им-то какая была разница, славянками или турчанками торговать? Перепродать куда-нибудь подальше, в Персию или Египет — а барыш не пахнет. Казаки после азовской добычи и набегов были людьми не бедными, и купцы получали возможность скупать награбленное, везли сюда турецкие товары. Появились и иранские торговцы. Султан воевал с шахом в Месопотамии, а здесь, в обход фронта, пошла бойкая торговля между представителями обеих держав. Конечно, и русское купечество выгод не упускало, пожаловало на быстро расцветающий азовский рынок.

Украинским казакам в это время приходилось куда хуже. После разгрома Павлюка репрессии приняли беспрецедентные масштабы. Гетман Потоцкий с карателями гулял по районам, поддержавшим восстание, хватал и казнил всех подряд, заявляя: «Теперь я сделаю из вас восковых». А Конецпольский, уничтожая заподозренных в причастности к мятежу, приказывал подчиненным: «Вы должны карать их жен и детей и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости и Речи Посполитой». За поляками оставались пепелища, на деревьях болтались тысячи повешенных, на всех видных местах для устрашения торчали колы с насаженными на них телами казненных. Сейм решил лишить казаков всех привилегий, данных им прежними королями, а в будущем вообще упразднить казачье войско, переведя на положение крестьян.

Но бесчинства карателей вызвали новую вспышку восстания. Как сообщает украинский летописец, «видя козаки, что ляхи умыслили их всех вырубить, паки поставили гетманом Остряницу». Он начал поднимать народ на Левобережье. Коронные войска и отряды магнатов двинулись на него. Остряница отчаянно сопротивлялся, дав сражения под Голтвой, Лубнами. Затем казаков осадили в их лагере у устья р. Сулы. Укрепившись окопами и шанцами, они долго отражали атаки. Но затем у них иссякли припасы и начался голод. А это опять вызвало внутренние раздоры. Большинство склонялись к капитуляции. Остряница с 3 тыс. сподвижников сумел прорвать кольцо блокады и ушел в Россию. Участь тех, кто не захотел идти с ним, была печальной. Они выбрали новым гетманом Путивца. Но тут же и выдали его полякам, надеясь такой ценой купить прощение. Потоцкий согласился на мир, а Путивца приказал расстрелять, однако и выдавших его повстанцев не помиловал. Едва они покинули укрепления, их разделили на группы, обезоружили, выстраивали на коленях и рубили головы всем до единого. Заодно это позволило Потоцкому удовлетворить своих солдат за счет имущества перебитых.

Запорожские и днепровские казаки, не попавшие в эту мясорубку, были полностью деморализованы. Избрали гетманом Гуню, вступившего в переговоры с Потоцким. Он уже соглашался на все продиктованные ему условия, даже принял назначенных поляков на посты казачьих полковников. А к королю с просьбой о помиловании казаков послал чигиринского сотника Богдана Хмельницкого. Вроде договорились… Но, когда сам гетман с киевским сотником Кизимом и большой свитой прибыл в Варшаву для принесения присяги, их схватили. Гуню, Кизима и его сына публично забили насмерть палками, десятки сопровождавших их были четвертованы и повешены на крючьях под ребро.

Последний рецидив восстания возглавил Полтора-кожух. Он собрал отряд на р. Мерло — уже на самой границе с владениями крымских татар. Но, узнав, что на них идут поляки, казаки разбежались. Хотя и польскому войску не повезло, дело было уже зимой, и многие сгинули в степях от морозов. А сейм принял «ординацию» — закон, вводивший новый режим управления на Украине и означавший полный конец всех вольностей. Число реестровых сохранялось в 6 тыс., но они теряли право выбирать гетмана и старшину — должности становились назначаемыми. На Украине размещались коронные войска, местное управление передавалось польским чиновникам. Восстанавливалась крепость Кодак, а в Сечи расположился польский гарнизон.