Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

Меня только позабавила мысль, что если алкоголя окажется мало, то Колян со своим приятелем вряд ли будут делиться с кем-то еще, совершенно наплевав на желания остальных. И вполне возможно, что все это дело дойдет до драки, которая теперь без поножовщины уже не обходится. Больше всего меня смешила мысль, что, когда вся драка закончится, победитель или даже победители, увидят саму причину спора разбитой и с растекшимся по полу вожделенным содержимым. Конечно, это ослабит возможности защиты уцелевших от толпы зомби снаружи, но по этому поводу я не особенно волновался. Сейчас меня уже начинала волновать идея, что никакие зомби и не понадобятся, запертые как пауки в банке, каратели с не меньшим успехом сами перебьют друг друга.

Мне вдруг представилась картина, как я один, увешенный оружием, сижу на трейлере среди кучи трупов и окруженный еще большим количеством живых мертвецов, пытающихся меня сожрать. Картина, исключая ее откровенный идиотизм, выглядела удручающе. Я передернул плечами, пытаясь от нее отвязаться и просто ни с кем не пошел, предпочтя компанию двух быстро остывающих трупов компании дерущихся за водку карателей.

Оставшись в гордом одиночестве, я, не зная, чем еще себя занять, снял с плеча автомат и, вытащив из приклада пенал для чистки оружия, принялся, оттирать от него всю накопившуюся за последнее время грязь. Такое занятие было монотонным, равномерным, но на удивление успокаивающим и не дающим сильно углубляться в собственные мысли. Отсоединив затвор, я, все еще не очень хорошо владея левой рукой, на которой мне уже отстрелили палец, выронил пружину, тут же упавшую на пол и закатившуюся под полку, на которой сидел. От души выматеревшись, я слез оттуда и присел, пытаясь заглянуть под узкую щель между полкой и полом, в надежде отыскать закатившийся элемент затворного механизма. Обидно было выбрасывать автомат только из-за того, что по собственной криворукости потерял одну деталь.

Разглядел ее не сразу, чуть не сломав себе глаза и уже готовый к тому, чтобы вообще отодрать эту полку от стены и таким образом найти недостающий элемент, когда все же увидел тонкую металлическую спираль, откатившуюся к самой стене. Снова выругавшись, я попытался дотянуться рукой, но в узкую щель пролезли только пальцы, и то, едва не ободрав кожу на суставах. До  самой пружины, естественно, не дотянулся, только пыль собрал под ногти.

Снова выругавшись, упомянув непонятно к чему самого Калашникова, к которому, вообще, отношусь с большим уважением и искренне надеюсь, что он сумел пережить все это адово пришествие из глубин на нашу грешную землю. Оглянувшись в поисках чего-нибудь, чем можно выковырять пружинку оттуда без опасения оставить там собственные пальцы, я распахнул дверцы полки, рассчитывая, может, хоть там что-то есть. Три полки, но только в одной из них оказалась тонкая школьная тетрадь, исписанная мелким и ровным почерком. Не слишком задумываясь, что это может быть важным, я вытащил ее со своего прежнего места, воспользовавшись как продолжением руки, вытаскивая пружину.

Вытащив ее, бросил тетрадь рядом, а сам быстро собрал раскиданные части автомата, боясь, что опять что-нибудь потеряется, а мне придется опять ползать по грязному, забрызганному кровью полу вытаскивая потерявшиеся детали из самых дальних и темных углов. Закончив сборку, я неожиданно понял, что сейчас мне совершенно нечем заняться.

Мертвяки все так же продолжали стучаться в стенку трейлера, но к подобным звукам я привык и фактически не обращал на них внимания, даже находил в этом что-то хорошее. Если стучаться, значит просто стоят там же и глупо разбивают в кровь собственные руки и морды, если соседи сзади сильно прижимают. Вот если перестают, то тогда уже надо начинать волноваться. Получается, что придумали что-то похуже, для меня естественно. А им это обычно обещает гораздо более быстрый доступ к свежему человеческому мясу, чем постоянные попытки пробиться через не поддающуюся ударам стенку, стоящую между людьми и ними. Конечно, еще, если зомби не очень много, их может разогнать парочка мутантов, что даже хуже, чем целая куча голодных, но совершенно обычных зомби.

Другое дело, что раньше я всегда находил себе занятие, а точнее сказать, оно само находило меня. Даже оказавшись в закрытом помещении, чем-то занимался. Будь то зачистка помещений, поиск чего-нибудь полезного или даже самая примитивная разведка методом наблюдения из окна. Здесь же мне было совершенно нечего делать. Единственный выход отсюда перекрывала группа карателей, которые или все еще пьют, или уже напились. В любом случае, ничего хорошего от них ждать не приходится. К тому же, если там есть хоть что-то действительно полезное, то его они либо уже оприходовали, либо просто сломали. А даже если оставили и не заметили сразу, то воспользоваться этим самостоятельно мне тоже не дадут. Тот же

Михалыч просто отберет и себе оставит, если вообще посчитает этот предмет необходимым для своей персоны. Кроме того, ничего особенного для этих людей я сделать не мог, а главное, не хотел. Во-первых, здесь нужна дисциплина, которой у этих людей не было в принципе, все занимало ощущение собственной исключительности и значимости. А во-вторых, они в таком случае должны меня слушать, а вряд ли они будут адекватно воспринимать слова, не поддержанные силой власти, даже если это одни из самых рациональных и эффективных советов, услышанных ими за всю свою никчемную, в общем-то, жизнь. Просто пошлют меня куда-то далеко и надолго.

А занять себя чем-то надо было, пока в голову не полезли всякие кошмарные и противные мысли, которые все время приводят меня к единственному, но не очень приятному результату, а именно, к очевидности и неотвратимости единственного выхода из сложившейся ситуации, то есть к суициду. Другой возможности выбраться из такой критической ситуации я не находил. Если бы только было радио, тогда можно было связаться с той же республикой и упросить, чтобы вытащили нас отсюда. Хотя в этом я сильно сомневался. Вряд ли они станут рисковать людьми и техникой, расходовать уйму патронов, только для того, чтобы вытащить пару десятков зеков из самого пекла. Гораздо проще будет записать их в те же «боевые потери», а проще говоря, списать со счетов, бросив здесь умирать. У военных помощи тоже спрашивать не стоит, они если и вытащат нас, то только для того, чтобы повесить как военных преступников где-нибудь поближе к центру своего анклава.

Получалось, что мне грозит большой и звонкий капец с крышкой, а может, даже и с золоченной цепочкой, на которой подвешен маленький кулон в виде золотого сердечка. Почему именно такой, я и сам толком не знал. Просто представилась картина, как на меня падает здоровый сейф с многообещающей надписью «капец», прощально взмахнув этим самым кулончиком.

Глубоко вдохнув, я немного задержал дыхание, раздумывая, что сделать дальше, после чего снова смачно выругался, не зная, как еще разрядить эмоции. И случайно вспомнил о той самой тетрадке, которой вытаскивал убежавшую пружинку. Там вроде было что-то написано, может, даже нечто интересное. Хоть так отвлекусь.

Протянув руку, взял тетрадку и раскрыл на первой попавшейся странице.

Школьная тетрадь в клеточку с вручную проведенными карандашом полями.

Почерк был явно детский. Не то, чтобы вообще малыш писал, но точно не старше четырнадцати лет. Даже еще орфографические ошибки допускал, часто, впрочем, сам и исправляя, аккуратно зачеркивая и подписывая сверху правильную букву. Лениво пробежав глазами первые строчки, я неожиданно для себя понял, что это вполне подробный дневник, в котором аккуратно отмечались все события проходивших дней. Детей в анклавах обычно освобождали от тяжелых работ, а вот школ уже не было, если только где на добровольных началах не организуют что-то похожее. Военные пытаются восстанавливать систему обучения детей, но очень мало людей, способных преподавать, осталось, школы ведь обычно в самых населенных местах строились. Поэтому большая часть детей, за исключением какой-то мелкой работы по дому, оставалась без дела и, главное, без приставок и компьютеров, даже без телевизоров, которые раньше полностью сжирали все свободное время ребенка. И погулять особо негде. Может, именно из-за такой скуки и сел малолетний автор за записывание всего попадавшегося на глаза.

«14 мая, - прочитал я дату вверху страницы и даже удивился, поняв, что совершенно сбился со счета не только числа месяца, но и дней недели.

Покачав головой, решил все же прочесть, что именно судьбоносного произошло именно в этот день, - вот уже вторая неделя, как папа нас вывез из дома. Зомби, которых все здесь называют «ходунами», больно смешное название, подходили к краю ограды и пытались влезть на машину дяди Степана, но сторожа их убили. Я хотел сходить посмотреть, но папа не велел, сказав, что мне рано такое видеть. А я ведь уже взрослый, мы с папой вместе дома собирались. И тогда я зомби тоже видел, даже дрался с одним, - меня мысль автора здесь смутила, как же заботливый папаша такое допустил, но сильно задумываться над этим не стал, - а теперь я вроде снова как маленький. Еще Леха рассказал, что теперь вроде нас всех будут учить обращаться с оружием, полицейские велят всем уметь стрелять. Тогда и мне тоже должны дать пострелять. Леха на год меня младше, а ему обещали… - дальше я читать не стал, убедившись, что парень расписывает собственные переживания и всяческую мелочь, случавшуюся в лагере, подробно и все комментируя. Читать это было даже не то, что не интересно, а откровенно скучно. И потому принялся просто листать страницы. Ближе к концу тетрадки привлекла еще одна запись. Дату я не посмотрел, но на странице чернила местами расплылись небольшими пятнами.