Сборник "Похитители душ" - Ник Перумов

– Да. Человек пять-шесть, – быстро ответил Мухин.

– Нападений, укусов не наблюдалось?

– Нет, – хором ответили Миша с Tоликом.

– А вы знаете, – вдруг весело оглядел их СССР, – это очень интересно! Я, пожалуй, займусь этим феноменом.

– То есть вы согласны, что здесь замешаны крысы? – Шестаков невольно кивнул головой в сторону Матильды. Она, видимо, устала ползать по рукаву хозяина и снова расположилась на столе.

– Замешаны? – Мише показалось, что Профессор поморщился. – Какое неприятное милицейское слово… Посмотрим. Надо проверять. Хотя я пока не очень хорошо себе представляю, каким именно образом они могут быть, как вы говорите, «замешаны», но… скорость распространения… миграции… плодовитость… Короче, будем искать. Я могу взять это домой на день-два? – Савелий Сергеевич протянул руку к папке.

– Конечно. – Миша хотел задать ему какой-то вопрос, но не успел. В подсобке появился Витек. Вид у него был страшно недовольный. В зубах он держал незажженную «беломорину», а в руке – полведра ржавых гаек.

– Какого…! – светски начал разговор Гмыза, не обращая внимания на Профессора. Матильду на столе он, похоже, не заметил. – Я там вкалываю, а они здесь растрендякивают! Шибко умные, да? А ну-ка живо за работу! – И вывалил в железный бак свои гайки.

Грохот получился изумительный. Испуганная Матильда сиганула со стола и пулей рванула в коридор. За ней с криком: «Мотя! Назад!» бросился СССР, далее – Витька, подбадривавший: «Шваброй, шваброй ее!» За ним – Мухин, и замыкал бегущую процессию Шестаков, горя желанием надавать Гмызе по шее.

Матильда исчезла. Ни догнать, ни найти ее не удалось. Профессор сидел в подсобке несчастнее Пьеро. Ему оставалось только затянуть что-нибудь вроде: «Матильда сбежала в чужие края…» Недоумевающий Гмыза бродил по комнате, чувствуя себя виноватым неизвестно в чем. Время от времени он начинал бубнить что-нибудь невразумительное вроде: «Ладно бы, кошка там, хомяк на худой конец, а то…» Но тут же ловил на себе зверские взгляды Миши и Толика и умолкал.

Всем было страшно неловко. Шестаков честно не испытывал жалости к сбежавшей Матильде и винил самого Профессора: ну действительно, какого лешего тот притащил сюда крысу?

– Господи, она же пропадет здесь, пропадет, – причитал СССР с таким неподдельным горем, что Миша, несмотря на раздражение, вдруг понял, что скорее всего Профессор – просто очень одинокий человек. И Матильда для него, может, единственное близкое существо.

– Не переживайте, Савелий Сергеевич, найдется, – неубедительно утешал его Толик, – мы поищем, или сама вернется…

– Куда вернется? Она же здесь ничего не знает!

– А мы ей сала кусочек положим, – предложил Витек.

– Да не ест Матильда сала! – окончательно обиделся Профессор. – К тому же… Вы ее не знаете! Она такая обидчивая и недоверчивая!

– О! Оби-и-идчивая… – протянул Гмыза. – Все они из себя обидчивых строят… А потом возвращаются как миленькие!

– Ты о ком? – не понял Миша.

– О бабах, о ком же? От меня когда Зойка уходила…

– Да вы что, обалдели все?! Вы о чем говорите?! Гмыза! Ты работать собирался? Вот иди и работай, а не болтай тут всякую чушь! – Шестаков решил взять руководство в свои руки, пока все окончательно не свихнулись. – Савелий Сергеевич, вот папка. Если все-таки надумаете взять посмотреть – пожалуйста. А мне пора.

До самого вечера то тут, то там Миша слышал отчаянные взывания Профессора: «Мотя, Мотя! Матильда!» Крыса так и не появилась, и около семи часов СССР ушел. Придя в подсобку, Шестаков обнаружил, что папки нет, а на стуле висит штормовка Савелия Сергеевича.

– Он оставил, чтоб ей было куда возвращаться… – извиняющимся тоном пояснил Толик. – Нехорошо как-то получилось… А бумаги он взял.

– Ну ты прям втюрился в своего Профессора, – раздраженно бросил Миша. – Я заметил. Вместе с ним готов был эту дрянь голохвостую в задницу целовать!

– Да потому что я – не ты! Фельдфебель! Теперь я понимаю, почему тебя все Рэмбо называют! Потому что ты – как волк-одиночка, всех плохих зубами разорвешь, а хороших у тебя и не бывает! Человек нам помочь хочет, сам пришел!

– А по-моему, твой хороший человек – просто маньяк-одиночка! Подружку нашел! Мати-ильда! – передразнил Миша. – Небось торчит на работе до ночи, с сотрудниками грызется, а дома суп пакетный хавает… – Шестакова неожиданно и совершенно беспричинно понесло. – А в квартире у него книг – до потолка. И все про гадов этих… Крыса Лоренца, твою мать! Сырок небось финский своей красавице покупает… А жена от него сбежала. – Взгляд его упал на висящую штормовку. – И ледоруб на стене висит, рядом с фотографией «Покорителям Эвереста»!

Толик изумленно смотрел на бушевавшего Шестакова и даже не пытался его перебивать. Если разобраться, Мишка просто срывал свою досаду. Он ведь не дурак, сообразил, какого нужного человека нашел Мухин. И вот теперь по вине какого-то нелепого случая они этого человека могут потерять. Возьмет да и обидится на них из-за своей Матильды…

Все понятно. Но ни утешать, ни спорить с Шестаковым никто не собирался. Толик предпочел промолчать.

Они разошлись по домам, даже не попрощавшись.

Миша угадал только две вещи: книг у Савелия Сергеевича было действительно до потолка. И на стене действительно висел ледоруб. Без фотографии. Во всем остальном Шестаков попал, что называется, пальцем в небо.

Отношение сотрудников института цитологии к СССР (в смысле – к Струмову-Рылееву, а не к развалившемуся Союзу) было весьма близко к обожанию. Не то что «грызться», а даже просто повышать голос на коллег Профессор в принципе не мог. Ходила, правда, легенда о том, что давным-давно, еще во время работы в старом здании, Савелий Сергеевич НАКРИЧАЛ на слесаря-сантехника. Легенда умалчивала, какой чудовищный проступок совершил местный «афоня», чтобы вывести из равновесия этого интеллигентнейшего и уравновешеннейшего (местный сленг. Употребляется только в сочетании с именем Савелия Сергеевича) человека. Далее. СССР жил в огромной коммунальной квартире на Фурштадтской, где больше половины жильцов приходились друг другу родственниками. Пакетных супов в доме не водилось с момента заселения. В дореволюционные времена – просто по причине отсутствия таковых в природе. В наши дни – уже по традиции. (Оставим без внимания совершенно неуместное здесь словечко «хавает», означающее, по всей видимости, процесс поглощения именно пакетного супа.)