Доминум - Полина Граф

– Я хотел, чтобы ты вырос. Хотел попрощаться.

Мое немое изумление зажгло несколько знакомых искр в его глазах.

– Еще одна причина, почему детей у эквилибрумов нет. Вы мешаете думать рационально. Двенадцать лет – не тот возраст, когда становиться протектором безопасно. Мы условились на двадцати. Но Луна в связи с произошедшим решила исполнить задуманное несколько раньше. – Он опустил взор и скрестил руки. – Мемора должна была привести тебя ко мне и вывести оболочку из стазиса. Тогда бы ты все и узнал и, уже будучи подготовленным, смог бы забрать свою часть души. А я бы продолжил свой путь. Но вот где мы теперь. Из стазиса оболочка вышла только тогда, когда ты забрал мой осколок из темницы. И высвободил Гортраса.

Я переминался с ноги на ногу, точно нашкодивший мальчишка. Хотя так оно и было, только нашкодил я в масштабах целой Вселенной.

– Я не знал, что так будет.

– Верно, не знал. Ты просто хотел собрать Антареса Непогасимого воедино.

– Когда ты ломился сквозь лес, то желал переселить разум в свою оболочку, закрыть темницу, – выпалил я, все больше холодея. – А я… я стрелял в тебя! Я думал, ты хочешь убить нас обоих! Если бы я просто доверился тебе, то не высвободил бы Гортраса! А теперь он вернулся в мир и станет уничтожать все!

– Но я тоже вернусь за небеса. И, как раньше, буду всеми силами его останавливать. – Антарес положил руку мне на плечо. – Да, теперь… все будет намного труднее для всех нас, но то не твоя вина. Мы все допустили это. Но тебе удалось возвратить меня. Ты боялся, менял свои взгляды, жертвовал, оступался, но заставлял себя идти дальше. В конце концов ты нашел в себе храбрость противостоять самому Антаресу! – Он искренне рассмеялся. – Максимус, ты не ошибка. Ты мой сын. И я горжусь этим. – Отец ладонями сжал сферу в моей руке. – И я надеюсь, однажды и ты найдешь в себе силы гордиться мной.

Теперь, когда все три осколка были на месте, его душа собралась воедино и своим светом ослепила меня. Это был вечный закат в странном серебряном море. Оно было твердым, зеркальным; ветер создавал на его поверхности еле заметную рябь. Огромное красное солнце освещало воду, переливавшуюся блеском миллиарда алмазов. Куда ни брось взгляд – из воды возвышались высокие разноцветные кристаллы в форме крыльев, огнем сияющие в лучах небесного светила. Никакого берега и в помине не было, только зеркальная гладь. И Центр: обычный клен с шероховатой корой, у основания которого покачивалась россыпь крупных душистых маков. Над ним завис серп полумесяца.

Я вернулся в реальность и увидел, что Антарес снял с меня звезду-подвеску и накладывает на нее новые манипуляции, создавая красные метки прямо из воздуха.

– Пора вернуться в мир, – сказал он.

Антарес разрушил все барьеры, которые сдерживали светозарный огонь в подвеске. Внезапно от нее отделилась алая масса, пульсирующая и источающая безудержный Свет.

– Эфирное сердце. Оно создает светозарный огонь, – пояснил Антарес, оглядывая колотящуюся поверхность «органа». – Мне необходимо вернуть его в небесное тело поскорее, иначе спалю оболочку.

Сердце впиталось в Антареса с легкой вспышкой. Его вены, как и глаза, засияли. Свет дымными волнами заметался под кожей. Засветились даже волосы. Когда же он погас, Антарес поморщился, как от боли, в последний раз оглядел злосчастную подвеску и отдал ее мне.

– Я переделал ее под тебя, – пояснил он. – Когда ты вновь вживишь себе третий осколок, амулет скроет твой облик от остальных. Мои старые манипуляции почти стерлись из-за постоянных встрясок в твоей душе, так что толку от них мало. А пока идем. Нам нужно убрать с Терры нежелательных гостей.

Эквилибрум двинулся на улицу и прошел мимо Стефа, нервно курившего на лестнице. Протектор задержал на Антаресе тревожный взгляд. Верховный как ни в чем не бывало встал посреди двора и глубоко вдохнул травянистый и чуть отдающий гарью предрассветный воздух. Наверное, он давно не мог так сделать, полностью находясь в едином сознании. И медленно направился в лес – прямиком к далекому сражению.

Стефан посмотрел на меня.

– Не начинай, – буркнул я, чувствуя себя совершенно разбитым.

– Ах ты звездный сын, – с чувством выдал он и тут заметил сферу в моей руке. – Да чтоб меня, это ведь…

– Я не стану вселять в себя этот осколок! – огрызнулся я. – Я не звезда! Я человек!

– Нет, Макс, ты придурок. Мне что, тебе еще одного вразумительного леща вломить? Получается, у тебя внутри сейчас два осколка! Мало нам в Соларуме безумного Скорпиона, еще и тебя с расколом терпеть? Ты подохнуть можешь!

Я потерянно смотрел на голубую сферу, холодом опалявшую ладонь.

– Все изменится…

– Да все и без того меняется в ритме сальсы по три раза на дню! Мадонна, включи мозги! Прими то, кем являешься. Нам всем приходится это делать, Макс. Это часть тебя. Без нее тебе не выжить.

Он был прав, во всем прав. В любой момент я мог сорваться, потому тянуть больше не стал.

Жизнь в мире Эквилибриса постоянно несла нас по порожистой реке. Мы не могли знать, какие перемены принесет новый день, но всегда были готовы в открытую встречать их. В них нет ничего страшного. Они просто часть жизни. Непредсказуемой яркой жизни.

Я отошел подальше и разбил сферу о землю, закрыв глаза от света.

* * *

Стефан перевернул меня на спину, давая взглянуть на светлеющее небо. Он пристально осматривал меня, скривив губы в кислой гримасе.

– Да уж, в параде фриков первым будешь, – констатировал он.

Я потрясенно смотрел вверх. Внутри все бурлило и клокотало. Такого даже при Антаресе не случалось. С ним было некомфортно, он мешался. А тут вдруг все стало таким… правильным? Мир как будто сделался ярче, запахи – отчетливее. На языке стоял сильный металлический привкус. Света оказалось столь много, что я чувствовал, как он бежит по венам, желая вырваться наружу. Кожу приятно покалывало. Все мои ушибы и ранения исцелялись.

– Как я выгляжу?

– Паршиво.

– Отлично.

Водолей помог мне подняться. Он подождал с минуту, пока я осматривал себя, а сам тем временем внимательно и с иронией разглядывал мои волосы, наверняка заготавливая шутки на все грядущие годы. После этого мы оба направились в лес. Каждый новый шаг давался все легче. Перемены настигали, я чувствовал их каждой клеткой тела. Пугала лишь одна мысль: что та затяжная хворь, навалившаяся на меня в двенадцать лет из-за изменений тела, вскоре