Доминум - Полина Граф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она мечтала стать достойной своего родителя. Пускай и не хотела его затмевать…
Но Бетельгейзе всю жизнь желала высот, ей было необходимо влиять на происходящее и исправлять чудовищные ошибки системы. И Альдебаран помогал ей как мог, обучал всему, что знал сам, пока она не начала уверенно держаться на собственных ногах. Бетельгейзе с ее всеохватывающей добротой и пониманием была необходима всем душам. И тогда он стал ей попросту не нужен, потому отпустил.
Кто-то мечтал о своем месте, кто-то – о свободе, кто-то – о том, чтобы помогать другим. Иные желали славы, любви, огромной души, силы, титула, знаний. Кто-то просто хотел собирать рептилий или долго странствовать по префектурам Вселенной. Альдебарана всегда восхищали стремления душ. Он часто интересовался ими, хотел узнать о целях своих друзей и коллег.
Но Альдебаран никогда по правде не понимал, чего же хочет сам.
О чем он мечтал?..
Эквилибрум не сразу понял, что кто-то стоит рядом с ним. Отяжелевшая голова была опущена, в ней остался только звон. Он разлепил веки и как в тумане увидел изящную ладонь, покрытую сеткой шрамов.
– Ты должен был сразу рассказать мне обо всем, – с тревогой вымолвила Бетельгейзе.
Она осторожно повернула лицо Альдебарана к себе обеими руками.
– Почему ты не рассказал об Обливионе? – выдохнула звезда. – Что с тобой случилось?
Когда префект заговорил, то не признал свой осипший, лишенный силы голос. Он кратко поведал о том, как Зербраг обманом на время стал его Доминумом.
– Но это не твоя вина! Альдебаран, во имя всего светлого, почему ты не пришел ко мне?
– Ты бы меня поняла.
– Да! Обливион всех поглоти, конечно, я бы поняла!
– В этом и проблема. – Он качнул головой. – Ты бы простила меня в любом случае. А я того не хочу.
Бетельгейзе удивилась, ее руки дрогнули. Альдебаран еле слышно продолжал:
– Я снова поддался ему, Бетельгейзе. Когда уже поклялся себе больше никогда не делать этого. Но он пустил корни в мою душу так глубоко… Из-за этого погибла моя подчиненная, а дэлары и звезды Зербрага едва не убили Антареса. Я больше не могу верить себе или клясться, что не поддамся Зербрагу вновь.
– Ты…
Он лбом упал на руку Бетельгейзе, лежащую на его плече. Она пахла как пламя посреди морозного леса.
– Я так устал. Я всю жизнь был верен другим, выполнял приказы. Кто-то всегда мной командовал и управлял. Будто я никогда не чувствовал свободы, а может, она не была мне нужна. Отец, вынудивший меня вступить в армию; обязанности солдата; управление префектурой… Я ничего и никогда по-настоящему не решал в своей жизни. Всего лишь полезный инструмент Света, работающий по его указке и делающий только то, что требуется. Но, может, я смогу хотя бы выбрать между спасением и смертью.
Альдебаран заставил себя вновь сфокусировать взгляд на Бетельгейзе.
– Я выполнил свою задачу, – прошептал он. – Но пал по дороге. Я так больше не могу. И хочу наконец освободиться.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Бетельгейзе сжала его плечо.
– Нет, – решительно сказала она. – Ты хочешь проиграть ему – Зербрагу? Тому, кто всю жизнь измывался над тобой, кто использовал тебя при каждом удобном случае? Хочешь доказать ему, что он все это время был прав и ты всего лишь расходный материал? – Звезда нагнулась, чтобы поймать его угасающий взгляд. Она пылала ярым пламенем. – Живи, чтобы показать ему обратное. Заяви об этом во всеуслышание! Обливион никуда не денется. Но Зербраг должен понять, что ты – сильная душа, которая всего лишь сбилась с пути. Все тебя уважают и все тебе верят. Ты намного сильнее, чем думаешь.
Бетельгейзе выпрямилась и с железом в голосе добавила:
– Зербраг больше не будет командовать тобой. Мы этого не допустим. Я помогу. Я запрещаю тебе умирать.
Он потрясенно слушал каждое ее слово, чувствуя, как тяжесть все сильнее наваливается на грудь.
– Перед Вселенной и Всепроникающим Светом, – говорила звезда, – я прощаю тебя, Альдебаран Стойкий. И принимаю твою верность, избавляя от Обливиона. Я клянусь, что никогда не буду приказывать тебе, никогда не поставлю под сомнение твою свободу. Ты будешь волен делать все, что пожелаешь. Но отныне и до самого конца я отказываюсь отпускать тебя по дальнейшему пути.
После ее речи тишина кабинета казалась давящей. Зашуршали полы накидки Первого паладина. Бетельгейзе приблизилась лицом к Альдебарану, но вместо привычного обрядного касания головами примкнула губами к его широкому изрезанному лбу.
Глава XLII
И новый день настанет
Дверь в рабочий кабинет Верховного была круглой, с серебристым орнаментом линий на черной каменистой поверхности. Она казалась толстой и непрошибаемой, а когда в нее стучали, то звук выходил гулкий и отзывался где-то в сердце.
– Входи, – незамедлительно послышалось с той стороны.
Альдебаран зашел в зал, где желтый свет фонарей сражался с сиянием Баэрдода за круглыми окнами. И все равно освещение было мягким и теплым. От него блестели покрытый трещинами узоров пол, спиральная лестница, ведущая на второй этаж, сотни инфор, покоившиеся на высоких шкафах. Широкое зеркало было занавешено плотным куском ткани, а подле него рос пышный куст из живого металла, немного забытый и заржавевший.
Эквилибрум встал у дивана и нескольких кресел, совсем рядом с большим открытым окном. Оттуда надувало сладким и свежим запахом синих кивилл, которые как раз недавно зацвели. Впереди раскинулся широкий стол, окруженный световыми панелями и заваленный кучей инфор. За ними Антареса почти не было видно.
Но он наконец оторвался от работы и вскинул голову, слегка растрепанную от долгого корпения над документами.
– Счастлив тебя увидеть, – улыбнулся Антарес, отпивая из своего кубка. – Я и не думал, что ты настолько сильно пострадал.
Альдебаран добродушно хмыкнул, сложив руки за спиной.
– Это все возраст. Мы уже давно не молодые. Да и не хотелось вмешиваться в твои дела, их и так много.
– Ты не вмешиваешься, я всегда тебе рад.
– А еще я слышал, что ты почти никого к себе не пускаешь. Особенно Паладинов. Кроме Бетельгейзе.
Антарес со вздохом кивнул, вновь раскладывая перед собой проекции. Изображения в них менялись каждую секунду.
– Я знаю из них душ пять. К тому же не так хорошо, как хотелось бы. Прежде чем доверять им важные дела, я бы хотел поговорить с каждым по отдельности.
– Даже с Зербрагом?
– Если он сам пойдет навстречу, – сказал Антарес, красноречиво вскидывая на друга глаза.
Что-то подсказывало Альдебарану, что с этим будет непросто. Он отвернулся к окну, за которым