Готы - Вольфганг Викторович Акунов

То, что так удивляло Прокопия, действительно представляется самым удивительным в царстве, хотя и не основанном Теодорихом в Италии, но превращенном им на деле в то, что, может быть, лишь рисовалось Одоакру (а, возможно, и Алариху) в самых смелых мечтах. Никто не мог сомневаться в том, что Риму удалось на протяжении своей восьмисотлетней истории создать уникальный управленческий аппарат с необходимой для его безупречного функционирования законодательной базой, регулирующей все сферы общественной и частной жизни. Многое из того, что было создано в период между «Законами Двенадцати таблиц» и Кодексом Юстиниана, вошло неотъемлемой частью в законодательства всех стран мира и международное право. Вот только слишком часто не хватало специалистов, способных пользоваться этим великолепным инструментарием. Личностей, достойных его во всех отношениях. Дело было не столько в интеллектуальном уровне, учености, образования (мы готовы даже поверить в версию, что Теодорих не умел писать и, вместо собственноручной подписи на указах, обводил пурпурной краской золотой прорезной шаблон, или трафарет, как поступал в подобных случаях восточноримский василевс Юстин — выслужившийся из простых солдат дядя Юстиниана I). Сколько в целом комплексе необходимых личных качеств, энергии и способностей, взятых, так сказать, в комплексе, в целом. И не случайно создателям и обновителям великих держав всегда присущи некие тиранические черты, некая беспощадность. И потому, описывая их правление, историки предпочитают подсчитывать его результаты, а не потери, понесенные ради достижения этих результатов. Сказанное относится в равной мере к Августу и к Теодориху, к Карлу Великому и Людовику XI, Вильгельму Завоевателю и Владимиру Красное Солнышко, Ивану Грозному и Генриху VIII, Петру Великому и Карлу V, Елизавете I и Екатерине II. К монархам, в чьем историческом величии нет ни малейших сомнений, Хотя на их руках, во всяком случае, не меньше крови, чем на руках Теодориха… С другой стороны, именно этот неизменный костяк, или каркас, сохраненного в неприкосновенности римского административно-юридического аппарата был опорой всей Италийской державы. С того момента, как готы и италийцы осознали, что отныне монополия на убийство принадлежит царю Италии Теодориху, гениально сконструированный, хоть и порядком заржавевший механизм вновь заработал. И Теодорих смог посвятить себя внешнеполитическим вопросам. Доказав при этом, что — в отличие от других узурпаторов, не подвержен ненасытной страсти ко все новым завоеваниям. Уютно устроившись в солнечной Италии, среди покорного местного населения, готы, похоже, наконец-то успокоились. Не стремясь к новым военным предприятиям, исход которых не мог быть ясным и потому был связан для них с риском потерять все, «нажитое непосильным (ратным) трудом». А поселившиеся вокруг огражденной силой остготского оружия сферы влияния Теодориха германские народы остерегались вызвать на свою голову гнев этого могучего владыки, на глазах всего «варварского» (и неварварского) мира с таким неподражаемым хладнокровием расправившегося с самим великим Одоакром. С могущественным гунноскиром, игравшим римскими императорскими инсигниями, словно мячиками.

Как и в последующие, более цивилизованные времена, остготские царевны отправлялись в чужие государства, восстанавливая, путем брачных союзов, оборванные в годы военного лихолетья, связи между германскими народами. Чтобы забылись поскорее столетия взаимного проламывания германцами друг другу черепов. Эта начатая Теодорихом политика «брачной дипломатии» оказалась на удивление успешной. Тем самым создавались условия для возобновления производительного, продуктивного труда на умиротворенных землях. Ибо какой крестьянин согласился бы пахать и сеять, не надеясь дожить до сбора урожая? Большое недовольство и нежелание трудиться, понятные в столетия непрерывных войн, сменились нормальным желанием жить трудами рук своих. И это общее стремление к восстановлению нормальных, здоровых хозяйственных отношений и получения доходов от мирных занятий, разумеется, способствовали претворению в жизнь намерений остготского царя Италии. Суровыми мерами, железной рукой он обеспечивал мир и спокойствие, закон и порядок в своей стране и за ее пределами. Причем так успешно, как это не удавалось правителям Италии, возможно, со времен основателя Римской империи принцепса Октавиана Августа, внучатого племянника и пасынка великого Гая Юлия Цезаря. Ведь даже в пору расцвета императорской власти римские дороги, горы и леса кишмя кишели шайками разбойников-латронов, постоянно нападавших на путешественников, крестьянские селения и даже виллы богатых латифундистов. Под властью же остгота Теодориха (если верить современникам) всякий италиец был так уверен в собственной безопасности и сохранности своего добра, что частные лица обходились без дверных замков, а города — без засовов на воротах (а то — и вообще без ворот)… Прямо как в богоспасаемой Валахии при Владе Дракуле…

Равеннская химера

Тем не менее, несмотря на все перечисленные выше несомненные улучшения в сфере повседневной жизни, нам сегодня трудно представить себе, как Теодориху удалось наладить и обеспечить мирное сосуществование на Апеннинском «сапоге» народов, столь разных во всех отношениях? Академик Л.Н. Гумилев явно отнес бы италийское царство Теодориха Великого к числу государственных образований, квалифицируемых отцом неоевразийства и создателем пассионарной теории этногенеза как нежизнеспособные химеры. Под государством-химерой профессором Гумилевым понималась этническая форма и продукт контакта несовместимых (имеющих отрицательную комплиментарность, т. е., попросту говоря — несочетаемость) этносов, принадлежащих к различным суперэтническим системам. В результате этой отрицательной комплиментарности, выросшие в химере люди утрачивают этническую традицию и не принадлежат ни к одному из контактирующих этносов. Государство-химеру Гумилев характеризовал как общность деэтнизированных, выпавших из этносов людей. Согласно его теории, в государстве-химере господствует бессистемное сочетание несовместимых между собой поведенческих черт, на место единой ментальности приходит полный хаос царящих в обществе вкусов, взглядов и представлений. В такой среде расцветают всякого рода антисистемные идеологии. Потеря своеобразных для каждого этноса адаптивных навыков приводит к отрыву населения от кормящего ландшафта. В отличие от этноса химера не может развиваться, а способна лишь некоторое время существовать, впоследствии распадаясь — происходит своего рода этническая аннигиляция (взаимоуничтожение). Возникшие в недрах химеры антисистемы выступают, как правило, инициаторами кровопролитных конфликтов, либо химера становится жертвой соседних этносов. Химера может существовать в теле здорового этноса, подобно раковой опухоли, существуя за его счет и не выполняя никакой конструктивной работы. При этом она может быть относительно безвредной (пассивной) либо же становиться рассадником антисистем (агрессивная химера). Большинство известных в истории этнических химер сложились за счет вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, после чего агрессор пытался жить не за счет использования ландшафта, а за счет побежденных. Результатом в конечном итоге всегда был распад и гибель химеры, так как победители деградировали не в меньшей степени, чем побежденные. Так говорит пассионарная теория этногенеза, о которой Теодорих Великий, разумеется, не имел никакого понятия. Хотя если бы он и