Фонарь на бизань-мачте - Марсель Лажесс

— Мы с вами явились сюда раньше всех, — сказала она.

— И притом с одинаковой целью: взглянуть, как накрыто на стол, — отвечала Элен.

«Слава богу, я пришла вовремя, — подумала госпожа Шамплер. — А то бы она по примеру своих родителей убрала все цветы и свечи и устроила тут угрюмую атмосферу единственной трапезы, коей нас удостоил ее сквалыга отец в день помолвки».

Их даже не пригласили тогда погостить в поместье, и, чтобы позавтракать в воскресенье в «Грейпфрутах», им с лейтенантом пришлось провести две ночи в семейном пансионе в столице. «Ну, хоть не я женюсь, — сказал в воскресенье вечером лейтенант, — будь это я…»

Он не закончил фразы, но сила, с которой он запустил свои башмаки в дальний угол комнаты, была красноречивее слов.

Наблюдая в последние годы невестку, госпожа Шамплер часто спрашивала себя: сбылись ли надежды молодой женщины? Вступая в брак с наследником Шамплеров или, по крайней мере, с одним из наследников, она, конечно, не знала, что выбирает в мужья человека, который и в мыслях не держит избавиться от опеки родителей и самому обеспечивать жизнь своей семьи. Возможно, она считала, что сразу же после свадьбы Тристану достанется то, что можно назвать его долей наследства. Но и эта ее надежда оказалась обманутой. Родители, как и прежде, раз в год выдавали сыну определенную сумму, постепенно все возраставшую, однако и речи не было о разделе имения.

«Единственный был у Тристана шанс, был да сплыл вместе с поместьем супругов Арну», — думала старая дама. Через несколько месяцев после женитьбы Тристана вслед за своей женой, умершей два года назад, скончался Эрве Арну, который, будучи старым другом Фелисите, завещал ей все свое достояние. «Если б хоть кто-то из вас заинтересовался этим поместьем…» — не раз говорила она своим детям. Но ни один из ее сыновей даже и не попробовал испытать себя в деле. Имение продали с торгов за смехотворно низкую цену. «Что можно было поделать?» — писала госпожа Шамплер лейтенанту. Она отказалась ехать в «Грейпфруты», чтобы составить опись имущества. «Не люблю бесполезных терзаний», — холодно отвечала она тем, кто выражал удивление по этому поводу.

Когда госпожа Шамплер и Элен вышли в гостиную, там собралось уже все семейство, за исключением мальчиков, которых должны были покормить в детской. Жюльетта выглядела очень изысканно в своем сером в синюю полоску платье, а Доминика, которая была в розовом, расшитом по шелку серебряной ниткой наряде, надолго приковала к себе внимание бабушки. «Жюльетта сегодня, к счастью, в своем наиболее выигрышном виде. Будь я мужчиной, который подумывает о женитьбе, я непременно загодя повидала бы тещу, чтобы представить себе, какой будет моя жена к сорока — пятидесяти годам», — подумала госпожа Шамплер.

— Ты прелестна, Доми, — сказала она внучке.

— Правда, бабушка? Вам нравится мое платье? Я не знала, какое надеть, и хотела спросить совета, да только не смела вас беспокоить.

— Молодец, что решила сама. Ты уже взрослая и должна брать ответственность на себя даже в таком нелегком вопросе, как выбор платья!

Доминика улыбнулась и, наклонившись к бабушке, неожиданно чмокнула ее в подрумяненную щеку. Госпожа Шамплер постаралась скрыть удовольствие, которое ей доставил этот поцелуй. «Бабушка не пропускает случая закалить мой характер, — подумала Доминика. — Но как она, видимо, всю свою жизнь бунтовала в душе против тех, кто ее окружает!»

В последние два-три года она разрывалась между двумя противоположными силами — неукротимой энергией деда и бабки и вялой изнеженностью родителей. Как вдруг Доминика невольно подслушала их разговор. «Нечего так уж особенно волноваться, — говорил Жюльетте Гилем. — Тристан, я уверен, будет согласен. Мы удвоим жалованье Кетту». Она поняла, что, сочтя смерть Брюни Шамплера неоспоримым фактом, они говорили о времени, когда подлинная хозяйка поместья тоже уйдет из жизни. Эти слова отца легли ей на сердце невыносимой тяжестью. Целыми днями она в них искала какой-то скрытый подтекст, надежду, которую осуждала, и мучилась, и упивалась своим страданием, со всем пылом молодости восставая против житейского опыта взрослых. Но постепенно она осознала, что есть все же некая мудрость в покорном приятии неизбежного. Ведь примирилась же Доминика с гибелью деда… Так же придется ей примириться с мыслью о том, что наступит день, когда в комнатах на втором этаже навеки затихнут такие сейчас живые шаги ее бабушки. Тогда-то она и решила исподволь овладеть секретами полеводства и разведения скота. «Я буду делать то же, что и она, — думала Доминика. — Почему бы и мне не добиться успеха? Она девятнадцатилетней девчонкой приехала на Черную речку, а между прочим, условия были гораздо хуже, чем нынче. Да… Но для начала с ней был Брюни…»

С тех пор ее часто видели скачущей на коне по полям, у градирен или в конюшнях. Она следила за упаковкой хлопка и не упускала возможности научиться чему-нибудь у Кетту.

В свободные дневные часы она забиралась в библиотеку, чтобы проштудировать знаменитую книгу о кофе Косиньи де Пальма, сына известного инженера, — одну из первых книг, изданных на Иль-де-Франсе, — а также другие учебники и руководства, привезенные из Европы.

«Надо, чтобы хоть кто-то из нас был готов принять в свои руки поместье, заслужить эту честь и потом оплатить ее всей своей жизнью. Если оно достанется моему отцу, ведь он старший, я буду готова. Если же выбор падет на Тристана, это избавит меня от укоров совести». Несколько дней назад, в ответ на бабушкины вопросы, она, не подумав, выпалила: «Я хочу быть, как вы, и делать то же, что делали вы», — и в этот момент Доминика была абсолютно искренна. Однако с приходом кораблей она уже не была в себе так уверена.

Поцеловав бабушку, Доминика направилась к зеркалу в дальнем конце гостиной. Она знала, что очень похожа на госпожу Шамплер, переняла у нее даже кое-какие жесты, эту манеру в решительные минуты вскидывать голову и выставлять вперед подбородок. В зеркале отражались ее отец, дядя Тристан и Кетту, которые разговаривали, стоя у двери. Мать и тетя Элен, подойдя друг к