Время шакалов - Станислав Владимирович Далецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, что хозяин квартиры занимался выпивкой всерьёз и надолго, а потому и отличался от бомжей лишь наличием жилья, с перспективой лишиться и его в ближайшем будущем.
Последним помылся Иванов и бомжи покинули хозяев, но Иванов пообещался зайти ещё, когда подберет себе чистую одежду и решит начать новую жизнь, на что получил любезное приглашение хозяев двора заходить в любое время: при наличии бутылки водки.
Теперь Учителю надо было подстричься, что и было сделано в ближайшей парикмахерской, самой дешевой стрижкой за 250 рублей. Заодно подстригли ему и бороду машинкой, так что осталась лишь щетина трехдневного вида – какая бывает у бизнесменов из телесериалов.
Когда Учитель вышел из парикмахерской, товарищи его не узнали: перед ними стоял чистый и аккуратно подстриженный пожилой человек вида сельского учителя с правильными чертами лица, ранее скрытыми в зарослях бороды. Если бы Михаил Ефимович встретил его на улице, то ни за что не признал бы в нем своего коллегу по бездомной жизни, с которым провел много вечеров за разговорами на всякие темы.
Закончив эти дела, они пошли в свое убежище, а Иванов забежал на рынок в поисках съестного. Вскоре он появился на дому с пакетом еды и бутылкой водки, которую выпросил у знакомого лавочника в долг по случаю отъезда Учителя.
Он предложил распить бутылку немедленно в честь отъезда, но Учитель отказался, чтобы после недельного воздержания, которое они провели собирая деньги, от него, завтра не разило бы перегаром. Хромой тоже предложил перенести выпивку на завтра после отъезда Учителя и отобрал бутылку у Иванова, который обиделся и замолчал на весь вечер.
Учитель позвонил по телефону Михаила Ефимовича своей внучке и сказал, что через день приедет домой. Внучка обрадовалась и пообещала встретить его у автовокзала, и, если позволит погода, пройтись с коляской и сыном.
Они ещё посидели и поговорили ни о чем: вспоминать свою прошлую жизнь каждому из них уже не хотелось, обсуждать нынешнюю было ни к чему, а строить планы на будущее, которое уже наступило для Учителя – остальным было обидно с завистью.
Михаил Ефимович предложил Учителю побриться окончательно, чтобы завтра появиться дома со вчерашней щетиной, но решено было сделать это завтра: гладко выбритый и чистый человек будет вызывать больше доверия у ментов, если будут проверять документы: паспорта у Учителя не было, а только ксерокопия, износившаяся на сгибах.
Хромой посоветовал говорить при проверках, что он едет домой восстанавливать утерянный в Москве паспорт. Это предложение одобрили и улеглись спать.
Как спал Учитель, неизвестно, но Михаил Ефимович долго не мог уснуть, пытаясь представить своё возвращение на родину и свою жизнь там, после многолетнего отсутствия, но так и не смог, потому, что забыл свою прошлую жизнь в поселке и не знал нынешней жизни людей – там, у себя на родине.
В день отъезда, раньше всех поднялся Учитель. Он прошелся по подъезду, собрал обломки мебели, развел в соседней квартире небольшой костерок, согрел воды и начал бритье бороды безопасной бритвой, которую ему принес Михаил Ефимович из своих запасов.
После бритья, помолодевший и посвежевший Максимыч присоединился к своим товарищам, которые уже встали вслед за ним и собирались завтракать, успев подогреть воды к чаю, на огне, разведенном Максимычем.
Позавтракав, он засобирался в дорогу. Взяв рюкзак, он положил туда свежую рубашку, принесенную Тихим, зайчика и детскую книжку, подобранные на свалке, но совершенно новые и чистые, кепку – тенниску от солнца и пластиковый дождевик на случай непогоды, чем сборы и завершились.
Михаил Ефимович передал Учителю все деньги, что они собрали за минувшую неделю, они присели на дорожку и отправились в путь к метро.
Накануне они решили, что проводят Максимыча только до метро: ехать всем на метро до вокзала и обратно было дороговато для тощего кошелька Максимыча – это вам не советские времена, когда метро стоило пять копеек, но всегда можно было пройти и бесплатно, если попросить контролера. Сейчас везде поставили заборы, заслоны и ограждения – чтобы и мышь бесплатно не прошмыгнула.
Максимыч решил ехать электричкой до самой дальней станции – Можайска, а там перебраться на другой поезд и добраться до Смоленска и оттуда в свой городок. Так было дешевле и для проезда на электричке не надо предъявлять паспорт.
Электричкой он тоже решил ехать без билета, но для прохода на вокзал взять билет до ближайшей остановки, а дальше будет просить контролеров или возьмет билет в вагоне – всё равно получится дешевле.
Незаметно подошли к метро, попрощались, пожелали Максимычу легкой дороги, он сдержанно простился с остающимися товарищами и, напомнив им ещё раз телефон своей внучки, что они записали накануне, нырнул в дверь метро и исчез.
– Пересеклись наши пути и разошлись навсегда, – подумал Михаил Ефимович, – Учитель, своими разговорами на всякие, казалось бы, ненужные нам темы, поддерживал в нас интерес к жизни, чтобы совсем уж не опуститься, как наши соседи – бомжи, что живут в этом же доме– коллективом из трех мужчин и одной женщины. Они всегда пьяные или обкуренные, какие-то невменяемые, пристают к прохожим, выпрашивая деньги, а женщина однажды оправлялась прямо на тротуаре, бесстыдно присев рядом с урной.
– Ну что? Пойдем, вмажем водочки за отъезд Максимыча, – предложил Иванов, – надеюсь, бутылку никто не нашел, пока мы здесь размусоливали проводы. Если бутылку украли, то я повешусь от обиды, – весело закончил он в твердой уверенности, что его бутылка цела и её не найти даже с собакой – ищейкой.
– Вы идите, а я пойду к себе на чердак, давно не жил там. Надо прибраться, а потом буду себе собирать на отъезд.
– Может помочь? – предложил Хромой, но Михаил Ефимович отклонил предложение, попросив собирать, при случае, книги, а он сам соберет, не спеша, денег на поезд: ему ехать дальше и денег нужно больше. Друзья не знали, что у него есть паспорт и в нем целая тысяча рублей: ещё две-три тысячи и можно уезжать по билету до конца.
Они простились и разошлись по своим обителям: двое пить водку за отъезд Максимыча, а один на свой чердак, приводить мысли и вещи в порядок – как он привык.
