Отчий край - Константин Седых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взяв налитый Гавриилу бокальчик, хозяин поставил его перед Кум Кумычем, а себе налил другой. Выпив по второму, хозяин стал упрашивать Гавриила выпить хотя бы полбокальчика и уверял, что от этого ничего не случится даже с грудным ребенком.
Уже захмелевший Кум Кумыч тогда сказал ему:
- Ты, сват, не вяжись к этому парню. Он человек ответственный. Он писарь нашего ревкома, р-революционная власть на местах. Не положено ему пить.
- Да какой же он после этого казак и бывший красный партизан?
- Нашел тоже казака! - принялся хохотать Кум Кумыч. - Вот дед у него, действительно, был казак. Герой, всему войску известный. Да и про отца худого слова не скажу. Был храбрец и выпивоха, каких искать да искать... Жалко мне, сват, его! Понимаешь, жалко! Сложил свою буйную головушку ни за что ни про что. - Кум Кумыч, не глядя, взял налитый в третий раз бокальчик, выпил, поморщился и продолжал: - А почему, спрашивается? Потому, что не умел своим умом жить. А вот товарищ Ганька молодец, хоть и казачишка из него самый никудышный. Он своим умом живет, знает, какой линии в жизни ему держаться. Недаром он совсем парнишкой к партизанам пристал.
Вдруг преисполненный пьяной нежности Кум Кумыч полез к Гавриилу целоваться:
- Дай-ка, Ганька, я тебя поцелую! - закричал он со слезами на глазах. - Никак не могу забыть, как сражались мы под Богдатью, как горе в тайге мыкали... А теперь мы оба с гобой горькие сироты. Ведь твой отец мне заместо родного брата был.
- Анисим Анкудинович! Мне, однако, на станцию пора идти? - попробовал образумить его Гавриил, но Кум Кумыч не хотел и слушать. Он выпил еще раз и потребовал, чтобы приискатель сыграл ему на гармошке.
- У гармошки, сват, меха рассохлись. Ремонт ей требуется, понимаешь?
- Какой такой ремонт? Играй и все. Раз уважаешь меня, грохни "Комаринского", а потом "барыню", - заплетающимся языком требовал. Кум Кумыч, охотясь за оставшимся на тарелке пельменем не ложкой, а вилкой.
- Тогда я лучше тебе спою, - сказал приискатель. Он откинулся на спинку стула, уставился хмельными глазами в потолок и затянул:
На недавних временах
На Карийских приисках
Царствовал Иван...
Не Иван Васильич грозный,
Это был начальник горный,
Разгильдеев сын.
- Верно! Все верно, сват! Был такой Разгильдеев! Попил он нашей кровушки. Правильная песня!
- Раз правильная, тогда еще выпьем.
И они выпивали до тех пор, пока не опорожнили весь банчок. Кум Кумыч после каждого бокальчика расстегивал на своей рубахе по одной пуговице. А когда расстегнул последнюю, сполз со стула под стол, промычал несколько невнятных слов и заснул мертвецким сном.
- Нет, сват, так не годится! Не годится, говорю, под столом спать. Для этого кровать есть, - сказал приискатель и сделал героическую попытку извлечь его из-под стола. Но самое большее, чего он достиг, это стащил с него один за другим оба валенка. И тут его скосил неодолимый сон. Бросив валенки, положил он свою седую косматую голову на генерала Беннигсена, а руку на Барклая-де-Толли, глядевших на него с клеенки, и захрапел. Через минуту его не разбудил бы и пушечный выстрел.
Пришлось Гавриилу идти на станцию одному. Хозяйка проводила его за свой огород и показала, куда надо шагать.
- Иди, миленький, на ту сторону Шилки. Спускайся по тому вон переулку на реку. А как дойдешь до проруби, сворачивай по тропинке влево. Ни прямо, ни вправо не ходи. Прямо-то дорога на прииск ведет. В темноте там можно в шурф свалиться и шею сломать. А вправо пойдешь - в кустах заблудишься. Так что все левей бери, все левей. Днем-то станцию видно, водокачка там приметная. А сейчас, хоть убей, не разгляжу этой водокачки. Ну да это не беда. Вот, вот на станции огни загорятся. По огням ты легко дойдешь.
Никто в Мунгаловском не считал Гавриила Улыбина бестолковым, неопытным парнем. Наоборот, он был наиболее развитым из всех своих сверстников. Он учился в двухклассном училище, ходил в партизанах, а теперь был секретарем ревкома и комсомольской ячейки, участвовал во всей общественной жизни села. Так про него думали другие. Да и сам он самонадеянно считал, что не растеряется, не даст промашки хоть дома, хоть в Чите. На деле же все оказалось иначе. Все беды Гавриила начались от того, что он не любил обращаться с расспросами, а во-вторых, никогда не видел железной дороги, не знал, как по ней ездят и как ведут себя в этом случае люди. Он только знал, что катятся по стальному пути зеленые, голубые и желтые вагоны, которые тянет паровоз. Эти сведения он однажды почерпнул, разглядывая банку с фабричной краской. На банке была наклеена цветная картинка. На ней была изображена гора с тоннелем, а справа - не то река, не то море. Из тоннеля выбегали длинной вереницей, изгибаясь вдоль берега, красивые, в три цвета раскрашенные вагончики. Тянул их синий с красными колесами паровоз, дым которого подымался выше горы. Сама же железная дорога рисовалась его воображению сплошной полосой, выложенной толстым листовым железом.
Благополучно выбравшись на берег и забирая все время влево, он искал именно такую железную дорогу. Поиски быстро привели его к невысокой насыпи. Он поднялся на нее и увидел вкопанные поперек, на шаг друг от друга, смоленые плахи. На плахи были уложены две стальные бесконечные полосы. Они прикреплялись к плахам скобами и толстыми гайками, как показалось ему, и все это сооружение походило на длинную лестницу, концов которой не было видно в сумерках зимнего дня.
С некоторым разочарованием Гавриил убедился, что это и есть представлявшаяся ему совершенно другой железная дорога. Он постоял, подивился и побрел по шпалам к станции. Тут-то и повстречался он с путевым обходчиком. Обходчик шел навстречу с фонарем в руках, с заткнутыми за кушак флажками и огромным ключом.
Заподозрив в Гаврииле злоумышленника, пришедшего воровать гайки на грузила для невода, обходчик строго спросил:
- Чего ты здесь шатаешься? Гайки отвинчиваешь?
- Нет, я железную дорогу ищу.
- Ты что, выпил, что ли? Прямо по шпалам чешешь, а дорогу ищешь, сказал насмешливо и сердито обходчик.
- Значит, это она и есть? - обрадовался Гавриил.
- Она самая. Ты, что, впервые ее видишь?
- Впервые, товарищ. Родился я за триста верст от чугунки.
- А куда же тебя понесло?
- В Читу на республиканский съезд потребительской кооперации, - четко и подробно отрапортовал Гавриил о цели своей поездки.
- Вон как оно! Значит, делегат? Хорошее дело! Давай тогда топай поживее на станцию. Видишь вон огоньки-то? Вот туда и шагай. Поезд скоро должен подойти.
- Спасибо, товарищ! - поблагодарил Гавриил и зашагал на мерцающие вперед огоньки. Вдруг обходчик окликнул его и спросил:
- А ты слышал, парень, что наши Владивосток заняли?
- Да неужели? Вот это да! - остановился Гавриил.
- Заняли, заняли! Теперь гражданской войне конец... Ну, шагай, шагай, а то опоздаешь.
Скоро Гавриил вошел в маленький зал ожидания станции Бянкино. Небольшой и холодный зал был тускло освещен двумя настенными лампами. Синим туманом стоял в нем табачный дым. На скамьях вдоль стен сидели десятка полтора мужчин и женщин, одетых в шубы и полушубки. Гавриил громко и почтительно, как это было принято в Мунгаловском, поздоровался:
- Здравствуйте, товарищи! - и отвесил общий поклон.
На его приветствие никто не ответил, даже головы не повернул. "Экий сердитый народ сошелся. Здороваться не желают", - подумал Ганька и озадаченный таким нелюбезным приемом не посмел пройти вперед, где была свободная скамья, а снял с себя мешок с продуктами, положил его к стенке у порога и присел возле него на корточки.
Вдруг в зал вошел, судя по фуражке с красным верхом, какой-то большой начальник. Он строго оглядел ожидающих и недовольно проворчал:
- Ну, и накурили, хоть топор вешай. А намусорили-то!.. Что же это вы, граждане, чужой труд не уважаете, окурки на пол бросаете?
Никто ему не ответил. Тогда он вдруг напустился на Гавриила:
- А ты чего тут расселся? Что тебе скамейки нету? Иди и сядь по-людски.
Испуганный и смущенный Гавриил вскочил и пошел к скамейке. А неизвестный начальник тем временем прошелся по залу, заглянул в одну печь, в другую, открыл в них вьюшки и удалился прочь.
Гавриил успокоился и только хотел спросить у сидевшего рядом старика в заплатанном полушубке, что это за начальство было, как человек в красной фуражке снова появился в дверях с охапкой березовых дров и с ведром, наполненным какими-то черными комками.
"Вот так начальник! - посмеялся в душе Гавриил. - Печки топит, а замашки, как у старого атамана. И зачем это он мерзлых комков в ведро набрал?"
Когда в печках разгорелись и запылали тонко наколотые дрова, истопник стал бросать на них комки из ведра железным совком. Гавриил так заинтересовался этим, что подошел поближе к истопнику и спросил:
- Что это за комья ты в печку кидаешь? Разве они горят?
- Вот тебе раз! А чего же им не гореть? Это же каменный уголь, рассмеялся истопник. - А ты, видать, такой, что темнее некуда.