По то сторону Солнца. Часть вторая - Елена Асеева

Озноб вновь окатил все тело принца, и он тягостно вздрогнув, гулко выдохнул, и тотчас небосвод Велесвана над ним заслонило лицо Аруна Гиридхари, вероятно, тот весь этот срок сидел справа, ожидая его пробуждения:

— Голубчик, — мягко протянул негуснегести и диэнцефалон Камала Джаганатха дотоль неприкрытый от восприятия мыслей мгновенно уловил плывущее волнение, тревогу и удивление ассаруа.

Принц торопливо вздохнул, и, выпустив через рот воздух, его колыханием создал брезжащую стену над головой, да тихо и с ощутимым дрожанием спросил, словно все еще надеясь на ошибку собственной фантасмагории:

— Разве такое может быть ассаруа? Такое? Как же так, ассаруа, как? Как может быть, что я это не я, а только клон того последнего сурьевича?

Арун Гиридхари резко подхватил за плечи наследника, и, приподняв его, прислонил к своей груди, прижав к макушке головы собственную щеку и достаточно низко, дабы никто не слышал, отозвался:

— Я слышал, что тарховичи хранили часть диэнцефалона последнего сурьевича, используя его информационные коды для создания новых видов существ в Веж-Аруджане. Но я не знал, что они пытаются воссоздать тебя. Ведь сие собственно не возможно повторить, поелику неизвестно кто создал самих сурьевичей, кто являлся той самой Праматерью Галактики. Видимо, им помог схапатиху Галактики Ланийкдан, не зря туда так часто, какой-то срок времени, наведывался главный дхисадж. И нынче ясно, понеже он тогда на Цересе перед твоим лечением сказал, что мои и твои информационные коды идентичны. Абы взяты от генома, который родственен существам и созданиям большей половины Веж-Аруджана, намекая на последнего сурьевича. Ибо я ведаю, что велесвановцы созданы, почитай в точности по образу Ананта Брхата-патра, так как Ковин Купав Кун жаждал повторить его образ в нас.

— Просто он экспериментировал и подготавливал все для моего возрождения, — чуть слышно откликнулся Камал Джаганатх и тягостно сотрясся, ощущая холод, окутавший его тело под атишатрой. — Видимо, амирнарх разомкнул сомкнутый последним сурьевичем круг грядущего-настоящего вже давно, не позволив выйти джанам в высокоразвитые расы и сим, изменив будущее. И тогда они решили возродить меня. Создали твою расу, ассаруа, а после пытались клонировать меня. Но в моем случае существовал лишь единственный информационный код, каковой мог меня воссоздать. Единственный, и, похоже, именно это им и подсказал схапатиху Галактики Ланийкдан. Подсказал, где в останках моего бывшего диэнцефалона его можно найти.

Принц смолк и вновь тягостно сотрясся, а Арун Гиридхари тот же миг протянул руку, и, подхватив с пирса сложенную дхату, торопливо ее встряхнул. Материя верхней одежды разком расправилась и негуснегести укрыл ею ссасуа. Натянув сам край дхаты почти к шее, распределив на все еще спеленованные ноги, да вновь нежно и крепко прижал к собственной груди Камала Джаганатха.

— Ты, видел, ассаруа, в какого урода я превращусь? Я совсем не буду на тебя похож, — не скрывая горести в голосе, протянул принц, от заботливых действ негуснегести ощущая тепло не только снаружи, но и внутри. — В точности, — повторил он дотоль озвученное Аруном Гиридхари. — И совсем велесвановцы не похожи на Ананта Брхата-патра абы тот какая та мешанина существ и созданий. Какой-то урод! — гулко прямо-таки простонал Камал Джаганатх и тот же миг затих, стараясь справиться с собственными чувствами.

— Голубчик, мой поразительный абхиджату, — еще мягче, нежнее произнес негуснегести и принялся ласково гладить макушку головы принца правой щекой. — Нельзя так говорить на себя. Понеже ты есть исток Веж-Аруджана, всех высокоразвитых рас и существ, человеческих видов, дикарей населяющих ее. Убежден, ты обретешь себя, когда в тебе полностью всколыхнуться воспоминания. Память Ананта Брхата-патра Ришватья-Ума СансарСветовидФлинца одного из десяти величайших, последних сурьевичей, строителей и сынов Праматери Галактики.

— Я днесь знаю, ассаруа, — Камал Джаганатх и сам крепко вжался головой в грудь Аруна Гиридхари, точно стараясь в нем растворится или найти столь надобную ему поддержку. — Что его… Точнее меня, десятого из десяти, ибо я был самый юный, младший из сурьевичей. Меня звали СансарСветовидФлинц. А все остальное это титулы, которыми меня снабдили мои сыновья амирнарх и первые четыре тарховича: Ковин Купав Кун, Врагоч Вида Вышя, Госпав Гавр Гай и Потан Пейч Пел. И если Ананта Брхата-патр означало последний великий-отец, то Ришватья-Ума смыкающий грядущее с настоящим. Мое же имя СансарСветовидФлинц указывало на способности. Способности мужского родового начало, мужского света, создателя дарующего свет, тепло и жизнь, и одновременно, источника смерти, завершения хода жизни, существования. Я был вечным источником рождения и смерти, появления и ухода, был СансарСветовидФлинц.

Камал Джаганатх прерывисто и тягостно выдохнул через ноздри, и, слегка развернув голову, прикоснулся ртом к груди негуснегести, поцеловав его через материю утаки, точно как это делали люди на планете Земля в далекой Солнечной системе Галактике Вышень. Выражая, таким образом, чувства любви к дорогим, близким, родным, к тем, в чьей помощи нуждались и кого благодарили за заботу. Арун Гиридхари на миг прекратил гладить голову наследника щекой, и, развернув ее немного, прикоснулся краями рта к поверхности его лба и вновь нарезанных чешуек, делая такое впервые и, несомненно, вкладывая в поцелуй не меньшие чувства, а после качнулся взад-вперед. Успокаивая, поддерживая и укачивая столь дорогого его диэнцефалону ссасуа, наследника, принца, Камала Джаганатха.

А серо-фиолетовые кучные массы облаков, в небесном куполе планеты, принялись менять расцветку на красный. Окрашиваясь отдельными полосами, выплескивая местами огромные пузыристые сгустки, будто указывая на временное затишье перед наступающим в ночи мощным, проливным дождем. Отдельные капли уже летели вниз и падали на голову сидящего Аруна Гиридхари и материю дхаты, каковая прикрывала тело и ноги его наследника, Камала Джаганатха. Вязкие, тяжелые капли бухались на верхний слой воды, в озере, растекаясь по ее глади, или шлепались на широкие, сизо-зеленые листья с загнутыми вверх краями, растущими по окоему Даны, и опять же медленно соскальзывали с сомкнутых грушевидных соцветий, сейчас смотрящихся голубо-красного оттенка. Своей степенностью полета и скольжения, они придавали сияющему лиловым светом храму и восседающей на нем фигуре негуснегести состояние живых созданий, по поверхности которых струится тонкими темно-синими струйками жидкая ткань, циркулирующая внутри любого организма. К изумительному отсвету зеленовато-коричневого хрусталя статуи ноне едва примешивалось мерцание болотно-сизых, расплывчатых пятен и струящихся потоков темно-синей воды, изливающейся со вскинутых вверх рук, согнутых в локтях, и развернутых ладонями к небу, придающих еще большей живости не только сидящей в позе пуспа фигуре негуснегести, складкам одежды, пластинам пояса (имеющих оттеночные, синие тона), но и его лицу, глазам.