Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

Помаявшись 5 лет в Камышине и Сталинграде, поменяв несколько мест работы и не видя для себя перспектив, родители с двухлетним Женей снова переезжают в Донбасс. Переезжают, наверно, несколько громковато сказано: просто возвращаются в Артёмовск с двумя чемоданами и железной кроватью – всем нажитым имуществом. Некоторые из сослуживцев и знакомых, кстати, не скрывали порой своего недоумения: как же так – вернуться с войны и не привезти из-за границы никаких трофеев? Ведь иные умудрялись почти вагонами «мародёрствовать», привозя и рояли, и золото, и картины, и мебель… Ну да бог с ними, мародёрами! У отца и мамы были честно купленные в Венгрии позолоченные швейцарские часы (наручные), которыми они очень дорожили и которые ходят до сих пор (уже более пятидесяти лет), – вот и все военные трофеи. Но главное и самое дорогое, что они привезли с этой войны, – это они сами, их любовь и верность друг другу. Верность, которую они пронесут сквозь всю свою долгую и нелёгкую супружескую жизнь, целиком посвящённую детям.

Камышинский роддом на улице Советской в доме № 31 первым услышал голос Евгения Мартынова. Снимок 1997 г.

Самый первый в жизни документ с печатью

Женины музыкальные способности проявились сразу. Звучание отцовского аккордеона заставляло сынишку бросать свои детские игры и с восторгом вслушиваться в музыку. Женя быстро схватывал услышанные мелодии, без принуждения пел, танцевал, выстукивал ритмы танцев и песен. А кроме того, он ещё рассказывал стихи и монологи, услышанные в клубе и кинотеатре, звучавшие по радио.

Позже – в школьном возрасте – в Жене обнаружился дар к рисованию, затем он страстно увлёкся фокусами и охотно показывал их на школьных концертах. Учился Женя хорошо, без особого труда, но музыка постепенно вытеснила все остальные увлечения и пристрастия, включая футбол, в который брат был влюблён с самого раннего детства, подобно всем мальчишкам.

Сначала отец понемногу учил сына играть на баяне, потом на аккордеоне, внимательно следя за симпатиями и наклонностями ребёнка. Когда Жене исполнилось 11 лет, ему (а заодно и отцу для работы) решили купить профессиональный аккордеон. Сколько готовились к этому событию! Обсуждали достоинства и недостатки разных марок инструмента, их размеры, количество регистров, тембровые качества, цены… Но вот аккордеон дома: не старый отцовский, разбитый и постоянно ремонтируемый и не маленький красный, взятый на пару часов у соседа, а свой – с полной клавиатурой, множеством тембровых регистров, мраморного цвета, немецкий!

Закончились отцовские университеты. Появился профессиональный учитель-аккордеонист, известный в городе музыкант, – человек, ставший для Жени первым артистическим кумиром. Имени и фамилии его я, к сожалению, не помню. Знаю, что он закончил Артёмовское музыкальное училище по какой-то другой специальности (не как аккордеонист) и уехал из нашего города.

Должно быть, именно в эти отроческие годы в творческом сознании брата впервые явно проявились эстрадно-песенные наклонности: он стал с удовольствием, без лишних вопросов музицировать перед однокашниками и соседями, словно набираясь опыта для будущих концертных выступлений. Именно тогда Женя получил первые профессиональные навыки музыкальной импровизации и овладел основами техники аккомпанемента в разных тональностях – ибо ему постоянно приходилось подстраиваться под чьё-то «народное» пение и сходу подыгрывать поющему даже в тех случаях, когда звучащий материал был ему совсем неизвестен.

Женя любил аккордеон, любил поиграть на нём и позже – в годы своей славы. И этот замечательный инструмент не стихал в нашем доме в течение двадцати лет, пока отец, «переквалифицировавшись в пианиста», не продал его по дешёвке соседу, не преминув при этом обучить соседского сынишку азам музыкальной премудрости.

Глава III

Но детские вёсны быстро пролетели, и выпускной 8-й класс принёс в семью новые проблемы. Как быть дальше: ехать в неблизкое Ростовское музыкальное училище – поступать в класс аккордеона – или остаться дома и поступить в Артёмовское музучилище на дирижёрско-духовое отделение, где были недоборы духовиков, а класс аккордеона вообще отсутствовал?.. Остановились на втором варианте.

И вот дома совершенно незнакомый инструмент – кларнет: рассохшийся, отечественного заводского производства, шипящий в низах и «киксующий» в верхах. Женя стал приносить новые ноты и книги, зазвучала новая музыка, зашипели старые пластинки на ещё более старом, не помню откуда взявшемся и куда в конце концов подевавшемся патефоне. Появились новые учителя и товарищи.

Громко и не очень стройно отыграл школьный духовой оркестр туш на выпускном вечере, последний раз выступил перед одноклассниками Женя, наполнив спортзал разливами своего аккордеона, и открылась новая глава в биографии: 4 студенческих года в классе преподавателя-кларнетиста Бориса Петровича Ландаря, сыгравшего большую роль в дальнейшей судьбе Евгения.

Как-то Женин сокурсник (теперь заведующий отделом духовых и ударных инструментов музыкального училища) пошутил: «Музучилище – это 4 года мучений, 20 минут позора (на госэкзамене) и ярмо на всю жизнь». Возможно, в этой шутке есть определённая доля истины в отношении кого-то. Но для брата годы учёбы оказались не бесплодными мучениями. Полчаса его выступления на госэкзамене были – не побоюсь преувеличения – праздником и для экзаменационной комиссии, и для слушателей! И не ярмо почувствовал Евгений после защиты диплома, а крылья за спиной – от переполнявшей его душу жажды творчества, от готовности отдать всего себя музыке, сцене, сочинению…

А страсть к сочинению заявляла о себе сильнее и сильнее: Романс для кларнета и фортепиано, Скерцо для кларнета и фортепиано, Прелюдия для фортепиано… Чуткий педагог Б.П. Ландарь сразу оценил талант хрупкого, скромного юноши, каждое утро приходившего в родной подвал музучилища (где обычно разыгрывались духовики), успевавшего иногда подрабатывать на разных «халтурах» и всецело поглощённого музыкой – классической и своей, вырывавшейся из сердца почти неосознанно и интуитивно. Учитель сделал большее, что мог сделать в той ситуации: стал планомерно готовить Женю к поступлению в консерваторию, повёз его в Киев, где когда-то сам учился, показал своим консерваторским педагогам и маститым композиторам. И Борис Петрович не обманулся в своих ожиданиях: одарённость молодого музыканта из провинции признали все, кто его слушал.

К 4-му курсу Евгений вырос в уважаемого всеми музыканта: его фотография красовалась на студенческой доске почёта, ему выплачивали повышенную стипендию, как отличнику учёбы, он стал лауреатом училищного конкурса на лучшее исполнение произведений советских композиторов, ни один праздничный или показательный концерт АГМУ не обходился без его выступления.

Значительных успехов добился брат и в игре на фортепиано, получая неизменно отличные оценки на экзаменах и академконцертах и внутренне сожалея о том, что судьба не предоставила ему возможности заниматься игрой на этом инструменте с самого начала его музыкальной карьеры. Женя до конца жизни