«Если», 1998 № 02 - Кристофер Прист

— Боже, какой омерзительный гад! Представляешь, пристал к Темке…

— Артем у нас молодец, — Ким поцеловал жену, затем помог ей справиться с упрямыми сапогами. — И вовсе он не омерзительный, а очень даже симпатичный. Ты только глянь, какие добрые глаза.

Он погладил крокодила по голове. Темка сиял.

— Ди-и-ил! — старательно проговорил он. Затем приволок книжку Чуковского и ткнул пальцем в обложку. — Ди-и-ил! — с удовольствием повторил он.

Хозяева скрылись за дверью.

— М-да! — я обошел вокруг крокодила, сохраняя, однако, почтительное расстояние. Затем повернулся к Понификсу:

— Где вы его откопали?

Понификс уселся на задние лапы, а передними принялся чесать себе брюхо. На этой варварской планете он явно деградировал с каждым днем.

— Во дворе, где же еще, — проворчал он.

— Господа! — подал голос крокодил. — Произошло досаднейшее недоразумение. Я должен был оказаться гораздо южнее. Там и речка есть…

Он замолк, затем виновато добавил:

— Забыл название.

— Великолепно! — подытожил я. — Только гарпа нам здесь и не хватало. Ладно, приятель, не горюй. Поживешь немного в ванне. Эта безмозглая составит тебе компанию, — я кивнул в сторону черепахи, — так что скучать тебе не придется.

— Жители вашей планеты всегда отличались редкостным хамством, — парировала черепаха, подползая поближе. — Добро пожаловать, уважаемый коллега, — обратилась она к гарпу. — Не только вы стали жертвой ошибки.

Я так и сел. От полного уничтожения меня спасло то, что в эту секунду в коридор ворвались хозяева — вся троица. Ким принялся ожесточенно доказывать Саше, что крокодила нельзя запихивать в кладовую, пусть живет в ванне. В конце концов, в нем от силы метра полтора.

Я как сидел на задних лапах, так и встал. Вид у меня, наверное, был презабавный. В голове мелькнула мысль, что, может быть, Понификс прав и мне лучше перекрасить мех и податься в клоуны?

Подошел Темка и принялся учитывать своих питомцев:

— Ди-и-ил! — ткнул он пальцем в гарпа.

— Паха! — похлопал ладошкой по панцирю тортуги.

— Поня! — погладил Понификса.

Затем приблизился ко мне. Только теперь он разглядел мою нелепую позу. Темка звонко расхохотался. Потом настороженно насупился.

— Тися цяп! — протянул он мне руку, готовый в любой момент ее отдернуть. Я терпеливо ждал. Темка расплылся в улыбке.

— Тися! — нежно пропищал он и обнял меня за шею.

Другой рукой он обнял Понификса.

По-моему, он был счастлив.

Кирилл Залесов

ГРЕХИ НАШИ ТЯЖКИЕ…

Окидываю взглядом комнату — так себе обстановочка. А ведь одно из лучших петербургских издательств! Здание, конечно, неплохое, мощное, но интерьер… Рухляди много — даже в кабинете главного редактора, то есть в той комнате, куда я переместился и жду автора. А бумаг, бумаг сколько! Уму непостижимо. Все завалено бумагами — все углы. Прямо склад какой-то.

Стук в дверь — это он! Надо сказать «Войдите», или «Прошу», но я молчу. Дверь приоткрывается, и вот он стоит на пороге — взгляд пронзительный, смотрит без смущения, нет, — можно подумать, что для него это дело привычное. А ведь я-то знаю, что это первый его литературный опыт.

— Здравствуйте, милостивый государь, — приветствует он меня. — Не помешаю?

— Заходите, заходите, Федор Михайлович, — я встаю из-за стола, делаю приглашающий жест.

Он движется как-то неловко, пальто на нем выцветшее — я бы сказал, несерьезное пальтецо. Садится в кресло напротив моего стола не то, чтобы робко, на краешек, и не то, чтобы фамильярно развалясь, а с достоинством. Бороду свою поглаживает и смотрит на меня внимательно — таким пытливым, но беспокойным взглядом.

— Роман мы ваш прочитали, — говорю я. — Для первого опыта в литературе прекрасно. Но есть у нас к вам ряд замечаний. Существенных, — твердо добавляю я.

— А именно?

Он придвигается чуть ближе, его глаза темнеют.

— Замысел интересен, и написано отменно. Но кое-что выглядит несуразным. Например, зачем столько крови? Разве обязательны сразу две жертвы? Если бы вы писали в духе господина Крестовского — то ради Бога. Вы сами придумали этот сюжет?

— Услышал историю в трактире. Кое-что додумал сам. — Он заметно нервничает.

— Допускаю, что такое может быть, но одно дело — правда жизни, а другое — правда литературы. Не стоит тратить времени на страшилки…

— На что тратить? — удивляется он.

— Страшилки, — повторяю я, — или «ужастики». Есть такой термин.

— Забавное словечко, — замечает автор.

— Короче говоря, Федор Михайлович, этот эпизод я рекомендую вам переделать. Настоятельно.

Он неопределенно пожимает плечами, и видно, это ему не по душе.

— Далее. Вы слишком увлекаетесь описанием мучений своего героя после совершения им преступления. Это весьма утомляет, уверяю вас. Тут надо бы как-то поживей сделать. Все эти бури в стакане воды… знаете… — я делаю паузу, — утомительны. А вот история семьи Мармеладовых вообще лишняя. Написана сочно, драматично, но на сюжет не работает.

Я смотрю на него: лицо у автора поскучнело, глаза сделались некрасивыми, злыми даже. Он резко дергает плечом.

— Но в этом-то и дело, что человек, который сознательно пошел на преступление, то есть сознательно душу свою омертвивший, испытывает стенания этой самой души и… — он пытается объяснить, но я прерываю его.

— Все понимаю, Федор Михайлович, — но вкусы читателей для нас превыше всего. Мы уж, извините, собаку съели на этой литературе и научились различать, чуять, если хотите, что хорошо, а что не очень хорошо.

Он теребит бороду, пальцы его немного подрагивают, потом вдруг порывисто встает с кресла и, глядя мне в глаза, быстро говорит:

— Ну что ж, я так понимаю: вы не будете печатать мой роман.

— Да помилуйте, — я изображаю удивление. — Отнюдь, даже напротив. Мы будем печатать ваше произведение. Я же говорю вам: как первый опыт оно заслуживает всяческих похвал. Мы, кстати, — тут я понижаю голос, — единственное из всех издательств Петербурга, которое активно печатает молодых авторов. Вот так-то. Другое дело — наши рекомендации. Право, они только улучшат произведение. Сделайте, друг мой, сделайте.

Он молчит, потом берет рукопись, прощается и выходит.

Я уверен, что он учтет мои советы, переработает роман и вернется.

На следующий день иду к дому, где он снимает квартиру. Две крохотные комнатки в сыром здании у канала. Он живет на первом этаже. Да-да, много гордыни, это я и сам знаю по учебникам, но уверен: изменения он внесет. Внушать я умею неплохо — проверено в Клинике человеческих возможностей. Оттого-то мне удалось без труда уйти от охраны Коридора Времени. Хотя, честно признаюсь, еще и повезло.