Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова

– Я не курю, да и Вадим Андреевич тоже, но он не скоро придет, так что…

– Вы смелая девушка, Маша, – Лилия немного помолчала, внимательно глядя на девушку, – и очень красивая, правда вы умело скрываете это.

Маша запротестовала, но Лиля как-то властно повела плечами, и Маша поверила, не могло быть и речи, что эта женщина врет, как это ни странно, но она действительно считает Машу красивой.

– Кроме того, вы мне кого-то напоминаете, но никак не могу вспомнить кого, впрочем, у меня так бывает, что я не могу вспомнить. Мне даже из театра пришлось уйти, это далось совсем не просто, думаю, что с кино распрощаться мне было бы проще, – Лиля выпустила изо рта струйку дыма и раздавила сигарету в пустой чашке. – Впрочем, сейчас не об этом. Так вот, в семнадцать лет родители отправили меня в, так сказать, «Клинику неврозов» в Германии. Такое знаете примилейшее местечко, где на завтрак подавали красную икру, а в уборной играл Шопен. Жуть, – женщина поежилась, вновь представив те ужасные два года пыток. – И все вроде бы там распрекрасно, вот только выхода оттуда не было.

– А разве в «Клинике неврозов» закрытый режим?

– В этой – да. Знаете, по соседству со мной жила Бритни Спирс.

– Бритни Спирс?!

– Ага, – улыбнулась Лиля, – правда она немного повзрослела, если я не ошибаюсь, то в то время ей было лет пятьдесят.

Маша замерла.

– Я вижу, вы сами поняли, что это была обычная психушка.

– В которой подавали икру на завтрак и омаров на обед, – вырвалось у Маши.

– Вижу, вы уловили суть, – Лиля опять засмеялась, только теперь в ее смехе была горечь.

– Это было так необходимо?

– Вы имеете в виду необходимо ли было помещать меня в психушку?

Маша кивнула. Такая сильная, всемогущая, горделивая Лилия Нежина по ту сторону «голубого экрана», теперь казалась Марии несчастным ребенком, ненужным своим родителям и раздавленным тем грузом ответственности, который ей пришлось нести с самого своего рождения. Ей не позволено было быть больной, уставшей, некрасивой, и, наконец, бездарной. Маша впервые в жизни подумала, что она родилась счастливым человеком, ведь ей не надо было ничего из себя строить, чтобы бабушка ее любила.

– Не знаю, хотя… нет, я не уверенна. В семнадцать, знаете, это ведь весьма непростой возраст для детей, я начала бунтовать, красила волосы в черный цвет, обвешивалась цепями и черепами, в общем, сходила с ума по полной программе, а моим родителям это было неудобно, понимаете. Однажды, мы с той моей компанией накурились какой-то бодяги и напились, в общем, я попала в больницу с отравлением. Меня записали в суицидники, думаю, что без моей мамочки здесь не обошлось, и отправили в клинику. В девятнадцать я вышла оттуда другим человеком, я решила, что проще подчиниться и принять, чем бороться, я поклялась себе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы больше никогда не попасть в подобное заведение. У меня вроде все успешно складывалось, но месяц назад я получила письмо с угрозами.

– Вы сохранили его?

– Его нет, а вот последующие десять – да.

Лиля вскочила, быстро подошла к окну и снова закурила.

– Десять?! – Маша тоже встала и подошла к женщине. – И чего же в этих письмах хотят? – осторожно спросила она, взяв Лилю за дрожащие руки.

– Хотят? – рассеянно повторила гостья. – Рассказать моей дочери правду.

6.

Целый день Мила провела в полном одиночестве. Тетя Софико появилась пару раз, чтобы наскоро накрыть на стол и усадить за него Милу. Та ела мало и без аппетита, чем заставляла хозяйку хмуриться и качать головой. Мила бездумно слонялась по дому, качалась на качелях и то и дело пыталась заглянуть за забор соседнего дома, за которым несколько часов назад скрылся Иван и до сих пор ни слуху – ни духу.

– Шла бы к морю прогуляться, – раздалось за спиной.

Мила вздрогнула и повернулась.

Тетя Софико стряхнула свой цветастый платок и снова примостила его на голове.

– Скучно, небось, тут.

– А Иван скоро придет?

– Скоро. Но ты иди. На вот, – Софико сняла с плеч еще один платок с длиной бахромой и замысловатым узором и накинула его на Милу.

– Ветрено сегодня, однако.

Поняв, что узнать от этой женщины ничего не получится, да и почему-то ее хотят отправить из дома, Мила не стала сопротивляться и, запахнув, огромные полы платка на своем воздушном ситцевом сарафанчике, она направилась к калитке, за которой начинался песчаный пляж.

Народу на пляже не было, лишь вдалеке, наверное, местный мальчишка лет шести играл со своей собакой. Он бросал палку в воду, и собака стремглав кидалась за ней. Мальчуган же, издавая боевой клич, кидался следом, пытаясь опередить четвероногого друга. Мила скинула с ног легкие сандалии, подхватила их за тонкие ремешки и зашла в воду по щиколотки. Вода оказалась немного прохладной, но вполне подходящей для купания. Мила сделала шаг назад, решив вернуться, надеть купальник и поплавать, но передумала, она не должна мешать этим людям, с их несчастьем, помочь в котором она никак не может, иначе бы Иван уже давно позвал ее, в этом Мила была уверенна. Вдруг громко залаяла собака, отвлекая Милу от невеселых мыслей, и она увидела, как мальчуган размахивает все той же палкой, а довольно крупная овчарка скачет вокруг него и радостно лает. Набежала небольшая волна и намочила Миле подол, девушка улыбнулась и побрела в сторону веселой парочки. До них оставалось совсем немного, когда Мила увидела, что парнишка взобрался на высокие камни, по-прежнему дразня собаку, размахнулся, кинул палку и рыбкой нырнул вниз. Сердце сделало несколько глухих ударов, потом остановилось и через пару секунд пустилось в бешеный скач.

Раз, два… десять. Мальчик все не показывался на поверхности. Пес оглушительно лаял и метался туда-сюда вдоль берега.

«Беда», – пронеслось в голове.

И недолго думая, Мила побежала к камням, скидывая по пути платок и стягивая сарафан, длинные широкие полы которого, могли бы помешать ей плыть. Она кинулась в воду и быстро поплыла, рассекая волны руками. Доплыв до того места, где приземлился мальчик, она набрала в грудь побольше воздуха и нырнула. Глаза сразу защипало от соленой воды, но видимость, к счастью, была неплохой, и она заметила мальчика, распростертого на дне. Маленькое хрупкое смуглое от южного солнца тельце. Мила ухватилась за тонкую ручку и потянула его вверх, чувствуя, как разрываются легкие от недостатка кислорода.

Вытащив ребенка на берег, Мила упала рядом и надрывно закашляла. Пес вился вокруг мальчика, скулил, лизал ему лицо. Наконец, откашлявшись, Мила из последних сил оттолкнула собаку, которая упала и взвизгнула, приоткрыла рот мальчугану и вдохнула воздух. Она не знала, как делать искусственнее дыхание, прямой массаж сердца, да и вообще оказывать первую