Бриг «Ужас» - Антоний Оссендовский

Силин долго и злобно смеялся, а потом сказал:

— Профессор! Через несколько часов бриг будет в виду Иоланги. Предупредите ваших спутников, что вместе с вами они будут доставлены на Колгуев. А затем прощайте, мы больше не увидимся. Я же уверен, что Ларс Сванборг — честный человек и исполнить мою просьбу!

Под вечер, чуть только вдали показались верхушки гор над Иолангой и далекий огонь маяка, бриг спустил паруса и лег в дрейф. Восьмивесельный бог с тремя пассажирами и пятью глухонемыми матросами с брига быстро шел к видневшемуся на севере берегу.

На мостике и на всей палубе брига было пустынно, и только на корме развевался белый флаг, окаймленный широкой черной лентой.

Сванборгу показалось, что какой-то бесконечно-грустный, без тени надежды привет был в прощальных колебаниях этого печального флага. Он поделился своими впечатлениями с Тумановым.

Старый академик опустил голову на грудь и тихо шепнул:

— Великое несчастие… Гениальный безумец поднял руку на человечество!

Отчаяние и тревога Туманова сообщились и Сванборгу. Он молчал и с благоговейным страхом и жгучей тоской смотрел на скрывающиеся за отраженными поверхностью моря лучами заката очертания брига «Ужас».

VIII. Последний бой

Через несколько дней гребной баркас смотрителя маяка с шестью рыбаками на веслах плыл от Иоланги к большому пароходу, стоявшему в трех верстах от берега.

В баркасе находились Туманов с Сванборгом и профессор Самойлов. Все молчали и с тяжелым чувством смотрели на молодую женщину с увядшим лицом и неподвижным, мертвым взглядом печальных и испуганных глаз.

По временам женщина тревожно озиралась и, заметив вдали белый гребень волны, вздрагивала и хватала за руку Самойлова.

— Парус… там парус? Это он… — шептала она бледными губами.

Стоявший на руле старый боцман с погибшего «Грифа» старался успокоить ее.

— Не парус это, барыня! — объяснял он. — Волна там барашком идет. Ночью ведь шквал пролетел знатный. Поди, на море много нынче беды понаделал.

В это время они подходили к далеко выдвинувшемуся в море скалистому мысу.

— Там пучина начнется, — сказал один из рыбаков: — а только вы в море дальше рулите, не то запрокинет нас здесь… Вишь, какие буруны бьются!

Действительно, у самого мыса вскидывались и лизали изъеденную водой скалу пенистые, бешено ревущие волны.

Боцман направил баркас в море, прямо на юг от мыса.

Когда они сравнялись со скалой, и пароход был уже близко, женщина, схватившись обеими руками за голову, поднялась во весь рост и с криком упала на дно баркаса.

— Что с тобою?!.. — бросился к дочери Туманов. Но слова замерли на губах старика.

Из-за мыса, распустив два больших паруса, прямо на них неслась яхта. На белом полотне парусов чернелись слова: «Бриг "Ужас"» и широкая траурная кайма.

— Гребите! Гребите! — крикнул Самойлов рыбакам и вынул из кармана револьвер.

— Наддай! — повторил его приказание боцман, и рыбаки, мерно сгибаясь и разгибаясь, начали быстрее вскидывать весла.

Баркас рванулся вперед.

Парусная яхта, маневрируя по ветру, старалась пересечь путь убегающим, но до парохода было уже недалеко.

Всем стало ясно, что баркас спасен, и что яхте не настигнуть их.

Внезапно налетел ветер. Его порывы сделались сильнее и чаще. Пользуясь этим, на яхте подняли новые паруса. Их было так много, что скрылись мачты и снасти. Казалось, что какое-то неведомое морское существо, белое от пены волн, встало и несется над водою.

Яхта не плыла — она летела. Свежий ветер, встретив сопротивление парусов, подхватил судно и понес его. Все чаще и чаще видны были острый киль яхты и далеко выдвинутый руль.

Судно уходило в сторону от баркаса, и только тогда, когда до парохода оставалось не более полуверсты, оно непостижимым маневром сразу перекинулось на другой курс и стало рядом с беглецами.

— Не тревожьтесь! — раздался угрюмый голос Силина, и он вышел на нос яхты. — Я не причиню вам никакого вреда. Я только хочу взглянуть на Нину в последний раз и передать, что я вызываю на бой того, кто оклеветал меня… Самойлова. Я буду ждать.

Новым маневром Силин отбросил свою яхту от баркаса на несколько саженей и, остановившись, убрал паруса и отдался волнам, которые бросали судно, как легкую, беспомощную щепку.

На баркасе воцарилось глухое молчание. Даже рыбаки перестали грести и тревожно поглядывали на господ.

Самойлов был бледен. Он провел рукой по высокому лбу, и глаза его загорелись. Он опустился на колени на дно баркаса и нагнулся над Тумановой.

Она лежала, бледная и безжизненная, в глубоком обмороке, и на ресницах ее блестели слезы.

Тоска и ужас были на ее лице, измученном и исстрадавшемся.

Самойлов молча взял ее руку и прижал к губам.

Потом он поднялся, обвел всех каким-то вопрошающим и словно недоуменным взглядом. Неожиданно, быстрым прыжком вскочив на скамейку, он бросился в воду и поплыл к яхте.

И тотчас же другой человек кинулся ему навстречу. Это был Силин.

Он далеко закидывал руки и, рванувшись, бросками поплыл к Самойлову.

Встреча их была коротка, как вспышка молнии, и так же бесследно пропали в морской глубине эти схватившиеся друг с другом враги, как исчезает на темном небе прорезавшая его огненная стрела…

Лишь воронки заплясали и закружились на поверхности океана, да всплыло и сразу же исчезло большое багровое пятно…

Недавно случайно попавшие на остров Долгий промышленники нашли занесенные песком и истлевшими водорослями обломки разрушенного корабля.

На почерневшей и расколотой доске они прочли надпись:

«Бриг "Ужас"»…

Грядущая борьба

I. Два инженера

Это случилось давно.

Лет через сто после казни последней суфражистки.

Ее тогда возили по всем городам мира и для позора выставляли в прозрачном ящике для всеобщего обозрения на площадях. Это жуткое предсмертное путешествие было окончено в Париже, на площади Согласия, и, казалось, вековая борьба за права женщины-человека и гражданина завершилась не в пользу женщины.

Была ночь, темная и безлунная.

На высоком помосте, украшенном цветами, дорогими коврами и пестрыми материями, был водружен стеклянный ящик, к которому стеклись толпы праздного и жестокого народа. Люди усеяли своими хищными телами решетку Тюльери, пьедесталы угловых статуй, старые каштаны и клены Елисейских полей в ожидании казни.

По сигналу невидимого распорядителя на площади погасли все фонари, и только стеклянный ящик был освещен розоватым светом, ласковые лучи которого озаряли бледное лицо и исхудавшую фигуру пожилой женщины со строгими серыми глазами и крепко сжатыми губами.

Подали газ.

В страшных корчах начало извиваться это измученное и затравленное тело, а через мгновение стало исчезать так же бесследно, как исчезает утренний туман с поверхности озера, когда на горизонте медленно начинает вставать солнце.

От того позорного дня прошло сто лет, и за это время европейские народы исполнили свою высокую историческую задачу. Они уничтожили все народы Азии, мечтавшие о владычестве над миром.

Какой-то ученый подал совет заразить территорию Азии зародышами гигантского плесневого грибка. В течение очень короткого времени плесень покрыла весь материк толстым слоем беловато-желтой слизи и пушистых, ползущих все дальше и дальше ростков. Ядовитая плесень уничтожала леса и селения, всасывала в себя реки и озера, убивала людей, въедаясь в их кожу и обвиваясь ядовитыми ростками вокруг сердца.

Уже через пять лет Азия представляла собой пустыню, перерезанную горными хребтами, и в этой жуткой пустыне умирал раскинувшийся на необозримом пространстве слизистый паразит, заражая ядовитым зловонием воздух и пропитывая гниющими соками почву.

Именно в это время и произошли роковые события.

Было лето.

В этот период на Земле ничего не изменилось. Только пустели дворцы промышленных королей, управлявших планетой. Откуда они взялись, никто не знал, и никто не думал сопротивляться им. Они были могущественны, а стеклянные ящики — место казни для недовольных и протестующих — высились на площадях больших городов.

Недалеко от Петрограда, на одном из озер, с утра наблюдалось большое оживление.

Вокруг построенного на одинокой скале великолепного замка из гранита и розового мрамора сновали парусные яхты и моторки, нагруженные цветами и гирляндами из зеленых ветвей.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда из-за горизонта выплыло большое воздушное судно. Оно казалось ослепительно белым в лучах яркого солнца и быстро приближалось. Через несколько минут с громким воем сирены судно скользнуло на желоб помоста, высящийся над замком.