Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - Ишмаэль Бих

Обитатели Каматора первым делом велели нам подготовить к посеву большой участок размером с футбольное поле. Взглянув на «фронт работ», я сразу понял: дело худо. Весь участок порос жестким кустарником, на нем было много пальм, и вокруг каждой примостилось по нескольку других деревьев, чьи ветки спутались между собой. Земля была усыпана пожухлыми листьями, отчего казалась совсем черной. Под гнилой листвой громко копошились термиты.

Ежедневно нам приходилось пробираться через кустарник и проводить часы, согнувшись в три погибели, орудуя мачете и топором. Деревья нужно было срубать как можно ниже, ближе к земле, иначе они быстро вырастут снова и не дадут взойти урожаю. Иногда, сильно размахнувшись, под тяжестью топора кто-то из нас терял равновесие и улетал в кусты, где лежал некоторое время, потирая натруженные руки и плечи. Когда родственник Гибриллы наблюдал такие сцены, он всегда качал головой и говорил: «Эх вы, избалованные городские мальчишки!»

В первый день работ мы пришли на участок с дядей Гибриллы. Каждому из нас он выделил кусок, который нужно было очистить от кустарника. Мы возились на своих мини-участках дня три, а дядя выполнил ту же самую работу за три часа. Когда я впервые взял в руки мотыгу, он не мог удержаться от смеха, глядя, как я держу ее. А потом показал, как правильно выкорчевывать куст. Он делал это фактически одним ударом, а я потратил тучу сил и времени, заходя с разных сторон.

Две недели прошли в страшных мучениях. Постоянно болела спина, все мышцы ныли. Но ужаснее всего было то, что я содрал кожу на ладонях. Они распухли и покрылись волдырями, ведь я не привык каждый день орудовать тесаком и топором.

После того как кусты были выкорчеваны, мы на некоторое время оставили их сушиться на солнце, а потом сожгли и долго смотрели, как густой черный дым поднимается в лазурное летнее небо.

После этого нам поручили сажать маниоку. Для этого нужно было часами стоять согнувшись и делать мотыгой небольшие лунки в земле. Периодически мы прерывались, чтобы отдохнуть, но не бездельничали, а разрезали черенки маниоки на маленькие кусочки и помещали их в лунки. Вокруг нас кипела жизнь, но мы ее почти не замечали: крестьяне рядом с нами занимались своим делом, напевая себе под нос, в ближайшем перелеске щебетали птицы, шумели ветви. Время от времени с нами здоровались соседи, шедшие на работу в поля и огороды или возвращавшиеся в деревню. В конце дня я иногда сидел на бревне на небольшой деревенской площади и смотрел, как дети играют и дерутся. Один мальчик лет семи всегда первым затевал бучу, и его мать обычно вытаскивала его из драки за ухо и тащила домой. Он напомнил мне меня самого. Я был очень задиристым ребенком. Помню, как часто я пытался побить ребят в школе и у реки. Тех, кого не мог одолеть, издалека забрасывал камнями. Дело в том, что мы с Джуниором жили с отцом, без матери, которая была далеко, и это в каком-то смысле делало нас изгоями. В обществе не понимали и осуждали разведенных. То, что у нас в семье что-то не так, было ясно даже маленьким детям. За нашими спинами всегда шептались:

– Ах, бедные мальчики, – вздыхал кто-то из взрослых.

– Растут, как сорняки, никто за ними толком не присматривает, – озабоченно качали головой прохожие.

Меня ужасно сердило, что нас жалеют, и я мстил, как мог. Я отыскивал детей тех, кто очень уж сокрушался по нашему с братом поводу, и давал им жестокого пинка. Особенно доставалось ребятам, многозначительно поглядывавшим на нас, как бы давая понять: «О вас часто говорят мои родители».

Мы долго работали в полях Каматора, но я так и не привык к тяжелому крестьянскому труду. Единственной отрадой были дневные перерывы в работе, во время которых мы ходили на реку купаться. Я с головой погружался в воду, садился на ровное песчаное дно, и меня уносило вниз по течению. Затем я выныривал, шел обратно, снова надевал грязную одежду и возвращался к своим обязанностям.

Самое печальное, что наши труды пропали зря, потому что потом пришли повстанцы, и все пошло прахом. Люди разбежались, оставив урожай, зарастающий сорняками. Взращенные нами плоды съели животные.

Именно тогда, во время нападения на деревню Каматор, мы с друзьями потеряли друг друга. Именно там и тогда я последний раз видел моего старшего брата Джуниора.

Глава 7

Боевики напали на Каматор неожиданно. Ничто не предвещало скорой беды: до нас уже давно не доходили никакие слухи о них, не было сведений даже о том, что они где-то поблизости – ближе, чем в ста километрах от деревни. И вдруг откуда ни возьмись появился отряд.

Было около восьми часов вечера, когда мусульмане обычно совершают вечерний намаз – последний в течение дня. Имам не подозревал о том, что в это время происходило за пределами мечети, а когда понял, было уже слишком поздно. Он стоял впереди всех лицом к востоку и читал длинную суру, а когда началась молитва, никому из присутствующих не разрешалось произносить ни слова на темы, не касающиеся общения с Аллахом. Я тогда не пошел в мечеть, а Калоко был там. Он рассказал, что, как только люди поняли, что в селение вошли повстанцы, они стали быстро и тихо покидать здание по одному, оставив имама завершать намаз. Некоторые пытались шепотом предупредить его, но он их не слушал. Его схватили боевики и потребовали, чтобы он указал, где именно в лесах прячутся его односельчане. Когда имам отказался, его скрутили по рукам и ногам, привязали к железному столбу и подожгли. Бандиты не сожгли его тело полностью, но он умер от ожогов и дыма. Обугленный труп оставили там же, на площади. Калоко видел все это, потому что укрылся в кустах неподалеку.

Во время нападения Джуниор находился на веранде, где мы обычно спали. Я сидел на ступеньках крыльца. Все случилось настолько внезапно, что я сразу ринулся в лес. Времени, чтобы зайти в дом и поискать брата, не было. В ту ночь я спал один, прислонившись к дереву. Утром мне удалось отыскать Калоко, и мы вместе вернулись в деревню. Тело имама все еще оставалось на площади. По судорожно стиснутым зубам было видно, что в последние минуты жизни этот человек испытал страшные мучения. Повстанцы сожгли все дома в деревне. Нигде не было признаков жизни. Тщетно мы искали в поселке и далеко в лесу наших друзей. Их мы так и не нашли, но встретили одно знакомое семейство. Его глава предложил нам прятаться в их укрытии в лесу за болотом. Там мы оставались две недели, которые тянулись, как долгие месяцы. Дни текли невыносимо медленно. Я часами думал о том, что же будет дальше. Придет ли конец этому безумию? Есть ли у меня будущее, или я обречен всю жизнь скитаться в лесах? Я вспоминал Джуниора, Гибриллу, Таллои и Халилу. Удалось ли им спастись? Я потерял все – дом, родных, друзей.