Красная кнопка - Лев Кириллин

интонации голоса. Как именно, этого не знали даже ближайшие соратники. Великая тайна фюрера. Ну а если к этому добавить еще смысловую кодировку, о!.. немецкий язык содержит для этого уникальные возможности, то в сумме получается великий фюрер, стрелок своих идей в массы, кукловод и повелитель толпы, могущественный бог и безжалостный демон в одном лице.

К некоторому удивлению собравшихся, фюрер не огласил никаких великих идей по-поводу дальнейших планов рейха. То, что необходимо построить концентрационные зоны для славян и так было ясно, этим он Новый свет не открыл. А вот Северную Америку нельзя даже мыслить как технического конкурента Европе. Наука будет только в Германии, и точка. Ну, это легко осуществить. Для этого подавить оставшиеся очаги сопротивления в Северной Америке, Южную Калифорнию и Флориду сделать курортными зонами. Если по мелочам, надо зачистить от гомосексуалистов Сан-Франциско, который не до конца разбомбили, открыть границы с Мексикой и отменить визовый режим с африканскими и азиатскими странами. Об остальном хлынувшие толпы иммигрантов сами позаботятся.

Банкет мыслился до поздней ночи. После речи фюрера наступил двухчасовой перерыв для коктейлей и развлечений. Развлекательную казнь еврея запланировали на следующий день после ланча. А пока Гитлер фланировал среди гостей, время от времени отвечая на звонки по радиотелефону, носимому сопровождавшим его слугой венгром.

Сгущение народа вокруг фюрера как всегда достигало наибольшей плотности, тем не менее, Генриху удалось пробраться поближе к вождю и тот его заметил.

— Очень хорошо, Генрих, что вы успели на банкет во-время, — сказал Гитлер, пойдемте ко мне в кабинет, есть интересная и очень конфиденциальная информация.

По пути он зацепил еще несколько офицеров, и вот уже они уединились в зале, которую фюрер называл кабинетом. Все скромно, доспехи и мечи на стенах, из новшеств только интерактивная карта звездного неба и трофейные бластеры, захваченные со случайно сбитых летающих тарелок.

— Вы привезли еврея, дорогой Генрих?

Фюрер, как всегда, проявил великолепную память без колебаний захватил инициативу в разговоре.

— Да, мой фюрер. Но дело оказалось сложнее, чем мы ожидали.

— Что-нибудь не так? У вас сомнения в чистоте еврея? Мы все равно казним его, раз обещали гостям.

— Дело не в этом, мой фюрер. Еврей чистокровный. Но, как выяснилось из допроса, он владеет секретами рун. Мерзавец изучил руны в какой-то пещере, которую впоследствии разбомбила авиация вражеской коалиции.

Фюрер пристально посмотрел в глаза Гиммлеру.

— Пустяки, Генрих. Руны нам больше не нужны. Мы уже завоевали мировое господство. Бластеры и гравицапы, вот что нам сейчас надо. Еврей не представляет ценности.

— Но мой фюрер…

— Что подпитывает ваши сомнения? Его способности серьезны?

— Совсем нет. Так, детские фокусы. Двигает мелкие предметы, раскалил знак отличия на лацкане мундира, тот оставил след на сукне. Но обещает, что способен продемонстрировать большее.

— Дайте ка взглянуть.

Фюрер заценил потемнение под свастикой на лацкане.

— Я ничего не вижу. Мундир попал под дождь, сукно под металлом потемнело. Еврей парит вам мозги, чтобы отсрочить свой конец, делая это с присущей его жалкой расе мастерством. А по-поводу летающих предметов, то у вас галлюцинации, дорогой Генрих. Вам надо попариться в сауне или съездить на охоту. А закончить свой день офицера с новыми девочками, дочками персидского шаха. Говорят, они украсили бордель своей непревзойденной красотой, подняв его на новый уровень.

— Мой фюрер, я примерный семьянин, — засмущался Гиммлер.

— Пустяки, никто не узнает. Мы все здесь примерные семьянины.

Последнюю фразу услышали вошедшие в кабинет офицеры, которых впустил секретарь по знаку фюрера, и загоготали. Под их пошлые шуточки Гиммлеру стало ясно, что его доклад окончен.

— Времени у нас в обрез, — продолжил Гитлер…

Улучив удобный момент, Гиммлер решил навестить еврея.

Несчастный ждал своей участи в одиночной камере, с некоторой тоской разглядывая трещины в каменном полу.

Понаблюдав за узником через окошечко в двери камеры, Гиммлер отдал приказ тюремщику и тот впустил его вовнутрь.

— Как дела, еврей? — немного высокомерно спросил нацист размышляя, как преподнести узнику неприятную новость.

— Хорошо. А ваши, ваша… эээ… честь?

Без ответа Гиммлер пожал плечами.

— Я пришел, чтобы сообщить тебе не очень хорошую новость.

— Какую, ваша честь? Я готов к любым новостям.

— Завтра тебя вздернут.

Новость не понравилась Йоэлю.

— За что?

— За то, что ты еврей.

— А как же руны, мою способности?

— Они никого не волнуют. Гитлер сказал, что ты — ошибка природы. И потому тем более заслуживаешь смерти. Благодари еще, что тебя всего лишь повесят. А не затравят, например, собаками, чего ты вполне заслужил.

— Понятно, — задумчиво сказал Йоэль.

Вдруг он затрясся и вытянул руку в направлении Гиммлера.

— Что ты делаешь, презренный черт? — успел пробормотать нацист, чувствуя, как какая-то сила плющит его и размазывает по полу. Вырывает суставы, видоизменяет нос, скрючивает, растягивает голосовые связки, сужает и вытягивает лоб. Несколько минут — и второй Йоэль в костюме офицера CC валялся на полу камеры. Сам же еврей, спешно раздевшись, наоборот, приобрел практически портретные черты Гиммлера: арийский череп, стать, выработанную годами муштры. Легкий жирок в брюшке, волевой нос и твердое, с усмешкой, лицо.

«Скорей, скорей», — бормотал Йоэль, переодеваясь в одежду рейхсфюрера. Немного сморщившись, он не все же не смог заставит себя надеть трусы Гиммлера, оставив себе свои старые, заштопанные Сарой лохматые «семейные». С некоторой брезгливостью он напялил на Гиммлера свои лохмотья. Тот лежал в параличе, только моргал глазами. Пару раз Йоэль двинул рейхсфюреру в морду, чтоб придать естественность горизонтальному положению последнего, после чего на хорошем немецком приказал часовому, которой в это время приходил в себя от столбняка: «Ну-ка отопри! Да быстрее, болван!».

Часовой, чистокровный ариец, бесстрастно и расторопно отворил камеру. «Йоэль» к этому времени очнулся, и попытался вскинуться в гневной реплике.

— Их бин…

— Успокой его, — не глядя приказал «Гиммлер», и не оборачиваясь вышел из камеры, слыша за спиной тупые удары тяжелых кулаков охранника.

Никто на следующий день не удивлялся причудам рейхсфюрера, затворнически просидевшего в своем кабинете подписывая бумаги, а потом уехавшего в одиночестве на охоту верхом на лошади. Лошадь вернулась к вечеру без седока. Поиски помогли найти его вещи. Аккуратно сложенные, они лежали на берегу горного ручья, несущего в этот сезон бурные потоки подтаивающих ледников. В замке объявили траур и по всему третьему Рейху тоже. И только под вечер повесили в утешение собравшейся толпе последнего еврея.

Из трупа негодяя решили сделать чучело. Когда вынутое из петли тело раздели, на его бедрах с удивлением обнаружили именные трусы Гиммлера. Об этом тут же сообщили Гитлеру, который велел сию информацию засекретить, а обнаружившим пикантный факт служащим сделать