Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова

Странно.

– А что твой нынешний парень? Влад, кажется…

– А что Влад? – Бэби, похоже, была недовольна вопросом.

– Ты с ним… счастлива? Ты его любишь?

Люблю, наверное… – Она задумалась. – Да какое это имеет значение? Он веселый, прикольный, и вообще… красавчик. Не такой, конечно, как тот морячок, с которым мы целовались в тамбуре, но все равно…

Она не любила его. Она совсем его не любила.

Это открытие потрясло меня.

С ним я ушла к себе в номер, где меня ожидала притаившаяся во всех углах боль: теперь она выползла наружу, покинула мое тело, но легче мне не стало, скорее наоборот. Просто жить с болью оказалось не так ужасно, как постоянно ждать, когда же она накинется на тебя из-за угла. Да черт с ней, с болью! – бэби не любила Влада. А я любила его, я жить без него не могла, полный тупик. И у меня не осталось ни времени, ни сил, ни желания, чтобы попытаться выбраться из него. Теперь, когда я познакомилась с бэби, идея с пистолетом выглядела дурацкой, смехотворной, лишенной смысла. А я еще втянула в нее Жегалыча, взрослого и серьезного человека. Я и сама была взрослым и серьезным человеком, владелицей журнала и модельного агентства, о-о, да засунь ты это себе в жопу, твою мать!.. Я медленно сходила с ума. Свернувшись клубком на кровати, я сходила с ума. И мне ничего не оставалось, кроме как ждать, когда забрезжит утро и наступит новый день, в котором будет бэби, которая не любит Влада, которого я люблю я.

Но утро все не наступало и не наступало, а когда наступило, то застало меня далеко от турбазы. В полной экипировке.

…Я хорошо помнила этот склон. Для того чтобы до него добраться, мне потребовался почти час. Три года назад на ближних подступах к нему стояла табличка: «ОПАСНО! СПУСК ЗАПРЕЩЕН!», стояла она и сейчас. А может, это была другая табличка, но слова остались теми же. Я с трудом вытащила табличку из снега и бросила к двум соснам, растущим поодаль. Четверть дела была сделана, теперь оставалось исследовать склон.

Это был хитрый, вероломный склон, заканчивавшийся глубоким ущельем. Сверху ущелье не просматривалось вовсе: передо мной лежала ослепительно белая снежная целина,

«Пусть будет как будет», – сказала я себе. Пробьемся касками, как говорит Шамарина.

Лучшим выходом для меня было свалиться в пропасть. Но я не свалилась (сказалось-таки славное горнолыжное прошлое), а, сделав крутой вираж, замерла метрах в пяти от обрыва. Теперь ущелье, заваленное камнями и обломками скал, было видно как на ладони. От его близости у меня закружилась голова и перехватило дыхание, к горлу подступила тошнота, но тут же прошла.

Вот так. Хорошо. Теперь можно возвращаться.

…Я долго стучалась в двери ее номера, прежде чем она открыла.

– Дрыхнешь? – весело спросила я.

Даже чересчур весело. С тех пор как я вернулась на базу, меня не покидало это взвинченное, граничащее с истерией веселье.

– А который час? – Бэби потянулась и тут же виновато захлопала ресницами.

– Одиннадцать.

– Я проспала, что ли? Знаешь, со мной такое иногда бывает… Могу не спать сутками, а потом хлоп – и вырубилась.

Сонная бэби была очаровательна: всклокоченные волосы, слегка припухшие веки, беззащитный рот и полоска от подушки на щеке. От сонной бэби пахло молоком и гречишным медом.

И совсем не пахло «Ангелом».

– Пока ты дрыхла, я нашла потрясающее место.

– Какое место?

– Да проснись же ты, ребенок! Место, где мы сегодня можем покататься. Ни одной физиономии, шикарный снег, тебе понравится.

– Я сейчас, – загорелась бэби. – Три минуты, и я буду готова.

– Можешь не спешить. Умойся хотя бы!

– Умываться буду вечером.

Бэби сбросила халат на пол (в этом жесте не было ничего вызывающего, ничего показного, ей и вправду не мешало бы родиться во Французской Полинезии), переступила через него и направилась в ванную. От ее матового, совершенного двадцатилетнего тела исходило странное сияние, бедный Влад, бедная я, бедные мы оба.

– Что там у нас с погодой? – крикнула бэби из ванной.

– Отличный день. Природа шепчет: займи, но выпей!

– Класс! Просто класс!..

В три минуты она не уложилась.

– Слушай, ключ от номера куда-то запропастился. – Бэби зачем-то попинала рюкзак и заглянула под кровать. – Никак не могу его найти.

– Да боге ним, с ключом. Разберемся, когда вернешься. А сейчас просто захлопни дверь. Теряем время, малыш!..

Весь тот час, что мы добирались до склона с ущельем, я думала только об одном: пусть хоть что-то остановит нас. Пусть мы встретим какого-нибудь инструктора или спасателя, и они завернут нас на полдороге. Пусть гребаная табличка опять окажется установленной, пусть случится чудо.

Остановиться сама я была уже не в состоянии.

Чуда не случилось, и вот уже несколько минут бэби в полном молчании изучала пейзаж.

– Ну как? – спросила я.

– Долбануться можно! У тебя просто нюх на красоты!

– Рада, что тебе понравилось. Предложение такое: сначала съеду я, еще раз опробую трассу, а ты уже потом, за мной. Идет?

– Идет. – Она пристально посмотрела на меня. – А ведь сегодня Рождество, правда?

– Все может быть.

– А давай встречать Рождество!

– Прямо сейчас?

– Нет, почему… Придем сюда ночью, а в двенадцать откроем шампанское.

– И покурим анашу?

– Если ты захочешь. Все будет так, как ты захочешь. Вообще, мне здесь очень хорошо.

– Мне тоже. – Бедный Влад, бедная я, бедные мы оба. – Ладно, я поехала. До встречи внизу, ребенок.

– Эй… – бэби окликнула меня в тот самый момент, когда я уже готова была оттолкнуться палками, – эй, послушай… Я… Я ведь сказала тебе не всю правду о себе!

– Я тоже. Я тоже сказала о себе не всю правду!..

На этот раз я остановилась гораздо ближе к обрыву,

чем в предыдущий. Всего-то метра два, не больше. Я еще могла все отменить, достаточно было помахать перед собой скрещенными руками или подать бэби какой-нибудь другой знак. Зачем я делаю это?., ведь бэби не виновата, что Влад полюбил ее и бросил меня, а он не мог не полюбить ее, все любят бэби, все без ума от бэби, чертова боль в виске, все хотят находиться в обществе бэби, а смогла бы я долго находиться в обществе фриков, трансвеститов и порноактрис?.. Эрик в нем как рыба в воде, а я бы удавилась, глупо было оставлять журнал на Тимура, следующий номер выйдет провальным, как пить дать, мертвечина, туфта, срань господня, неужели и вправду Амстердам похож на шлюху? Влад, Влад, что же ты со мной сделал, Влад?..

Все кончено. Все. Все.

Я махнула бэби рукой.

И время остановилось. Прошла целая вечность, прежде чем она преодолела треть склона, еще спустя вечность – достигла середины, солнце несколько раз уходило и возвращалось на небосклон, начался и закончился парад планет, постарели и умерли сосны, а она все летела и летела, едва касаясь снега, обдавая звезды и туманности серебристыми ледяными брызгами. Меня вдруг пронзила безумная мысль: а что, если она и вправду взлетит? Ей подчиняется все, так почему не подчиниться силе тяготения?