Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова

Я махнула бэби рукой.

И время остановилось. Прошла целая вечность, прежде чем она преодолела треть склона, еще спустя вечность – достигла середины, солнце несколько раз уходило и возвращалось на небосклон, начался и закончился парад планет, постарели и умерли сосны, а она все летела и летела, едва касаясь снега, обдавая звезды и туманности серебристыми ледяными брызгами. Меня вдруг пронзила безумная мысль: а что, если она и вправду взлетит? Ей подчиняется все, так почему не подчиниться силе тяготения?

Она и взлетела, но лишь на секунду, ничего общего не имеющую с вечностью. И камнем рухнула вниз, в ущелье.

Все кончено. Все. Все.

Бай-бай, бэби.

…Вот уже несколько часов я сидела с ее ноутбуком, глядя перед собой невидящими глазами. Достать его не составило особого труда, ведь ключ от номера бэби забрала я. Войти и выйти, взять компьютер со стола, ничего сложного. Выходя, я задела ее рюкзак, споткнулась и едва не упала, бэби, бэби, когда же ты научишься аккуратности?..

Никогда. Ни-ко-гда.

Только бы на компьютере не стоял пароль!

Никакого пароля у бэби не было. А после заставки «Windows» появилась картинка на рабочем столе: бело-рыжий щенок в колпаке с бубенчиками. Я сжала ладонями виски: сентиментальный убийца, вот кто я такая. Вместе с гибелью бэби исчезла и боль, и ничего не появилось взамен. Теперь я была абсолютно, тотально мертва.

Несколько простеньких программ и два вордовских документа. Один – с лаконично-безликим названием «роман», другой – чуть позатейливее: «Дневник Шурика». То, что я роюсь в чужих вещах, не смущало меня: после произошедшего меня уже ничто не может смутить. Я подвела стрелку к роману и два раза кликнула на ярлык.

Бэби была потрясающе, чертовски талантлива – я поняла это сразу, бегло просмотрев две первые страницы. Потом настал черед третьей, четвертой, пятой. Полуночные рассказы бэби – вот из чего состоял роман, похожий на путешествие, из которого никто не возвращается; некоторые из них я узнавала сразу, некоторые – еще неизвестные мне – заставляли сжиматься сердце, они были плотными, плотскими, живыми. Такими же, какой я знала бэби. И такими, какой я не знала ее, не успела узнать, – нежными, трепетными, полными рассеянной грусти. Но не прочитав и трети, я закрыла документ. Я бы и не смогла прочесть его весь, когда-нибудь потом, но не сейчас, о'кей?..

Последняя запись в «Дневнике Шурика», если судить по дате (а бэби аккуратно проставляла даты), относилась к сегодняшней ночи.

«…Она похожа на тот камешек, который я нашла в Бухаре и который иногда люблю засовывать в рот – тот, на котором отпечаталась стрекоза. Сардик сказал мне, что это никакая не стрекоза, что это какое-то другое насекомое, но это точно стрекоза. Она похожа на тот камешек. Человек, который любил ее, ушел, а след от него остался. Навсегда.

…Сегодня она учила меня кататься на лыжах. Потрясающее ощущение полета, я прожила на свете двадцать никчемных лет и даже не знала, что можно испытывать что-то подобное… Когда я смотрю, просто смотрю на нее, у меня тоже возникает ощущение полета…»

Читать это было невыносимо, и я поднялась вверх по документу.

«…Мы с Никитой распили в подворотне бутылку коньяка, которую он привез из Марселя. Конечно, можно было завалиться к нему или поехать ко мне, но распить шикарный коньяк в зассанной питерской подворотне – разве это не кайф? Разве это не мечта кирасира? Никита наплел, что какая-то француженка обучила его технике настоящего французского поцелуя, какая лажа! Точно так же я целовалась в десять лет с Федькой из Сестрорецка. Никиту – в отстой! Пусть сидит в своем Купчино и изучает жизнь и творчество Ларисы Рубальской. Ха-ха!»

«…Сардик говорит, что я люблю все придумывать и всех мистифицировать. И что это доведет меня до цугундера. Дурачок! Это доведет меня до Нобелевской премии по литературе. О как! Сказала как отрезала!..»

«…Я наконец-то проехалась на «Харлее»! О-о! Просто праздник какой-то, День противовоздушных войск и артиллерии. Будни: пришлось переспать с другом владельца «Харлея». Лучше бы я переспала с самим владельцем, но он голубой…»

Никаких упоминаний о Владе, никаких.

Ни на что не надеясь, я набрала имя Влада в «правке».

«Владеть», «завладели», «владельца», «Владивосток», «Владикавказ», «Владимир Владимирович», ага, вот оно!..

«…Приехала злобная Маруська и заставила меня плясать танец белочек. Она, видите ли, поссорилась со своим драгоценным Владом. Журналюгой из какого-то сортирного боевого листка. Я его видела пару раз, что-то среднее между Томом Крузом и опоссумом. Маруська говорит, что у них страстный роман (как можно трахаться с опоссумом, а тем более с Томом Крузом?) и вообще все идет к свадьбе, но сегодня журналюга подложил ей свинью. Они должны были ехать в горы, но в самый последний момент журналюга устроил себе командировку (и не в какой-нибудь Торжок, а в Амстердам!) и оставил Маруську с путевками на руках: ты, мол, езжай сама, а я подъеду. Юморист! Маруська рвет и мечет, порывалась порвать и путевки, но я ее отговорила. Теперь ни в какие горы она не едет, в гробу она видела эти горы, будет сидеть и ждать своего журналюгу в Питере, чтобы выцарапать ему глаза. Зато в горы теперь еду я, йоу!!! И прямо на Рождество!!! Маруська отдала мне одну путевку, добрая женщина. И духи в придачу, их ей тоже журналюга подарил. Двойного счастья, как и двойного виски, много не бывает!.. Но пасаран, товарищи, тамбуля нэжэ!!! (Сальваторе Адамо. Цитата)…»

Я ведь сказала тебе не всю правду о себе.

Господи, бэби… Это была не ты… Не ты… Но зачем? Зачем?

«Селина и Жюли совсем заврались».

Селина и Жюли. Совсем заврались. Совсем.

…Я мертва. Абсолютно. Тотально. Я мертвее, чем бэби.

Хотя домой я лечу обычным рейсом, грузового самолета мне не понадобилось. Теперь мне мало что понадобится. Я знаю это точно. Разве что ноутбук бэби.

Ноутбук бэби – единственное, что у меня есть.

Дома меня встречает Влад. Что-то среднее между Томом Крузом и опоссумом. Он никуда не уехал. Впрочем, мне все равно, уехал он или нет.

– Ты начала курить? – спрашивает Влад.

Я не совсем понимаю его вопрос. Я бросаю на стол две пачки «Мальборо».

– Ты начала курить?

– Да. Я начала курить.

– Как твои съемки? Господи, о чем он?..

– Какие съемки?

– У тебя же должны были быть съемки в Москве. Как они?

– А-а… Отлично. А ты не уехал в свой Выдропужск?

– Мне нужно поговорить с тобой, детка. Серьезно.

Господи, о чем он?..

– Я наврал тебе про Выдропужск. Я должен был лететь совсем в другое место. И с другим человеком. Не важно… Знаешь, просто замечательно, что ты отправила меня в Амстердам. Просто замечательно. Мне нужно было уехать. Чтобы понять, как сильно я тебя люблю.