Фобия - Наталья Андреева

— Ты ничего не слышишь? Как будто эхо?

— Эхо?

— Ну да. Мы с тобой разговариваем, а в трубке будто эхо. Раньше этого не было. Я совершенно точно помню, что не было.

— Рина, что с тобой?

— Нет, ты мне скажи. Есть эхо?

— Рина, нет никакого эха. Это тебе только кажется.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Странно. Но тогда что это? Что?!

— По-моему, тебе нужен…

— Замолчи!

— Ты ведешь себя очень странно.

— Это вы все ведете себя очень странно. Я-то как раз нормальна. Ха-ха!

— Что с тобой?

— Ничего. Смешно. Последнее время мне приписывают странные, немыслимые вещи: убийство мужа, кражу у себя самой драгоценностей, сумасшествие…

— Никто не сказал, что ты сумасшедшая.

— Собираюсь ею стать. Еще пара звонков, и…

— Прекрати немедленно!

— Пожалуй, я напишу завещание. У меня, оказывается, много денег. Безумно много денег. Да, я, пожалуй, сейчас же его напишу.

— И кому ты собираешься завещать свои безумные деньги?

— Марку.

— Рина, он же умер!

— Да? Как странно! Тогда тебе.

— Мне?!

— Но у меня нет родственников, нет детей. Кому же еще? Разве Федору Мироновичу?

— При чем здесь Федор Миронович?

— И верно. Значит, тебе.

— Перестань, Рина! Ты еще такая молодая! Мы с тобой ровесницы!

— Какой-то у тебя странный голос! Ты фальшивишь, Ника. Да, я еще подожду умирать. Спокойной ночи.

— Рина! Подожди, Ри…

Звонок.

— Да?!!

— Марина, добрый день. Не узнала, конечно?

— Кто это?

— Твой папа.

— Папа?!! Нет, не узнала.

— А я вот позвонил. Не ожидала?

— И не ожидала. Откуда у тебя мой телефон?

— Мы же с Виктором-покойником, царство ему небесное, общались. Братья все ж таки родные. Хотя не по-братски было так-то со мной поступать, как он. А телефон… Как ты переехала в Москву, так я и попросил у него твой телефон.

— Попросил или он тебе дал мой номер и велел позвонить?

— Ну зачем ты так, Мариночка, зачем! Велел! Что ж он мне был, указчик, что ли? Виктор-покойник…

— Да. Указчик. Я знаю, что ты постоянно ходил к нему просить денег.

— Богатому грех не поделиться.

— Зачем ты звонишь?

— Как твое здоровье? Сердце как? Не болит?

— Зачем ты звонишь?

— Ты ж теперь вроде как совсем одна осталась. Наталья-то и говорит: «Дочери, Сергей, позвони». Хорошая она женщина, Наталья моя.

— Жена, что ли?

— Да. Жена.

— Работает?

— Дома сидит. По выслуге.

— По выслуге?

— Ну да. Пенсию по выслуге уже получает. Она ж медик, Наталья моя. Медсестрой всю жизнь проработала.

— Значит, денег у вас нет. Ее пенсия небольшая, ты работаешь все в том же месте…

— Да уж уволился. Недавно. Платят-то больно мало.

— И где теперь работаешь?

— Да нигде пока.

— Понятно. Значит, хочешь, чтобы я содержала твою семью.

— Ну зачем же так, Мариночка? Зачем содержать? Так, помочь немного.

— Сколько немного?

— Да хоть тысячу в месяц.

— Рублей?

— …А большие деньги, видать, Виктор-покойник, царство ему небесное, оставил?

— А ты обратись к Федору Мироновичу, узнай.

— К адвокату этому ушлому? Нет уж.

— Что так?

— Ты ему, Мариночка, только не говори, что я звонил.

— Кому?

— Адвокату.

— Почему?

— Не надо. Я уж лучше к тебе каждый месяц за деньгами буду приезжать.

— Что, папа, совсем плохо?

— Ну зачем так, дочка? Зачем?

— Значит, теперь, когда дядя умер, никто тебя отсюда не шуганет. Из моей квартиры. Ведь если бы он узнал…

— Так нет его. И перед смертью-то он меня простил.

— Когда?

— Вот за день перед тем, как Виктору умереть, виделись мы. Братья все ж родные. Виделись, как же. Нехорошо так-то уходить, без прощения. Виктор-покойник тоже понял, что нехорошо, не по-людски. И Машу мне простил, и… Чего уж там! Помирились. Наталья устроила.

— Вот как?

— Так это ж она ему уколы делать приходила последний месяц! Со своими-то оно легче.

— А последний укол случайно не она ему делала?

— Какой такой последний?

— Такой. Дядя сам попросил или Наталья проявила инициативу?

— Он же умирал, Мариночка.

— А дверь? Он же не мог дверь за ней закрыть. У нее были свои ключи, так?

— Ну, что ты такое говоришь! Какие ключи!

— Я тебе перезвоню, папа.

— А деньги, Мариночка? Как с деньгами-то?

— Я все устрою.

— Значит, дашь?

— Дам.

— Вот спасибо тебе! Огромное спасибо! И от меня, и от Натальи. Только…

— Что только?

— Тысячу, наверное, будет маловато.

— Ну две тысячи. Что, снова мало?

— …Сколько же Виктор покойный, царство ему небесное, оставил?

— Папа, это ты?

— Я, Мариночка.

— Я что-то совсем не помню твой голос.

— Сколь уж не видались!

— Это точно ты?

— А кто ж?

— Кто тебя надоумил мне позвонить? Ах, да! Наталья! Что ж. Я тебе, папа, попозже перезвоню. Если это ты.

Длинные гудки.

— Вас слушают.

— Федор Миронович? Здравствуйте. Это Рина. Марина Водопьянова.

— Мариночка? Как же, как же! Любимая клиентка! Узнал, узнал.

— Послушайте, я не могу как-нибудь оформить пенсию папе?

— Пенсию? Папе?

— Ну да. Он просит денег, причем хочет получать их ежемесячно, а я почему-то не хочу его видеть у себя дома. Не могу. Мне кажется, он врет. Все время врет. Я ему никогда не была нужна.

— Значит, денег просит? Ты правильно сделала, что мне позвонила. У меня тут есть одна бумага, подписанная твоим отцом.

— Какая бумага?

— Ты же после совершеннолетия к дяде жить ушла. Так?

— Да.

— К этому времени женщина, которую он любил… Ну, словом, она умерла. И твой дядя решил, что вам с ним лучше будет вместе. Два одиноких человека, родственные души. И ему радость, и тебе не с мачехой жить. А квартира, на которую ты имела все законные права, осталась твоему отцу.

— Ну и что?

— Дело в том, что Виктор попросил меня составить бумагу, по которой твой отец получает причитающуюся тебе долю собственности в вашей квартире, а взамен отказывается от всего имущества, которое его дочь может получить в наследство. Он получает квартиру, но отказывается от всего прочего.

— От чего прочего?

— На тот момент это была квартира Виктора, куда он тебя и прописал. Получался равноценный обмен квартиры на квартиру. Твой дядя тогда еще не был богатым человеком. Времена-то какие были, помнишь небось? Он раньше был крепким руководителем, честным партийцем. Это после смерти Анны перевернуло всего, в бизнес подался, как раз и социализму конец пришел. Виктор-то здорово рисковал, да везло. Потом уже и фабрику купил, акции, конечно, контрольный пакет. Но об этом после. А твой отец от всех прав на наследство брата письменно отказался в твою пользу еще двенадцать лет назад. Отказался безо всяких оговорок, так-то. И даже если с тобой вдруг что-то случится… Ты уж прости, что говорю об этом, но, одним словом, отец твой ничего не получит. Он от всех своих прав отказался раз и навсегда. И есть завещание в твою пользу. Вот так.

— Значит, ему невыгодно было убивать дядю?

— Убивать?

— Его жена делала дяде уколы.

— Мариночка, он все равно умирал. Днем раньше, днем позже… И пойми: я не могу ничего из имущества Виктора оформить на твоего отца. Не имею права.

— Да, но я же всем этим распоряжаюсь. Так?

— Да.

— Я могу оформить?

— Так я и предполагал. Как ни старался Виктор и как я ни стараюсь теперь тебя защитить, ты все равно готова всех облагодетельствовать. Такой уж характер. Виктор это знал, потому и Марка не разрешил в твою квартиру постоянно прописать, и с отца твоего взял бумагу. Ты абсолютно беззащитна, девочка, рано или поздно ты можешь остаться ни с чем. Пойми, Марина, ты серьезно больна. Деньги — это единственная твоя защита от нищеты, от болезни, от всех проблем. Без них ты погибнешь. Ты не умеешь их зарабатывать, не умеешь жить как все, по средствам. А хочешь эти деньги просто раздать. Не Марк, так папа. Ну что он тебе? Много ты его видела в детстве? Но тогда он, по крайней мере, так не пил…

— Он что, пьет?

— Да, Марина.

— И… сильно?

— Его уволили за пьянку с работы.

— А он сказал, что сам ушел, потому что мало платят…

— Он тебе наговорит!

— Но если у меня так много всего, неужели же нельзя поделиться? Ведь я всего этого не проживу.

— У тебя могут быть дети, внуки.

— Нет.

— Ну, перестань, девочка! Перестань.

— Да-да. Я вспомнила.

— О чем?

— Так. Да, мне скоро нужны будут деньги. Много денег. Я могу на вас рассчитывать?

— Ну конечно!

— Вы ведь никогда не называли мне сумму, Федор Миронович.

— Еще рано.