Над просторами северных морей - Павел Цупко

В тот район немедленно устремились авиация и боевые корабли нашего Северного флота. Вскоре экипажи Пе-3 вместо конвоя стали обнаруживать отдельные, следовавшие без охраны транспорты. Это было странным: в районе, контролируемом гитлеровцами, одинокие суда были обречены на гибель. По соглашению между странами англичане обязаны были конвоировать транспорты в составе караванов до портов назначения, то есть до Архангельска и Мурманска. Почему же суда следовали поодиночке?

Увы! Летчики еще не догадывались, что они встречали суда, уцелевшие после разгрома немцами «семнадцатого».

Получив боевую задачу, лейтенант Усенко в паре с Макаровым полетел в море. Через час полета Усенко увидел в стороне подозрительное облако, которое своей густой чернотой отличалось от других. Он повернул туда и несколько минут спустя оторопел, увидев впечатляющую картину: двумя колоннами друг за другом по морю плыли семь больших пароходов, их трубы нещадно дымили, и потому над районом густой пеленой висело огромное дымное облако. По обе стороны от транспортов на параллельных с ними курсах шли небольшие военные корабли.

— Конвой, Шурик!

Да, то был тот самый семнадцатый конвой. Вернее, его остатки. Но Усенко именно таким его себе и представлял по рассказам. На душе стало весело и легко. Напряженные полеты наконец увенчались успехом. Вот и они с Гилимом, сухопутные летчики, научились точно выходить в заданный квадрат моря! Разыскать конвой в хмуром безбрежье Севера — вещь нелегкая. Стоило летчику всего на несколько сот метров пролететь правее, и за дымкой он не заметил бы то черное облако.

Радость обнаружения транспортов почти сразу сменилась тревогой, когда Усенко приметил, что с кораблей и с судов стреляли зенитки, а рядом с концевыми пароходами из воды вставали белые столбики — точно такие он видел, когда сам бомбил переправы: так в воде взрывались авиабомбы. Значит, фашисты атакуют конвой?!

Истребители бросились искать врага. Но он прекратил атаки, не показывался. Может, спрятался в облаках, выжидал?

— Костя! Вон слева! Вижу! — Гилим от возбуждения даже вскочил на ноги. — Готовится зайти на боевой курс, гад.

Над головным транспортом правой колонны из облаков вынырнул двухмоторный бомбардировщик. Летчик двинул секторы газа, ринулся ему наперехват.

— Ха-а! Старый знакомый, Саша! Это ж Ю-88!

Экипаж немецкого пикировщика обнаружил советских истребителей, отказался от своего намерения и поспешил нырнуть в облако. Расстояние до него было слишком велико, чтобы вести прицельный огонь, но Усенко не сдержался, выпустил вдогонку пушечную очередь. Конечно, расстроился: промазал.

А внизу, окутанный дымами, мирно двигался конвой. Собственно, его движение не было заметно. Двигались самолеты, а пароходы и корабли под ними, казалось, стояли на месте.

Противник больше не показывался. Напряжение боя спало, и летчики внимательнее рассматривали это чудо в море: конвой.

Около часа летала пара Усенко — Макаров в зоне барража, пока с юга не показалась смена: в район конвоя подлетали два Пе-3 из 95-го. Поприветствовав друг друга покачиванием крыльев, истребители разлетелись в разные стороны; прибывшие заступили на вахту — полетели вдоль строя кораблей, а Усенко с ведомым взял курс на берег.

Конвой медленно приближался к мысу Канин Нос, к Белому морю. Истребители непрерывно висели над ним, пресекая попытки фашистских самолетов атаковать. При входе в горло Белого моря планировалось в патрулирование включить «чайки» морского авиаполка. Но погода продолжала ухудшаться, и генерал Петрухин приказал выпускать на барраж наиболее подготовленные экипажи. Таких было немного. Суда проходили в непосредственной близости от Энска, время нахождения над ними увеличилось до трех часов, и эти «немногие» обеспечили прикрытие за два авиаполка, вылетая два и три раза за сутки.

Тяжелые условия погоды, однообразие патрулирования сильно изматывали летчиков, но они продолжали летать с большим желанием, уверенно: море их уже не смущало.

Перед очередным вылетом майор Богомолов, инструктируя группу, обратил внимание на покрасневшие глаза Усенко.

— Устал? — спросил он его участливо.

— Никак нет! К полету готов!

— Это я знаю! Все же? По-честному? У тебя ж третий вылет!

— Разрешите лететь, товарищ майор? — упрямо мотнул головой летчик.

— Хорошо! Лети! Но сегодня это твой последний вылет! — Богомолов взглянул на часы и поперхнулся: сутки кончились.

— Вернешься — до обеда не подходи! Не пущу. Отдыхать!

— А сами?

— Разговорчики!..

Небо над аэродромом затянуло сплошной пеленой рыхлых слоистых облаков. Они так низко жались к земле, что отдельные космы задевали вершину ближней сопки. Иногда из облаков вниз срывался мелкий, как процеженный через густое сито, моросящий дождь. Было холодно, слякотно, мерзко. А летать надо: конвой проходил самую опасную зону.

Экипажи находились в самолетах и ждали сигнала. А его не было: оперативный дежурный точно выдерживал график времени.

Но вот долгожданная ракета взвилась над капе, на секунду пропала где-то в облаках, потом ее огненный шарик вновь вывалился и искрами посыпался к земле. Запуская моторы, Константин в уме подсчитал: высота нижней кромки облаков над аэродромом — видно по ракете — около тридцати метров, плоскогорье возвышалось над морем на сто восемьдесят, итого двести десять метров. Для скоростной машины Пе-3 такая высота мала. Но над морем, хоть и трудно, лететь можно. Только как потом найти аэродром? А как садиться?

Все сомнения летчика разом разрешил командир полка. Его истребитель двинулся со стоянки, вырулил на старт, и пошел на взлет. Усенко помчался вслед. «Семерка» рванулась вперед, и вот под крылом уже пронеслись последние груды камней, Пе-3 повис в воздухе и сразу оказался в плену облаков. Снижаться в таких условиях рискованнее, можно врезаться в землю, и Константин повел машину вверх, за облака.

Уже после второго разворота в глаза летчика ударил свет — «Петляков» вырвался, из рыхлой пелены. Высотомер бесстрастно фиксировал 400 метров. Внизу было сплошное море облаков. Где-то под ним находился аэродром, земля, люди. Но где? Не найти! Выше первого слоя облачности на небольшом удалении клубился второй, более светлый, но тоже сплошной. Не исключалось, что впереди оба слоя сливались! Полет предстоял весьма сложный.

— Слева самолет! — вскрикнул Гилим. — Вроде Пе-3?

Усенко узнал машину Богомолова, обрадовался и спустя минуту пристроился к нему.

В воздухе экипажи между собой не переговаривались, обязаны были соблюдать радиомолчание. Через полчаса полета Богомолов качнул крыльями, и Усенко приблизился. Ведущий показал: снижаться! Константин отвернул в сторону и вслед за командиром окунул свою машину в пенную массу.

Высоту самолет терял осторожно. Время будто замерло, Гилим прикипел к стрелке высотомера, лишь иногда бросая взгляды на козырек кабины, на остекленный пол, в стороны — искал признаки границы облаков. Если между облаками и водой есть зазор, надо не пропустить его, чтобы вовремя выровнять самолет. Ну а если нет?! Если облака слились с туманом, а тот с водой?! Так, не видя просвета, можно врезаться в воду… Хочешь не хочешь, а такие мысли буравят голову, терзают сердце, нервы… Александр неотрывно смотрит на высотомер. Вот его стрелка замерла на цифре О — высота аэродрома, помешкала там и двинулась дальше влево. Теперь «Петляков» летел ниже уровня берега и продолжал снижаться. Осмысливать такое положение нелегко.

Нелегко и Константину. Вдруг штурман полка капитан Серебряк просчитался и под самолетами не море, а суша?! Летчик отогнал, отбросил сомнение: пролетели полчаса, значит, берег остался позади не меньше чем в ста километрах!

Потеряно еще двадцать метров. А воды не видно… Еще десять! Нервы напряжены. Летчики даже прекратили переговариваться между собой. Все — вниманию! А в голове пилота мелькает спасительная мысль: не вернее ли снова уйти за облака? Рука непроизвольно потащила штурвал на себя, Пе-3 прекратил снижение. Но только на несколько секунд! Тотчас Константин пересилил себя, приказал: вниз! Только вниз!

Стрелка скользнула влево еще на десяток метров… Еще. В кабине стало темнее, потом сразу посветлело, и у летчиков одновременно вырвался вздох облегчения: облака кончились, близко под самолетом простиралась серая с коричневым отливом волнистая гладь.

Усенко рукавом смахнул с лица капельки пота и осмотрелся: машины командира полка не было видно. Зазор до облаков был не больше ста метров. Видимость — до трех километров.

— Слева сзади самолет! — крикнул Гилим, бросаясь к пулемету. — Чей?

Усенко сдвинул предохранительный колпачок с кнопки огня и начал разворот в сторону неизвестного. Но еще издали рассмотрел «двухвостку» Богомолова.