Как я был вундеркиндом - Владимир Машков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ничего не вышло. К вечеру у меня подскочила температура, и я заболел.
Через три дня, когда температура спала и я немного ожил, ко мне подошёл дедушка. Мне страшно хотелось узнать, а что же с ним сделала бабушка.
– Попало тебе за меня? – сочувственно спросил я.
– Переживём, – подмигнул он мне. – Другой раз валенки обуешь, и будет всё в порядке…
Я рассмеялся. Ах, лучше моего дедушки нет никого на свете.
СОВЕСТЬ МОЛЧАТЬ НЕ МОЖЕТ
– Тяжёлый случай, – протянул Гриша, когда я ему поведал обо всём, что вы знаете из предыдущих глав, если вы их, конечно, прочитали.
Так говорят врачи, когда становится ясно, что они уже помочь больному не в силах, и остаётся теперь надежда на самого больного.
Гриша узнал от моей мамы, что я простудился, и пришёл меня навестить. Я страшно ему обрадовался.
Гриша вытащил из сумки баночку, завёрнутую в газету.
– Малиновое варенье – лучшее средство от простуды, – авторитетно заявил он.
– Так что же мне делать? – я уставился с надеждой на Гришу.
– По две чайные ложки на стакан кипятку, и как рукой снимет.
– Я не про то, – рассердился я. – Как мне быть с учителями?
Гриша задумался. На его огненно-рыжей голове вихры торчали, как антенны.
Вдруг глаза Гриши загорелись, словно лампочки. Наверное, он нашёл выход.
– Очень просто, – воскликнул Гриша. – Тебе надо сделаться двоечником и лентяем.
– Как? – опешил я. – Я не сумею.
– Нет ничего проще, – убеждал меня Гриша. – Не волнуйся, я тебя научу.
– А что надо делать? – Я не имел никакого представления о двоечниках и лентяях.
– А ничего, – просиял Гриша. – Ничегусеньки, ни капельки, палец о палец не надо ударять…
– А совесть? – тихо спросил я.
– Совесть? – Гриша удивлённо раскрыл глаза.
Что делать с совестью, Гриша не знал. Совесть не входила в его планы. Она путалась у него под ногами. А раз совесть мешала Грише, он решил её отбросить.
– Знаешь что, – твёрдо сказал Гриша. – Совесть должна молчать.
– Совесть молчать не может! – воскликнул я. – На то она и совесть.
Гриша уныло свесил рыжую голову. Своими вопросами я ставил его в тупик.
Но на то он был Гриша, что мог выпутаться из самого трудного положения.
Он положил мне руку на плечо и глянул прямо в глаза:
– Я понимаю, что трудно, но надо… Если ты, конечно, хочешь избавиться от учителей…
– Хочу, – я сел на постели.
– Ну это же так просто, – растолковывал мне Гриша, как младенцу. – Тебя спрашивает учительница музыки: «Какая это нота?» Ты отлично слышишь, что это «до», но отвечаешь «ре» или «соль». Тут ты можешь говорить всё, что взбредёт тебе в голову… Главное, – Гриша поднял вверх указательный палец, – главное – не думать…
– Значит, я должен обманывать, – покраснел я.
Гриша пожал плечами:
– Каждый это называет по-своему.
Я покачал головой:
– Нет, для этого есть лишь одно слово – обман. Я обманщиком не был и не буду.
– Ну, знаешь ли, – Гриша вскочил со стула. – Я тебе хотел помочь, мне тебя жалко стало… Выкручивайся как хочешь… твоя забота.
Я откинулся на подушки. Гриша подошёл к книжной полке и с любопытством разглядывал разноцветные корешки.
– Зачем вам столько книжек? – спросил Гриша.
– У нас все любят читать, – ответил я на Гришин глупый вопрос.
– А зачем читать, если всё по телику показывают?
Я не знал, что ему ответить, и снова вернулся к разговору, который мы не окончили.
– А в бассейне, значит, я должен тонуть?
– Ага, – обрадовался Гриша тому, что до меня наконец дошла его идея. – Пару раз утонешь, на третий раз тебя никто к бассейну на пушечный выстрел не подпустит.
Гриша расхохотался. Наверное, представил, какая уйма народу набежит поглазеть, как я тону.
– «Ага», – передразнил я его. – А тебе не кажется, что мне достаточно один раз утонуть?
– Один раз – мало, – Гриша решительно замотал головой. – За один раз тебе никто не поверит.
– А мне это и не нужно будет, – всхлипнул я.
Как он, дурья башка, не понимает простых вещей.
– Потому что меня в живых не будет, – я едва сдерживался, чтобы не разреветься.
– Кто тебе говорит, чтобы ты топился?! – вскипел Гриша. – Понарошке надо. Ты должен сделать вид, что тонешь… Как в кино, понимаешь?… «Ой, тону! Ай, спасите!..» Ох и трудно с вами, вундеркиндами… Дай лучше матешу скатать…
– О чём вы спорите?
Привлечённая криками, из кухни вышла бабушка в переднике.
– Мы решаем задачки по математике, – не моргнув глазом, соврал Гриша и преданно уставился на бабушку. – Повторяем пройденное…
– А не рановато ли Севе? – засомневалась бабушка. – Он ещё так слаб…
– А мы понемножку, всего одну задачку, – успокоил бабушку Гриша, извлекая из сумки учебник и тетрадку.
Когда бабушка вышла, Гриша смущённо почесал затылок:
– Понимаешь, чёрт знает что задали…
Я взял задачник. Задали не чёрт знает что, а самую обыкновенную задачу. Я её в два счёта решил.
Гриша обрадовался, присел к столу и стал аккуратно списывать решение в тетрадку.
А я лежал и размышлял над его словами.
– Ну пока, поправляйся, – Гриша запихнул тетрадку и учебник в сумку. – Завтра приду…
Гриша заглядывал ко мне каждый день. Больше мы к тому разговору, когда Гриша предложил мне стать обманщиком, не возвращались. Мы болтали о пустяках, играли в «морской бой», в шашки. Шахматы Грише не нравились. У него не хватало терпения высидеть полчаса за доской.
– Ты что, заснул? – кипятился Гриша, когда я задумывался над очередным ходом. – Сегодня ты походишь или завтра?
Зато в шашки он играл блестяще. Мне редко удавалось его победить.
А в конце Гриша уже без смущения «скатывал матешу», то есть списывал задачку по математике, которую я ему решал, запихивал тетрадку в сумку и исчезал до завтра.
Маме не очень нравилось, что Гриша ходит ко мне.
– Ты увидишь, это плохо кончится, – говорила моя мама своей маме, то есть моей бабушке.
Но бабушка считала, что Гришины посещения мне идут на пользу. После них у меня повышается настроение, улучшается аппетит, в общем, я на глазах поправляюсь.
Настал день, когда я совсем выздоровел и переехал домой. И хоть мы жили с Гришей в одном доме, мы перестали с ним видеться. Снова у меня ни на что не было времени.
Я вспоминал, как десять дней провалялся больной, и думал с благодарностью о дедушке. Если бы он тогда не повёз меня на рыбалку, я не заболел бы и не было у меня этих десяти, наверное, лучших дней в моей жизни.
ЧИСТАЯ ДОСКА
А-квадрат, как всегда, опаздывал. Ребята, которые пришли к нему заниматься, смирно стояли на лестничной площадке и тихо переговаривались. А я прислонился к перилам и думал над словами Гриши.
Вся беда в том, что я не умею врать. Казалось бы, чего проще. Говори, что придёт в голову, и всё будет прекрасно.
Вот Гриша. Он может смотреть мне в глаза и врать напропалую, нести абсолютную чепуху, говорить несусветную чушь, и даже не покраснеет, и даже не заикнётся. Наоборот, чем больше он врёт, тем сильнее увлекается и сам начинает верить в то, что сию минуту выдумал.
А я не могу. Мне кажется, как только я начну врать, все сразу заметят и начнут показывать на меня пальцем. И поэтому в горле у меня что-то отключается, я теряю дар речи, становлюсь нем как рыба. То есть открываю рот, а никаких звуков не издаю. На лестнице послышались шаги. Нет, это не А-квадрат. Тот взлетает по лестнице, а тут кто-то топает, будто бегемот.
Я не ошибся. По лестнице подымался толстый увалень в лыжной шапочке, вылитый бегемот.
Увидев на площадке столько ребят, толстяк некоторое время оторопело глядел на нас, а потом извлёк из кармана пальто бумажку:
– Александр Александрович Смелковский здесь живёт?
– Здесь, – послышался бодрый голос кандидата. – Вы на правильном пути, юноша. Ещё несколько усилий, и вы у цели.
По лестнице, прыгая через ступеньку, взбежал А-квадрат и остановился перед толстяком:
– Новенький?
– Ага, – толстяк протянул А-квадрату бумажку.
– В каком классе?
– Я уже окончил школу, – с гордостью произнёс толстяк.
– Понятно, – бросил А-квадрат и, взлетев на лестничную площадку, открыл дверь. – Входите, Ломоносовы и Коперники! Входите, Бойли и Мариотты!
Я уже знал, что А-квадрат называет ребят по фамилиям великих учёных, а толстяк удивился. Неужели он не знает знаменитых учёных, а ещё десять классов проучился? И вообще, что он тут делает, если школу окончил?
А-квадрат раздал мальчишкам и девчонкам листочки с задачами, а меня отвёл в комнату, где сверкала на стенках чеканка и мудро молчали на полках книжки. Учитель вручил мне толстую книжку с картинками, но уже не предупреждал, что надерёт мне уши, если я порву страницу…
– А теперь, – начал А-квадрат, как я тут же перебил его:
– …будем пить кофе.
А-квадрат рассмеялся и отрицательно покачал головой: