На перепутье: Воительница (СИ) - Вин Милена

— Интересные у тебя кроссовки, Док, — неожиданно подает голос Сэм, и я вместе с остальными поворачиваюсь к нему. Он поднимается со стула, встает напротив, не сводя глаз с ног Дока. — Дорогие, должно быть…

— А он что тут делает?

Вопрос Дока остается без ответа. Вместо каких-либо слов я смотрю на его кроссовки — черно-белые, «Найк». Не уверен, что это именно та модель, о которой упоминал Сэм, но, учитывая, как он заострил на них внимание, — это именно они.

— Ну что ж, — прерывает затянувшееся молчание Сэм, — выход я найду сам. Увидимся на ужине, брат.

Он быстро покидает допросную, и Ник нерешительно следует за ним.

Черт… Теперь я точно запутался. Эта деталь — дорогие кроссовки — никак не вылетает из головы.

— Все в порядке, Джон? — в голосе Дока проскальзывают нотки тревоги.

Собравшись с силами, поднимаю на него взгляд и киваю.

— Он был свидетелем сегодняшнего похищения. Но давай об этом позже. Возвращайся к Линде… Я расскажу тебе обо всем потом, когда вернешься к работе.

— Ладно…

Док смотрит на меня мгновение — кажущееся невероятно долгим — и уходит.

Во рту становится сухо. Я чувствую, как дрожит что-то внутри, и понимаю, что не желаю думать о том, что тем самым неуловимым мстителем — убийцей, явно неуравновешенным психом и преступником — может быть мой давний товарищ, наставник и друг.

Глава 10. Волшебная дощечка

Наари

Взгляды двух крайне любопытных особ буравят меня с самого ухода Джона. Не могу сказать, что мне страшно быть испепеленной такими же, как и у мужчины, глазами-омутами, но пока этот нескрываемый интерес сильно напрягает.

Я поняла, что Джону необходимо было уйти и оставить нас одних, что у него есть обязанности перед его людьми, как и у меня перед своим народом. И все же мне поскорее хотелось вновь оказаться рядом с ним и ощутить тот странный трепет, появившийся во вторую нашу встречу… Это чувство я не испытывала с тех пор, как старший брат покинул меня следом за павшим в бою отцом. Чувство безопасности. Вначале оно казалось обманчивым, ложным. Но чем дольше я нахожусь в стенах этого дома с человеком, первым протянувшем мне руку помощи, тем глубже и приятнее оно становится. Словно я снова отправилась на охоту вместе с Брандом и отцом, но, несмотря на свои восемь несуразных лет, знала наверняка, что они защитят меня.

— Мэй! — звонкий голос девушки сметает все мысли в кучу. Она стоит в проеме арки, смотря на маленькую девочку, наматывающую на висячее ухо собаки ленточку. До того как она отвлекла меня от раздумий, я тоже наблюдала за девчушкой, от улыбки которой теплело на душе, но, скорее, больше отсутствующим, невидящим взглядом, а не строгим и капельку властным. — Оставь Бонни в покое! Ты ей ухо оторвешь!

— Я делаю ее красивой, — нахмурившись, бурчит девочка. — Наари тоже нравится.

Она неожиданно вскидывает глаза, и меня пробирает мелкая неконтролируемая дрожь; но я не могу понять — от ее острых глазок, настороженного взгляда девушки или же от собственного имени, сорвавшегося с губ девочки.

— Иди за стол, — звонкий голос становится спокойнее, намного сдержаннее. — Еда стынет.

Они обе скрываются за аркой, и мы с собакой остаемся одни. Но и она скоро покидает меня, вынуждая почувствовать себя не только неуютно, но и одиноко. 

Подтягиваю ноги к груди и кладу подбородок на колени. Как бы ни силилась, не могу прекратить щупать мягкую бежевую ткань, натянутую на ложе. В отличие от наших гамаков — жестких, порой неудобных, если их самостоятельно не усовершенствовать, — подобное ложе отличается не только удобством, но и красотой. К такому комфорту легко привыкнуть. Но я не могу. Мне нужно вернуться домой во что бы то ни стало, как можно скорее. После моей пропажи все заботы наверняка упали на плечи Тумахи, но, несмотря на ее острый ум, она ведает лишь о том, как правильно воевать, создавать стратегии, а не как править людьми. Она стала воином еще в детстве, и только мне довелось узнать от отца о тонкостях правления. 

Тумахи была права. Со мной все же случилось что-то, неподвластное мне, и сейчас мой клан остался без предводителя. Это означает, что рано или поздно он окажется покорен другим кланом или еще хуже — изживет себя как нечто не нужное.

— Держи, — одно тихое, но по-прежнему непонятное слово осторожно выводит меня из оцепенения. Девушка, успев собрать длинные черные волосы в высокий хвост, протягивает мне тарелку. С едой, судя по запаху. — Яичница с беконом. Джон сказал, что ты еще не ела. Ну?.. Будешь?

Голос ее становится несколько вопросительным, и я забираю тарелку, но не спешу притронуться к еде, вопреки мучительному голоду, кажется, только усилившемуся после вдыхания чудесного аромата.

Девушка вздыхает и, к моему удивлению, садится рядом со мной.

— Еще он объяснил, что ты взялась не пойми откуда и ничего не понимаешь. — Она пристально следит за мной, и я в свою очередь делаю то же самое. Любопытно — это всего лишь интерес или же желание раскрыть мои тайны? — Я Валери. Помнишь, я уже говорила?..

Девушка протягивает мне руку, как делал Джон, и до меня, наконец, доходит.

— Наари, — отвечаю едва слышно и несильно сжимаю ее руку. Мягкая, приятная на ощупь. Это говорит о том, что она не знавала изнурительной работы и ужасов войны. Либо это произошло так давно, что ее кожа успела восстановиться.

На губах Валери появляется улыбка.

— Что-то, похоже, понимаешь. — Каким-то неуверенным движением она потирает ладонью шею и отводит от меня взгляд. Должно быть, смутилась. — Поешь и оставь тарелку здесь, — говорит, постукивая по поверхности низкого столика. — Джон вернется вечером, решим, что делать дальше. 

Валери поднимает на меня глаза, смотрит мгновение, а после спешит вновь оставить меня наедине со своими мыслями.

— Мне нужно отдохнуть. Если что-то понадобится... А-а, ладно, — рассеянно махнув рукой, она уходит.

Какое-то время я прислушиваюсь к тихому голосу Валери и недовольному голосу девочки, а затем в наступившей тишине сосредотачиваюсь на еде.

Я не помню, как поела, привыкнув к посеребренной палочке с несколькими зубьями, и поела ли вообще; сон совсем неожиданно завладел моим сознанием. 

Передо мной простирается моя деревня. Между лачуг, крыши которых заросли лозами и мхом, снуют жители: женщины выносят из хижин корзины, наполненные фруктами; некоторые из мужчин отправляются на охоту, другие — на весь день пропадают в кузницах. И только детишки беззаботно бегают по полю, не боясь пасущихся мустангов, смеются и играют с воздушными змеями.

Все такое же, как было раньше. Такое же, как шесть лет назад. Трава зеленая, небо ясное, с гор спускается прохладный ветер, а реки и моря не пропитаны ядом огненных дождей. Но что-то стремительно меняется… Эта светлая картинка исчезает, сменяется мрачными пейзажами, разрушенными домами, почерневшими деревьями и полями, обугленными трупами. Народы воюют, но теперь непонятно за что — наш мир погиб.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Наари!

Голос Тумахи бьет по голове, как бьет молот о наковальню. Ее голос близко, где-то совсем рядом, но саму девушку я не вижу. Хочется закричать в ответ, позвать ее, но рот лишь беззвучно открывается, вместо слов — только хрипы.

Мне страшно. По-настоящему страшно, и впервые в жизни я не желаю молчать об этом. Кто-то касается моего плеча, и от этого неожиданного прикосновения я вздрагиваю — оно теплое и наделяет энергией, придает сил. Голос подруги провожает меня, пока я ступаю по тонкой грани между сном и реальностью: «Я буду ждать тебя на той стороне. Наари?.. Буду ждать, слышишь?»

Она затихает, и я теряюсь в тишине, но мягкий детский голосок тут же разрывает ее, помогая мне выпутаться из остатков видения.

— Просыпайся, Наари…

Распахиваю глаза и резко поднимаюсь. Похоже, чересчур резко… Девочка прижимает к груди руки и смотрит на меня своими большими глазами, даже не пытаясь скрыть испуг.