Негритянский квартал - Жорж Сименон

Дюпюш подождал, пока Вероника допьет пиво. Затем поднялся.

— Как у тебя дела там? — спросила Вероника.

— Помаленьку.

Солнце зашло, Дюпюшу пора было на работу. Он пересек железнодорожный переезд. Вероника, как обычно, провожала его. На ней были лакированные туфли и смешная маленькая шляпка. Они миновали два кабака, большое кафе и вышли к тому углу, где стояла сосисочная.

Ключ от нее был у Дюпюша, два негра уже ожидали его. Он отпер дверь, негры принялись разводить огонь, а Дюпюш уселся за кассу, распаковывая пакетики с мелочью, и разложил ее по отделениям в ящике.

Когда-то он боялся этой работы, и это было естественно. Но ему не пришлось носить белой поварской куртки и подавать сосиски клиентам. Этим занимались негры, а Дюпюш был чем-то вроде управляющего. Его звали «патрон», он отвечал за кассу и заботился о товаре.

Первая жареная сосиска полагалась Веронике. Она не садилась на табурет, а прогуливалась неподалеку и медленно, чтобы продлить удовольствие, уничтожала сосиску, стараясь делать все это понезаметней. Обязанности Дюпюша не были обременительными. Он даже не должен был постоянно торчать за прилавком. Как только в кухне все было налажено, он мог пойти посидеть на террасе в кафе напротив или прогуляться по кварталу; правда, время от времени приходилось наведываться в сосисочную, чтобы негры не прикарманивали выручку.

За эту работу Дюпюш получал доллар в день и незначительный процент с оборота.

— Я видела твою жену, — откусив сосиску, — сказала Вероника.

— Сегодня?

— Два часа назад. Она входила в магазин Вуольто.

Запах кипящего масла разнесся по перекрестку. Подошел повар и попросил ключ от холодильника: надо было пополнить запас сосисок.

А ты уверена, что это была она?

— Конечно.

Вероника видела Жермену только издали. Неизвестно почему, она прониклась к ней благоговейным обожанием, в котором было что-то мистическое.

— Твоя жена такая красивая!

Это находил и Кристиан, и многие другие жители города. Дюпюш удивлялся. Он слишком привык к правильным чертам ее лица, к строгой белокурой красоте северянки. Она больше не волновала его.

Однако сообщение Вероники заставило его нахмуриться. Кристиан не сказал ему, что вечер в морском клубе будет костюмированным. Зачем Жермена отправилась к Вуольто, если не купить или взять напрокат костюм?

Ей давно уже хотелось надеть национальный наряд Панамских женщин — широкую юбку, узенький корсаж и кофточку, оставлявшую открытыми плечи и грудь, но в последние дни она старалась не говорить об этом.

— Ты рассердился?

Вероника всегда готова была исчезнуть, как только замечала, что ее присутствие начинает раздражать Дюпюша.

— Я скоро вернусь, хорошо?

Он ее не удерживал. Вероника удалилась, покачивая на ходу обтянутой светлым платьем мальчишеской фигуркой и для вида останавливаясь у витрин, как важная дама на прогулке.

— Hello, boy![7] — крикнул Джон, мимоходом коснувшись руки Дюпюша.

С ним, как всегда, были приятели, только что сошедшие с парохода и отправлявшиеся кутить до утра. Дюпюш присел на углу лавчонки. Вначале он стеснялся показываться за кассой, но потом привык. Теперь по воскресеньям на скачках, когда официанты Монти не справлялись, Дюпюш помогал им разносить лимонад и не испытывал ни малейшей неловкости.

Разумеется, он не считал, что это в порядке вещей.

Однако даже горечь приносила Дюпюшу какое-то странное удовлетворение.

«Они решили, что такого удара мне не выдержать.

Жеф так и заявил. Что ж, пусть теперь признаются, что ошиблись».

Дюпюш знал, что вскоре появится Вероника: она никогда не исчезала надолго и всегда бродила где-нибудь поблизости, время от времени просовывая свой черный носик в дверь закусочной.

Дюпюш попросил ее больше не путаться с другими мужчинами. Она поклялась, но была несколько удивлена такой просьбой. Интересно, держит ли она слово?

Дюпюш, как и Жермена, зарабатывал немного. Но, отказав себе кое в чем, они, конечно, могли бы снять комнату в европейском квартале.

— Подожди чуть-чуть. Как только я стану зарабатывать побольше… — говорил жене Дюпюш.

Он побывал в домах, где сдавались меблированные комнаты. Они показались ему мрачными, все походили одна на другую. И потом, везде были соседи, жившие своей жизнью, занятые своими делами; пришлось бы знакомиться с ними, ходить друг к другу в гости. Он предпочитал пересекать по вечерам мастерскую Бонавантюра, который по-прежнему презрительно отворачивался от него.

Когда на канале было много работы, негров вербовали повсюду, главным образом на французских и английских Антилах. Родители Вероники — фамилия их была Космо — приехали с Мартиники, поэтому Вероника ходила к первому причастию, носила на шее золотой крестик и кое-как лопотала по-французски.

Портной Бонавантюр, который считал себя англичанином, был протестантом.

— Грязный негр! — ворчал он каждый раз, когда мимо него проходил старик Космо.

Бонавантюр был портной с патентом. Он никогда не носил полотняных костюмов, только суконные, и его крахмальные воротнички были не ниже четырех сантиметров.

Он выходил из себя, когда видел, как старик Космо накупает каждое утро копеечных вееров, чтобы затем отправиться в порт, взять приступом вновь пришедший корабль и распродать свой товар пассажирам.

Еще больше возмущал его Дюпюш, этот белый, живущий среди негров! Из своей мастерской Бонавантюр слышал все, что происходит в доме. Он знал, что каждое утро, когда мамаша Космо уходит на рынок. Вероника проскальзывает в комнату Дюпюша. Иногда они возвращались очень поздно, после закрытия сосисочной.

Жильцы дома напротив тоже это знали, как, впрочем, и вся улица. Это стало общим секретом. А простодушная мадам Космо иногда обходилась с Дюпюшем как с зятем.

Правда, всегда почтительно! Она чистила ему обувь, стирала белье и гладила полотняные костюмы. Разумеется, Дюпюш платил ей, но дело было не в этом. Дюпюш теперь входил в их комнату как в свою. Он сам брал кофе с печки и сахар из жестяной коробки. По утрам мадам Космо приносила ему кипяток для бритья, она могла прийти неодетой, с мокрыми волосами, непричесанной.

Негры звали его мсье Пюш. Вероника тоже — она как-то сказала, что Жозефом может называть его только жена.

— Я не хочу звать тебя, как она. Это было бы нехорошо.

Слово «хорошо» в ее представлении выражало все — порядочность, честность, приличие и чувства тоже…

— Не надо. Это нехорошо! — прошептала она как-то вечером, когда они с Дюпюшем шли по пустынным улицам и он попытался взять ее под руку.

И сама же напомнила ему:

— Сегодня тебе надо сходить к жене.

Дюпюш виделся теперь с Жерменой далеко не каждый день и не мог объяснить, почему так получается. В Амьене он горячо любил ее. Женихом и невестой они могли часами целоваться где-нибудь на темной улице.

На пароходе она каждый день меняла платья, и он чувствовал себя влюбленным.

Может быть, отель Че-Че казался ему враждебным, хотя там было светло, чисто и оживленно, в холле всегда толпился народ, в баре царила прохлада.

Только вот с первого дня на него здесь смотрели как-то странно. Г-н Филипп вскоре перестал замечать его, Че-Че говорил с ним подчеркнуто покровительственным тоном.

Это продолжалось до сих пор. Ему рассеянно пожимали руку и тут же возвращались к своим делам. Когда он по вечерам гулял с Жерменой, она говорила только Об отеле, о семье Коломбани и клиентах.

— Вчера приехали американцы на собственной яхте.

Они пили в баре шампанское до четырех утра. Сегодня отплывают на Таити, оттуда — в Японию. А на будущей неделе к нам приедет Дуглас Фербенкс[8].

Иногда она сообщала Дюпюшу интересные вещи.

— Угадай, чем занималась госпожа Коломбани до того, как вышла замуж. Она была портнихой! А еще раньше горничной в одном семействе, приехавшей в Панаму из Парижа. Потом стала шить, и Че-Че женился на ней. А теперь у них больше сорока миллионов.

В голосе Жермены не было ни зависти, ни злости.

Она просто говорила о том, что ей интересно.

— В прошлом году Че-Че ссудил президенту деньги на избирательную кампанию. Президент часто звонит ему, они на «ты».

Вскоре Дюпюш всей душой возненавидел огромный белый дом на Соборной площади. Он ненавидел в нем все — холл, внутренний двор, коридоры, ванные.

— Похоже, ты обедаешь с ними?

Дюпюш знал это от Эжена Монти. Жермена обедала за столиком хозяев, в глубине зала. И Кристиан бывал теперь в отеле гораздо чаще, чем раньше.

Поэтому они и смутились, когда Кристиан упомянул за картами о празднике в морском клубе. Дюпюш помалкивал, но догадывался о многом, и остальные, хоть и были очень тактичны, тоже кое-что знали.

Раньше Кристиан никогда не ездил в машине один.

Рядом с ним обязательно сидела какая-нибудь девчонка.