Негритянский квартал - Жорж Сименон

— А-а, это «w» возвращается во Францию.

Имелся в виду пароход компании «Трансатлантика», названия всех судов которой начинаются с буквы «w» и которые ходят в Сан-Франциско с грузом и пассажирами.

Но Че-Че не только называл корабль, но еще и уточнял:

— На борту должна быть жена консула.

А скромный, всегда усталый г-н Филипп свободно говорил на семи языках и был знаком со всеми капитанами кораблей.

Однако беспокоило Дюпюша не это. Строго говоря, то, что он сейчас испытывал, нельзя назвать беспокойством. Просто ему необходимо было привыкнуть. Жителю равнины трудно дышится в горах, он чувствует себя там неуверенно.

Дюпюшу как раз и не хватало уверенности. Он не знал, например, кто эти люди, снующие по улицам.

Высокие, худощавые, черноволосые, очень подвижные…

Все они уверяли, что происходят от испанских конкистадоров, но в жилах у них течет и индейская кровь.

Негритянская, а может быть, и китайская, наверно, тоже. Китайцев здесь было очень много.

Но не все ли равно? Разве Дюпюшу легче от этого, когда все вокруг так зыбко и ненадежно?

Эжен Монти сказал ему как-то о президенте Республики Панама:

— Он наполовину деревенский индеец, бывший учитель. Своего зятя он отправил послом в Париж, но зять хочет в свой черед стать президентом.

А совсем рядом, в Венесуэле, у президента республики больше сорока жен и добрая сотня законных отпрысков!

Чтобы уйти от всего этого, Дюпюш направился в «зону», хоть и знал, что будет там беситься еще больше, Американцы владели каналом — и только. Они и знать не хотели Панамы, их не интересовали панамцы, негры, президенты, девственные леса и дикие горы.

Они жили в своей «зоне» — изолированной маленькой стране, тянувшейся вдоль берегов канала. От Панамы эту страну отделяли часовые и колючая проволока.

За проволокой были уютные коттеджи со светлыми занавесками, безупречно гладкие дороги, площадки для тенниса и гольфа, клубы, детские ясли и салоны, где дамы пили чай. Здесь был совсем иной пейзаж — чистенький, щеголеватый, спокойный.

Да, это была страна! Страна, где не утратили своей ценности такие понятия, как воспитание, диплом, честность.

Но Дюпюшу нечего было делать в этой стране. Он остался по ту сторону колючей проволоки, затерянный в толпе метисов, индейцев и негров. Его лучшим другом был Эжен Монти, торговавший лимонадом на скачках.

Дюпюш вновь и вновь возвращался к этим горьким мыслям, пожалуй, только воспоминание о смехе Вероники не дало ему впасть в отчаяние.

Никогда Жермена не смеялась, даже не улыбалась вот так. Она никогда не думала о том, чтобы доставить ему радость. Быть может, любовь внушала ей отвращение? Она испытывала стыд, едва ее страсть была удовлетворена.

А Вероника ничуть не стыдилась! Она не думала о себе, ее радостью было зажечь радость в глазах мужчины.

Дюпюш нахмурился, подумав о том, что вечером она перелезала через подоконник с каким-то незнакомцем.

Но что поделаешь, если не на что опереться? Это раньше он мечтал, как заживет в чистом доме возле фабрики, где все уважали бы его, обзаведется счетом в банке, собственной машиной, детьми. Как по воскресеньям его мать будет навещать внучат…

Он все шел, иногда машинально поглядывая на витрины. Вскоре он оказался недалеко от гостиницы «Соборная», но появляться там не хотелось.

Два континента, между которыми он пробирался, раздавливали его миллионами своих жителей, своими чересчур густыми лесами, своими деревьями, горами, реками. Одна Амазонка могла бы затопить всю Европу!..

Но он твердо знал, что должен привыкать. И привыкнет! Он станет таким же, как Жеф, братья Монти, сам Че-Че.

Начинать придется с сосисок? Ладно, пусть так.

— Мсье Дюпюш!

Ему давно казалось, что он слышит свое имя, не понимая, что зовут именно его. Запыхавшийся бой из отеля наконец догнал француза.

— Я бегал к вам домой, но не застал. Вот повезло, что я вас встретил. Вас просят сейчас же прийти.

— Куда?

— В отель. Вас кто-то спрашивает.

До отеля ходу было три минуты. Площадь в этот час была пустынна, только садовник поливал клумбы около павильона. Бой старался поспеть за широким шагом Дюпюша. Он шел с гордым видом, словно изловил преступника.

Че-Че сидел у кассы рядом с Жерменой. Она подняла голову и посмотрела на мужа.

— Меня кто-то ищет? — не поздоровавшись, спросил Дюпюш.

— Да. Пройдите поскорей в бар, он там. Его пароход отплывает в полдень.

Жермена крикнула:

— Только не перно. Ты же знаешь, как оно на тебя действует.

Когда Дюпюш вошел в бар, из-за стола поднялся мужчина. Он сделал два шага к Дюпюшу и пристально посмотрел ему в глаза.

— Вы Дюпюш?

— Да.

Дюпюш силился вспомнить, где видел этого человека. Его лицо казалось ему знакомым.

— Я Лами. Вы меня не помните?

Руки он не протягивал, сверля Дюпюша недобрыми блестящими глазами. Щеки у него ввалились, у рта залегли горькие складки.

— Присядьте. Несмотря ни на что, мне хотелось вас повидать.

На столе стоял стакан виски с содовой. Дюпюш машинально заказал себе то же.

— Ну как, вспомнили?

Если бы Дюпюшу сказали, что против него сидит сумасшедший, он ничуть не удивился бы. У незнакомца был странный злобный взгляд, от которого становилось не по себе, и потом, он все время подавался вперед с угрожающим и упрямым видом. При этом его губы кривились в саркастической усмешке.

— Не припоминаете? Ну что ж… А я прекрасно помню тот вечер, когда мы с вами гуляли после коллоквиума по улицам Нанси.

Постойте… Вы учились в университете. И были на два курса старше меня.

— На три.

Теперь Лами принял удовлетворенный вид, словно записал очко в свою пользу.

— Я даже помню ваши слова. Вы говорили, что мечтаете жениться, завести детей…

Правильно! Дюпюш носился с этой мечтой еще до встречи с Жерменой.

— Почему вы не сели на пароход? — грубо спросил Лами.

— Какой пароход?

В бар проскользнул г-н Филипп. Слышит ли он их разговор?

— Не делайте невинного лица, Дюпюш. Посмотрите сюда.

Он вытащил из кармана пистолет и положил на стол между стаканами.

— Убивать вас я не стану, хотя сам не знаю, что мне мешает.

— Я вас не понимаю, — пробормотал Дюпюш, пытаясь подняться.

— А этого вы тоже не понимаете?

Лами сунул ему под нос телеграфный бланк. Дюпюш прочел:

«Предлагаю сдать руководство предприятием оставшиеся фонды Жозефу Дюпюшу зпт сесть первый пароход тчк Гренье»

В сердце Дюпюша возродилась надежда. Гренье не разорился! Он дал телеграмму! Но тут же увидел дату.

— Этой телеграмме две недели, — устало сказал он.

— И что же?

— Вы сами знаете что… Судя по ней, я предполагаю, что вы служили в АОКЭ.

— Вот именно!

— Оно обанкротилось.

Они все еще не понимали друг друга. Лами нервничал и, чтобы успокоиться, вторично заказал виски.

— Что вы мне рассказываете? Я сел на пароход неделю назад. Судно было паршивое, товарно-пассажирское, зато проезд дешев. Я так и знал, что встречу вас в Панаме или Кристобале. В этих краях невозможно не. встретиться. И я дал себе слово…

Он бросил взгляд на пистолет. Г-н Филипп опустил веки.

— За что? — только и спросил Дюпюш.

Лами, конечно, был болен. Пальцы его мелко дрожали, нижняя губа мелко дергалась.

— Я и сам не знаю! — выкрикнул он, — Я думал, вы интриговали против меня, чтобы занять мое место.

Иначе почему бы меня вдруг отозвали?

— Я этого не знаю.

— Что вам говорили в Париже?

Дюпюш вспомнил и закусил губу. Он все понял.

Гренье объяснил тогда: «Тамошний главный инженер наполовину выжил из ума. Судя по его рапортам, он пьет чичу[5] и живет с индеанкой».

Значит, это и был Лами, которого он знал по университету в Нанси?

— Так что вам обо мне говорили?

— Теперь это не имеет значения, раз Общество обанкротилось. Но почему они не предупредили вас телеграммой? Или вы уже были в пути?

— Что вам обо мне говорили? — упрямо повторил Лами.

— Я сам узнал о катастрофе, лишь приехав сюда.

Мне дали аккредитив, я пошел получать по нему, а банк отказался платить.

Но Лами это не интересовало. Им владела одна лишь навязчивая мысль.

— Вам сказали, что я пью?

— Что-то в этом роде.

— И что у меня ребенок от индеанки?

— У вас есть ребенок?

— Вас это не касается! Это никого не касается, понятно? Это не мешало мне управлять рудником. Да и было бы чем управлять! Но я обещаю вам потрясающий скандал в Париже!.. И если бы вы приехали туда, я сумел бы повеселить вас четверть часика… Эй, официант, еще виски!

Г-н Филипп встал и все так же молча вышел в холл.

Через минуту в бар, чего раньше не бывало, вошла Жермена и притворилась удивленной.

— Прости, я не знала, что ты занят.

Дюпюш понял. Ее прислали для того, чтобы помешать из разговору или, на худой конец, осадить Лами, который слишком разгорячился.