Михаэль. Книга для инфантильных мальчиков и девочек - Эльфрида Елинек

Томас Фиш снова танцует медленный вальс. На этот раз с Уши Глас. Он обходится с ней до боли бережно, потому что она — знаменитость.

Это аккуратно запакованное существо тоже Михаэль. В таком чистом & сухом & упакованном виде, только в непромокаемых штанишках, он может чуть-чуть полежать возле стола, суча ножками, — а он только этого и хочет. Госпожа Ида включила обогревательную лампу (а то простудится!). Михаэль пускает слюни от удовольствия. Пока!

Когда Ингрид говорит: Я ДОСТАТОЧНО НАСТРАДАЛАСЬ, ЧТОБЫ ИМЕТЬ ПРАВО ЧТО-НИБУДЬ СКАЗАТЬ! — то она говорит это со всей серьезностью.

Руководствуясь разумом, мы отвечаем ей: если ты будешь страдать еще больше, то ты еще больше сможешь сказать. Все это невероятно серьезно. Это — серьезное место в книге. Его нельзя воспринимать со смехом и с иронией. А серьезное оно потому, что Ингрид, возможно, и вправду по-настоящему СТРАДАЕТ.

Действительность.

Вольфганг не может быть убийцей. Он же ребенок, мой ребенок. Я знаю, он скверный мальчишка и ведет себя хуже многих других. Но убийцей он быть не может. Мать не выдерживает, она плачет навзрыд. Только что она узнала об этом непостижимом преступлении.

Ее одиннадцатилетний сын Вольфганг вместе с сыном жандарма Томасом, который на год старше, сбежали из дома. Они прихватили с собой винтовку и охотничий нож. Укрыться они хотели на Парндорфской пустоши (Бургенланд). Но когда на дороге им неожиданно повстречался шестидесятилетний Маттиас Гутдойч, школьников охватила паника: из страха, что незнакомец может выдать родителям их убежище, они застрелили пенсионера. В довершение всего Вольфганг нанес незнакомцу несколько глубоких ножевых ран. После этого они вернулись домой. Только неделю спустя парни были арестованы прямо на уроке Закона Божьего.

Еще за месяц до происшествия Вольфганг с раскаянием уверял мать: мама, я решил исправиться. Тебе больше не придется плакать из-за меня. Я не буду больше совершать никаких глупостей и воровать тоже никогда не буду.

Однако парень, которого в январе исключили из гимназии в Бруке за воровство и который с тех пор перешел в среднюю школу в Нойзидле, не справился с искушением и опять принялся за старое.

Вместе с другом Томасом и еще пятью одноклассниками он украл в кондитерской сладости. Продавщица ничего не заметила. Но дети принялись похваляться перед одноклассниками своими подвигами, и слух о воровстве дошел до ушей директора. Он велел парням оплатить украденное.

Это было за неделю до родительского собрания, которого Вольфганг и Томас боялись как огня. Они опасались, что учителя расскажут родителям про их воровство. С каждым днем их страх возрастал. И в конце концов за два дня до родительского собрания парни не выдержали и пустились в бега.

Анна Л. изо всех сил старалась воспитать сына как следует. Ее невестка Элизабет Манц рассказывает: ради любви к сыну она жертвовала всем. Она мечтала, чтобы ему жилось лучше, чем ей. Поэтому она отправила его в гимназию.

Учительнице Йоханне Хорват вспоминать о красавчике Вольфганге большой радости не доставляет. Учительница говорит: его проказы всегда были очень злыми. Я часто заставала парня за курением. Крал он всё подряд. Как-то украл даже облатки у священника.

Оба парня прислуживали в церкви и пели в церковном хоре. Но Томас находился всецело под влиянием Вольфганга.

Когда жандарм Йозеф Ф. (38 лет) присутствовал на погребении жертвы убийства со всей своей семьей, он заметил, что его средний сын Томас дрожит всем телом. Позже жандарм в отчаянии рассказывал: тогда-то я решил, что парень просто принимает эту смерть слишком близко к сердцу. Ведь Гутдойч приходился нам родней.

Через два дня после погребения жандарму, который деятельно участвовал в расследовании преступления, довелось лично присутствовать при разоблачении собственного сына как убийцы. Потрясенный отец делится своими чувствами: лучше бы я узнал, что мой сын мертв.

Отец Вольфганга до сих пор не знает, что его сын — убийца. Водитель электровоза вернется из Венгрии только в пятницу.

Когда вчера утром парней повезли на место преступления для проведения следственного эксперимента, ученики 1 «А» и 2 «Б» средней школы в Нойзидле слышали со всех сторон: позор! в вашем классе учился убийца.

Тебе нужно побольше есть, деточка, говорит Ингрид ее мама. Чтобы ты доставляла радость господину шефу.

Тебе нужно побольше есть, деточка, говорит Ингрид ее мама. Чтобы ты доставляла радость господину шефу.

Я очень хочу радовать господина шефа, отвечает Ингрид. Тогда тебе надо побольше есть, а то ты слишком худенькая, говорит заботливая мама.

Но я больше не могу, говорит Ингрид.

Ты сейчас активно растешь, деточка. Господин шеф вовсе не хочет, чтобы ты выглядела так, словно тебя не кормят. Все ребра можно пересчитать, детка, ты сама-то посмотри.

Но я сыта, мамочка.

Нет, Ингрид, так дело не пойдет, ешь немедленно. Иначе я позову господина шефа.

Нет, мамочка, пожалуйста, не зови его, у него столько дел.

Тогда ешь!

Но я же больше не могу, мамочка!

Господин шеф! Эй, господин шеф!

Тише, мамочка! Не кричи так! Но господин шеф уже стоит в дверях.

Вот, ребенок отказывается есть.

Это неправда, господин шеф.

Но я ведь за всё плачу, в чем дело?

Я совершенно сыта, господин шеф. Правда. Я больше не могу.

Что ж, наверное, придется помочь. А-а-а, больно! Господин шеф! Господин шеф!

Сосед, который сегодня исполняет роль господина шефа, зажимает Ингрид нос, чтобы она открыла рот. Он всем телом наваливается ей на лоб, так что глаза у нее начинают вылезать из орбит. Другой рукой он оттягивает ей нижнюю челюсть так, что она касается груди. В образовавшуюся невероятно растянутую пасть, в которой видны рахитичные гнилые зубки и обложенный змеиный язычок, беспомощно извивающийся, он загружает целую гору полезной каши. Ингрид кажется, что она сейчас лопнет. Поступает все новая пища, и ей невольно приходится ее заглатывать. Челюсти скрипят, как ржавые дверные петли. Уголки рта у Ингрид уже надорваны. Лоб Ингрид касается спины.

Ингрид плачет, проливая беспомощные слезы. Настоящий господин шеф никогда бы не допустил, чтобы ее так мучили. Но господин шеф далеко, ох как далеко. На щеках у Ингрид уже появились трещины & разрывы (кожа натянута до предела). Ингрид увеличилась в объеме в три раза. Еще немножко — и господин шеф сможет использовать ее в качестве аэростата.

Тогда господин шеф, страстный охотник, сможет прямо из живота Ингрид, сверху, стрелять в зайцев и ланей.

Ингрид, раздутая откормленная свиноматка, тихонько улыбается при этой мысли.

Господин сосед — ничто по сравнению с ее шефом. Он запихивает Ингрид свой локоть глубоко в горло, так, что глотка грозит разорваться. Ешь как следует, Ингрид, взывает мама.

Ешь как следует, Ингрид, трубит сосед.

Я все расскажу моему шефу, всхлипывает Ингрид. Он вас накажет!

Вот теперь ты снова выглядишь прилично, девочка моя, говорит мать.

Мне так плохо, стонет Ингрид. Господин шеф, почему вы меня покинули?

Вот увидишь, Ингрид, теперь ты не будешь так быстро уставать, утешает мать. На работе.

Ингрид уверена, что ее шеф велит избить господина соседа до полусмерти или хотя бы скажет ему, что нельзя так обращаться с его любимой Ингрид.

Но господин шеф говорит только: ну-ну, Ингрид, я вижу, вы отрастили себе настоящий жирненький животик. Видимо, у вас мало работы. Нет, лениться у нас нельзя. После этого он поддает Ингрид под зад, так, что она с шипением летит, как ракета с реактивным двигателем.

В этом плаче, казалось, были все горести и страдания этого мира.

Этот плач, казалось, вобрал в себя все горести и страдания этого мира.

Надо надеяться, что хотя бы по телевизору сегодня покажут что-нибудь интересное. Слава богу, сегодня детектив. Телезрители считают, что тот, кто работает, должен есть. А тот, кто не работает, есть не должен.

Ингрид работает и поэтому имеет право много есть.

Но то, что другие видят в цвете, ей предстоит сначала увидеть в черно-белом варианте.

ШОУ!

Инга Майзе, в парике и переодетая до неузнаваемости, спускается с подиума. Никто ее не узнает. Она поет веселую песню. Потом срывает с себя парик — и все оторопели: да это же Инга Майзе! К ней подскакивает мужской балет. Солисты балета поднимают Ингу Майзе высоко в воздух и передают из рук в руки. Хор подхватывает ее песню. Гром аплодисментов. Наша жизнь — это шоу, поет Инга Майзе.

Герда читает:

Гитта еще в последнем классе школы, не успев сдать выпускные экзамены, выскочила замуж за молодого инженера. Она описывает свое свадебное путешествие. Она постоянно занимается там такими вещами, которые Герде делать никогда не доводилось. Она заказывает завтрак по телефону. Она проводит время в Испании. Она хороша собой, и у нее шикарные платья. На день рождения мама присылает ей триста марок. На эти деньги она покупает себе облегающие кожаные брюки, черное пальто-казакин и пояс в виде золотой цепи. Все оглядываются на нее, потому что она — натуральная блондинка. Муж дарит ей серебряный браслет, но не тяжелый и массивный, о котором она мечтала, а тонкий, филигранный, какие сейчас не в моде. Они начинают спорить. Она говорит, что муж просто пользуется ею. И всё теперь совсем не так, как тогда, в маленькой студенческой каморке в Мюнхене. Она не чувствует удовлетворения. Вскоре ее удовлетворит автогонщик Гарри. В их столь недолгом браке уже назревает кризис. Вернер ее совсем не понимает. В ресторане во время танца богатый красивый испанец тесно прижимает ее к себе и говорит: пойдем? Вернер залепляет испанцу пощечину. Он говорит: я не какая-нибудь тряпка, чтобы позволить какому-то испанцу развлекаться с моей женой. Гитте, на которой такое короткое мини-платье, что все на нее оглядываются, становится стыдно. Она больше не может спать с Вернером. В бутике между ними разгорается спор, потому что Вернер спускает все деньги на кожаную куртку и шелковые рубашки для себя лично. На Гитту денег вообще не остается. В отместку Гитта тратит на платья все деньги, которые подарили ей на день рождения. Но когда они возвращаются в отель, Вернеру уже нравится все, что она купила, и он говорит: я уже созвонился со своим банком, всё в порядке. Завтра ты сможешь купить себе еще платьев, если хочешь. Подруги послали ей письмо, в котором написано: какая несправедливость, мы должны сидеть тут и горбатиться за книгами, а ты замужем и в Испании. Вернер выглядит потрясающе спортивно — мечта любой девушки. Но Гитте он вдруг показался скучным. Брак разлаживается уже через две недели.