Возвращение бумеранга - Сергей Буренин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наша страна переживает страшные дни, — с места в карьер начал Бенеш. — С того момента, как протектором стал Гейдрих, там казнили уже более трехсот человек. На многих площадях Праги стоят виселицы, на которых по несколько днай висят трупы. В стране развернут настоящий террор. Гитлеровцы казнят участников Сопротивления и просто торговцев, коммунистов и чиновников, но все это сыны чешского народа, и в большинстве случаев, лучшие его представители, те, кому не безразлична судьба страны. И все они взывают к отмщению.
Он обвел всех присутствующих взглядом, словно ожидал возражений, потом сам себе утвердительно кивнул головой и продолжил:
— Немцы уничтожают лучших людей. Это война, причитать и плакать бесполезно, надо действовать. Наши соотечественники на родине не сидели, сложа руки, но в настоящее время их возможности оказались сильно ограниченными. Очередь за нами, они ждут нашей помощи отсюда, извне. Вам поручается серьезная задача. Октябрь — месяц нашего национального праздника, нашей независимости. И в нынешней обстановке, когда годовщина нашего освобождения столь омрачена, важно, чтобы этот праздник был действительно чем-то ознаменован. Решено отметить это событие актом, который войдет в историю. Развязанный в стране террор и убийства связаны с именами Франка и недавно прибывшего в Прагу Гейдриха. Мы и наши высокие руководители считают, что один из них должен расплатиться за все. Этим мы ответим ударом на удар.
Он снова обвел глазами присутствующих, но теперь его взгляд остановился на Габчике и Свободе.
— Выполнение поставленной задачи мы поручаем вам, — сказал он, обращаясь уже к этим двум молодым солдатам, — Завтра вы отправитесь отрабатывать ночные прыжки. На родину вы полетите вдвоем, действовать будете, полагаясь лишь друг на друга. По понятным причинам важно, чтобы эту задачу вы осуществили, не привлекая к операции никого из местного населения. Говоря «никого не привлекая», я подчеркиваю, что вы должны действовать исключительно вдвоем до самого проведения акции, после чего вам будет оказана помощь и защита. Способ и срок осуществления задачи вы определите сами. Вас сбросят в районе с максимально благоприятными условиями для высадки. Вы будете снабжены всем, чем мы в силах вас обеспечить. Насколько нам известна ситуация у нас в стране, вы можете рассчитывать на поддержку со стороны тех наших патриотов, к которым вы можете обратиться. Но от вас, разумеется, потребуется крайняя осмотрительность и трезвая оценка происходящего. Нет необходимости повторять, что перед вами стоит исторически важная задача; риск велик. Многое зависит от вашей находчивости и сообразительности. Все детали мы обсудим после вашего возвращения с учений. Задача, еще раз подчеркиваю, серьезная. Для ее успешного выполнения необходимо убеждение в ее необходимости. Я призываю вас искренне высказать все возможные сомнения относительно полученного задания.
Он сделал паузу, но, не получив никакого ответа, закончил:
— Вы сейчас со своими старшими товарищами обсудите возможные пути осуществления этой задачи. Я не буду вам мешать, у вас есть свои профессиональные тайны, в которых я, увы, не разбираюсь. В этом разговоре я, конечно же, буду лишним. Я пришел сюда только для того, чтобы подчеркнуть важность поставленной перед вами задачи. Некоторые относятся к этой операции как к обычной акции Сопротивления, — при этих словах он бросил быстрый взгляд в сторону Моравца, — Но это не так. Эта акция войдет в историю. Она сделает больше, чем все то, что уже сделано за эти два года.
Сказав это, он попрощался и так же стремительно покинул кабинет, как и вошел.
Дальнейшие разговоры имели общий характер. Никто еще даже не знал, какое место Гейдрих выбрал для своей резиденции, сколько времени он будет проводить в Праге, а сколько в Берлине — ведь с него никто не снимал тех функций, которые он выполнял в СС. Никто не мог сказать, с какой охраной и где именно появляется новый протектор. Правда, подробно обсудили, какое снаряжение надо будет подготовить для этих двух парашютистов.
Когда совещание закончилось, и все стали расходиться, Моравец попросил Габчика и Свободу задержаться. Оставшись наедине с ними, он сказал:
— Подумайте еще раз — у вас еще есть время отказаться, — сделав паузу, он достал из выдвижного ящика стола два листа бумаги с машинописным текстом и положил по листу перед каждым из молодых людей, — Если вы согласны, то подпишите эти расписки.
Суть расписки сводилась к тому, что на выполнение этого задания каждый изъявляет свое добровольное согласие и обязуется приложить все силы для его выполнения.
Подписав расписки, ребята покинули кабинет.
Аэродром Тангмор, 3 октября 1941 года
В небольшой комнатке, расположенной в главном здании аэродрома, сидели штабс-капитан Шустр и ефрейтор Павелка. С первого взгляда можно было сказать, что в этой комнате не было постоянного хозяина: мебель была расставлена кое-как, в самых неожиданных местах можно было обнаружить какой-нибудь мусор. Из этой комнаты обычно уходили в свой опасный путь бельгийские, французские и английские парашютисты.
Павелка и Шустр сидели за обшарпанным столом напротив друг друга. Рядом со штабс-капитаном лежал раскрытый портфель, в углу лежал рюкзак и парашютный мешок, в котором обычно спускали груз для подпольщиков и парашютистов.
— Пока у нас с тобой все идет нормально, — улыбнулся Шустр. — Прогноз погоды хороший. Экипаж обещали дать опытный. Все складывается, как нельзя лучше. Взлет — примерно через час.
На каждую фразу своего командира Павелка только кивал головой. Он изо всех сил старался продемонстрировать хладнокровие, но от этого его волнение наоборот становилось еще более заметным.
Штабс-капитан заглянул в портфель и достал оттуда большой конверт, ножницы, тюбик с клеем и какую-то коробочку.
— Сейчас мы подготовим тебе документы, — сказал Шустр, доставая из конверта паспорт.
Он очень тщательно, несколько раз примерив, вырезал ножницами фотографию Павелки, вклеил ее на место, после чего, открыв коробку, начал перебирать лежащие там печати. Выбрав нужную, он снова полез в портфель и достал оттуда подушечку для штампов. Прежде чем поставить печать в паспорт, штабс-капитан несколько раз смотрел на печать, дышал на нее, снял мизинцем с нее какую-то соринку, и только после этого тщательно примерившись, приложил ее к документу. Поставив печать, он подул на паспорт и наконец, закрыв, торжественно протянул его ефрейтору.
— Ну, вот твой документ, — сказал он. — С ним должно быть все в порядке. Главное для тебя, добраться до Праги, ребята там опытные, в подполье более двух лет, они тебе помогут.
Павелка расстегнул на груди комбинезон и долго засовывал паспорт куда-то на грудь. Шустр сидел и наблюдал за этой процедурой.
— Что будешь делать после войны? — вдруг спросил он Павелку.
Тот удивленно посмотрел на своего командира, потом пожал плечами и ответил:
— Наверное, пойду учиться дальше, в университет. Меня ведь в армию призвали оттуда.
Штабс-капитан припомнил личное дело ефрейтора и спросил:
— Вернешься к философии?
— Да, — смущенно ответил Павелка.
— А что в наши дни делают философы? — вдруг неожиданно даже для самого себя спросил Шустр.
Этот вопрос заставил задуматься и Павелку.
— Наверное, как и раньше — думают, — усмехнулся ефрейтор.
— Хорошая работа, — вздохнул Шустр.
Несмотря на то, что полет длился более четырех часов, в самолете они почти не разговаривали. Оба сидели, погруженные в свои думы. Наконец, в помещении фюзеляжа появился штурман.
— Ребята, подлетаем к Праге, — сказал он, — Трехминутная готовность.
Павелка встал и начал неуклюже разминать затекшее тело. Штабс-капитан тоже встал, чтобы подтащить к люку грузовой парашют и мешок с грузом. Все это надо будет сбросить перед прыжком парашютиста: груз будет спускаться самостоятельно, его будет относить ветер, парашютист, прыгнув вслед, должен видеть парашют с грузом, чтобы постараться приземлиться рядом и не тратить много времени на поиски. Наконец, все было готово, штабс-капитан открыл люк и Павелка встал на самом краю зияющей темной пропасти.
Как только зажглась красная сигнальная лампочка, Шустр скинул груз, а через три секунды за ним последовал и Павелка.
Поток холодного, обжигающего воздуха ударил в лицо сержанта, его закрутило. Но вот Франтишек почувствовал рывок, и стремительное падение прекратилось. Он нагнул голову и стал искать глазами парашют с грузом. Ночь действительно была ясной. Молодая луна не давала много света, но все же хоть как-то рассеивала темноту. Груз спускался чуть впереди и правее. Стараясь приблизиться к нему, Франтишек начал подтягивать стропы. Ему казалось, что спуск длится целую вечность. Но вот он уже начал различать отдельные деревья, разглядел пробегающую среди них дорогу.