Эксперт № 01 (2013) - Эксперт Эксперт

«Фактически мы вновь открыли, что религия не может быть вещью в себе, сосредоточиться на той роли, которую отводили ей апологеты светского общества, — быть частным делом индивидуумов, — говорит Александр Кырлежев. — Религия продолжает диффузным образом быть связана с разными общественными явлениями». Формы, в которых религия оказывается связанной с современным обществом, могут быть самые разные. Кырлежев, в частности, обращает внимание на работы британского социолога Грейс Дейви , описавшей явление викарной, то есть заместительной, религии. Это, согласно определению самой Дейви, «религия, практикуемая активным меньшинством в интересах гораздо большей общности, которая (как, по крайней мере, подразумевается) не только понимает, но и достаточно очевидным образом одобряет то, что делает меньшинство». Попытка уловить и описать такое состояние религиозности, видимо, полезна и для понимания того, какое место занимает религия в России. «Тут важно все, даже специфический ландшафт, — говорит Александр Кырлежев, поясняя и комментируя концепцию Дейви. — Пусть люди не ходят в церковь, но если в той же Франции убрать из пейзажа церкви с крестами, а вместо них поставить супермаркеты, то для людей это будет важной утратой». Эти исследования Кырлежев приводит как пример изучения реальности, в отличие от попыток выяснить, «сколько же у нас настоящих православных», к которым много лет сводятся многие дискуссии о религиозном факторе в российском обществе.

Интересно отметить, что католическая церковь в Европе и мире, кажется, признает феномен викарной религии. Во всяком случае, Бенедикт XVI заявил, что христиане в Европе должны считать себя «творческим меньшинством», открытым и готовым предложить миру ответы на волнующие вопросы. Бенедикт XVI также высказывал мысль, что церковь сейчас, подобно Иерусалимскому храму, должна включать в себя «двор язычников», то есть пространство для ищущих и почитающих Бога как «Бога неведомого». При этом, по словам понтифика, «мы часто слишком заботимся о пастырской работе, об общественных, культурных и политических последствиях веры, предполагая, что эта вера существует, что, к сожалению, все меньше соответствует действительности».

Впрочем, вопросов, на которые может попытаться дать ответ «творческое меньшинство», действительно становится немало — точнее, появляется достаточно много причин, по которым общество готово к нему прислушаться. Юрген Хабермас, говоря о религиозных объединениях как о сообществах-интерпретаторах, указывал, что современное общество все более разделяется по ценностным вопросам, таким как дискуссии о законодательстве, регулирующем аборты, о добровольной эвтаназии, по вопросам биоэтики и генной инженерии и даже защиты прав животных и климатических изменений. Причины, по которым люди занимают ту или иную позицию, в конечном счете настолько непрозрачны, что вклад признанных моральных институтов становится весьма ценным.

Это, впрочем, еще раз возвращает нас к вопросу о том этапе, до которого дошло в своем развитии человеческое общество. В своей повседневной технологической деятельности, например в области генной инженерии, оно способно дойти до предела, за которым встают фундаментальные ценностные вопросы. «Медицина — это все-таки самый секуляризированный институт в нашем мире. Мы лечим себя как разумных обезьян, — говорит Арина Багрина. — Но если генная инженерия позволит создать искусственных людей, то что будет с человеком? Что такое человек? Хабермас недавно заговорил о божественном достоинстве человека. Потому что больше это достоинство взять неоткуда. Так вот, что будет твориться с достоинством человека, созданного механически другими людьми?»

Так назвали нас не зря

«Сегодняшнее общество не зря называют постсекулярным» — это цитата из интервью патриарха Московского и всея Руси Кирилла от 2009 года. Кирилл — один из немногих религиозных лидеров, заявивших, что берет на вооружение конструкцию, предложенную социологами и философами. О том, что понимают под постсекулярностью иерархи РПЦ, можно судить из содержания (а может, и самого факта появления) таких документов, как «Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе совести и правах человека» или «Основы социальной концепции Русской православной церкви», где систематически изложены позиции церкви по разным социальным вопросам, а также подчеркнуты разногласия с господствующими секулярными взглядами на права человека. В частности, там говорится, что права человека не могут быть выше ценностей духовного мира и что «Православная церковь считает недопустимыми попытки подчинить взгляд верующих на человека, семью, общинную жизнь и церковную практику безрелигиозному пониманию прав человека».

Иными словами, церковь заявила о притязаниях на формирование собственной повестки дня в общественных вопросах. Она подчеркнула, что эта повестка расходится со светскими либеральными представлениями в ряде принципиальных вопросов и что она претендует на собственную интерпретацию нравственных категорий и понятий, имеющих политическое измерение, — таких как свобода или права человека.

Такое же твердое неприятие либеральных представлений о правах человека зафиксировано в оглашенном в августе этого года совместном послании народам России и Польши патриарха Кирилла и главы Польской епископской конференции Юзефа Михалика , где, в частности, говорится, что «под предлогом соблюдения принципа светскости или защиты свободы выбора подвергаются сомнению моральные принципы, основанные на заповедях Божиих» и что «ложно понятая светскость принимает форму фундаментализма и в действительности является разновидностью атеизма». Таким образом, консервативная повестка принимается и на международном уровне, становясь одной из основ сотрудничества с Католической церковью по крайней мере одной из стран.

Нарезка институтов начала сбоить. Например, была целостная семья, а в секулярности у семьи отнимают функции и отдают в разные инстанции. Воспитание — в одну, лечение — в другую. Теперь же это движение останавливается и происходит постепенное возвращение к синергийным институтам

Фото: Дмитрий Лыков

Впрочем, взгляд самой церкви — лишь одна составляющая общей картины светского и религиозного в нашем социуме. В конце концов, следует представлять и то, насколько и по каким причинам готово прислушиваться к этим взглядам общество, и выяснить много других важных деталей. Можно вспомнить ряд значимых и примечательных ситуаций, вызвавших и до сих пор вызывающих дискуссии по поводу места церкви и религии в российском обществе. И это не только «дело “Пусси Райот”», но и произведшее крайне неоднозначное впечатление решение о создании кафедры богословия при МИФИ или продолжающийся острый обмен мнениями в связи с введением в школе предмета «Основы православной культуры». Недавнее рискованное сравнение президентом тела Ленина с православными мощами как аргумент в пользу сохранения Мавзолея — тоже характерный случай, добавляющий новые краски на полотно.

Так или иначе, применение понятия «постсекулярный» к российскому обществу, учитывая исторические и современные обстоятельства, оказывается связанным с целым рядом особенностей, вплоть до откровенного скепсиса. «Я считаю, что понятие “постсекулярный” к нашему обществу неприменимо», — говорит социолог, ведущий аналитик ФОМ Григорий Кертман . — Сама эта категория предполагает гораздо более высокий уровень сложности и дифференцированности общества. У нас же он критически низок».

По мнению Кертмана, сложный процесс поиска современным миром адекватного места для религии объясняется в том числе особой степенью сложности социальных связей: «Для нас этот уровень совершенно недостижим. И даже запроса на такую сложность нет. Общество у нас постсветское, постатеистическое, но, на мой взгляд, это не надо путать с постсекулярностью».

Отчасти эту особенность подтверждает и Александр Кырлежев, обращая внимание на то, что многие причины недовольства части общества церковью не имеют отношения к напряжению на линии общество—церковь, которое возникает в Европе. «У нас называют клерикализацией те вещи, которые не составляют никакой проблемы в секулярных обществах на Западе. Ну что у нас обсуждают? Как преподавать религию в школе? Этот вопрос давно решен во всех европейских странах. Капелланов? Ну везде же есть капелланы». Кырлежев обращает внимание, что благодаря советскому опыту религия в России была вытеснена в том числе из приватной сферы, поэтому сейчас происходит особый процесс возвращения ее и на этот уровень. Он имеет свои особенности.