Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Вера Камша

— Я тоже, — согласилась графиня, и Левий, к ее облегчению, опустил портьеру.

— Хотелось бы верить, — почти извиняющимся тоном произнес он, — что данное… явление привязано к единственному месту, но покойный Адриан видел зеленые, как гнилая вода, огни в агарисском Храме Семи Свечей. Вы можете это объяснить? Я — нет.

— Я даже не пытаюсь. Соберано Алваро как-то сказал Арно… моему мужу, что прежде, чем бояться того, чего мы не знаем, нужно избыть очевидное. Он имел в виду Алису, но сам подход хорош… Давайте отбросим то, что Олларии не грозит, а именно морисков и любую другую войну — Гайифе не до нас, с Гаунау мир, «гуси», даже если им сказочно, небывало повезет, вглубь Талига не пойдут. Голода тоже не будет — Бертрам позаботится. Остаются стихийные бедствия, мор, бунт и чудища па манер гальтарских.

— Гальбрэ, Борраска, Гальтара… Это может быть, — Левий потащил из бюро свежие припасы, и Арлетте подумалось, что кардинал хочет занять руки и отвернуться, — особенно мор и бунт, только нигде и никогда им не предшествовали… явления, которые мы сейчас наблюдаем. Или они сами по себе и знаменуют что-то невинное, вроде конца Круга, или надо ждать чего-то особенного. Я все чаще думаю про двоих Эрнани. Почему Кольцо? Только ли потому, что владения императора должны быть к столице ближе владений вассалов? Почему Кабитэла? Захолустный городок, знаменитый разве что своей ересью, правда, в древности такое слово было не в ходу, просто в разных местах верили по-своему… Постойте-ка! Лаик — бывшее языческое святилище. Храм Октавии в Старом парке — бывшее языческое святилище…

— В Рафиано они тоже уцелели, я в них бывала. Там испытываешь особое ощущение… В Лаик, в затопленном храме, я чувствовала то же.

— Вы вряд ли это знаете, но Святой престол перенесли в Агарис именно потому, что тот почитался «чистым» от языческой мерзости. Во времена Эрнани Святого, напротив, предпочитали возводить новые храмы рядом, а еще лучше на фундаментах абвениатских.

До недавнего времени я думал, что из желания переманить привычную к месту паству, но большинство кабитэлских аббатств расположено крайне бестолково.

Мы точно знаем, что призраки появлялись в Доре, Лаик и Нохе, причем в Лаик не замечено никаких свечений, а у гробницы Франциска в Старом парке нет никаких монахов. На месте Лаик был храм Скал. Дору, как мне удалось выяснить, заложили на месте, почитавшемся «дурным», а Ноху — на бывшей главной площади древней Кабитэлы. Почему? Ответ наверняка проще некуда, но тем трудней его найти.

— Так стоит ли искать? — улыбнулась Арлетта. — Он или не найдется вообще, или уже найден. Когда я овдовела, а сыновья выросли, я никого не искусала лишь потому, что принялась сочинять… Эрнани Последний, если он в самом деле жил в Лаик, должен был либо удавиться, либо оставить какие-нибудь «Размышления о падении Талигойи», «Записки смиренного Диамнида», в худшем для нас случае — поэмы или трагедии…

— Ага! — обрадовался, нет, возликовал Левин. — Мы с вами опять приходим к одному и тому же. Король, каким мы его видим, не мог не писать. Король ничего не оставил. Конечно, он мог сжечь свой труд или завещать это сделать другим. Бумаги могли пропасть по глупости, по неосторожности или, наоборот, из-за осторожности чрезмерной…

— Скорее, — сощурилась Арлетта, — они до сих пор валяются в Лаик, если только их не украл мэтр Шабли.

— Согласно гороскопу. Эрнани был склонен к занятиям наукой, он не стал бы писать лишь для того, чтобы заполнить пустоту в душе, и позаботился бы о том, чтобы довести свой труд до тех, кому он будет полезен. До тех, кто спасал Талигойю, в том числе и от Агариса.

Никола вернулся к полуночи. Приказ он, само собой, выполнил и к тому же проехался до Конских ворот и дальше через Нижнее предместье к Гусиному мосту.

— Хорошая ночь, Монсеньор, — голос маленького генерала был почти мечтательным, — звездная… В Старом парке полно цикад. Трещат, будто и не в городе.

— Вы и туда добрались?

— Ехал мимо, вот и завернул на минутку. — Никола, неслыханное дело, казался смущенным. — Сам не знаю с чего. У нас… В Пуэне сейчас тоже поют.

— И в Эпинэ. — Робер подошел к окну, которое распахнул еще вечером. Звезд в самом деле было немерено. — Скоро начнут падать… Я про звезды. В Торке шутят, что звезды учатся начать у созревших яблок.

— Я слышал, — кивнул Карваль.

Внизу белели статуи, темнота пахла ночной фиалкой и еще чем-то пряным и сладким, скучно журчал фонтан. В Старом парке вода поет и плачет, вот туда и тянет…

— Ложитесь, — велел помощнику Эпинэ, — прямо здесь, нечего тратить время на разъезды. В городе спокойно, а выспаться вам нужно. Утром я займусь Глауберозе, а вы примете доклады и поговорите с Мевеном. Иначе он вообразит, будто мы не доверяем Рокслею.

— А разве вы доверяете?

— Дэвид не предаст.

— Граф Рокслей может ошибиться. В нашем положении но ничем не лучше.

— Вряд ли ему представится оказия, да и Мэйталь будет рядом, это здесь нам помогать некому. — С чего он такое брякнул? Никола и без того все понимает… — Ложитесь и выкиньте из головы всякую ерунду, даже часы. Вас разбудят.

Карваль пообещал. Эпинэ не поверил — маленький генерал не терпел, когда его застигали спящим.

Опустевший дворец казался сказкой. Темные анфилады и лунные отблески на полах и зеркалах напомнили рассказ Дика про Рамиро и возвращенный меч. Теперь Робер знал разгадку, но и гулких, почти призрачных залах больше веришь в откровения мертвеца, чем в розыгрыши. Веришь и делаешь глупости.

Карваль полез в Старый парк, Эпинэ забрался в малую Тронную и долго смотрел сперва на корону Раканов, потом на их же меч. Изображать из себя анакса Эпинэ не собирался, просто захотелось проверить…

Рокэ оценил реликвию верно: «дурно сбалансированная железяка» таковой и оказалась. Неудобная рукоять, лунки от выпавших мелких камней, полуслепой лиловый набалдашник; хороша была разве что сталь. Один из утраченных в древности секретов… Потом мориски и кэналлийцы, а позже и дриксенцы научились делать не хуже, но странного узора на смертоносной глади так и не получилось.

Эпинэ вернул меч на стену и спустился во двор. Конвой уже ждал — Дювье и три десятка ветеранов-южан. Когда в город полезло ворье, Карваль строго-настрого приказал: глаз с «Монсеньора» не спускать, как бы тот ни отбивался. Переупрямить бывших мятежников Робер даже не пытался, вот и ездил в сопровождении целой толпы: впрочем, думать и смотреть на луну охрана не мешала.

Город в самом деле притих, даже не верилось, что в молчаливых тревожных домах сидит кто-то, способный кричать иначе, чем от ужаса. Недовольные лошади, шумно принюхиваясь, цокали по чистой мостовой. Богатые кварталы откровенно боялись, только чего? Эпинэ шепотом заговорил с Дракко, пытаясь успокоить жеребца, но кони чуют не только волков, но и страх. И заводятся.

По небу беззвучно чиркнула звезда, под копытом что-то хрустнуло. Ветка или стекляшка, но Робер вспоминал другую дорогу, осеннюю и одинокую. Горы вместо домов, за спиной — девушка, по крайней мере, тогда так казалось, ломкий первый ледок и догоняющая неизбежность… Кошмар выжгли костры Белой Ели, а потом стало не до нечисти. Сказка становится страшной, если ты в ней один, а жизнь?

Разом взмокший Дракко захрапел и попятился — впереди лежала ставшая незнакомой площадь. Обычная, с церковью, окруженным каштанами фонтаном и запертыми лавками. Словно разрубленная пополам луна стелила черные корявые тени, было тихо — ни шороха, ни огонька. Робер обернулся: южане молчали, ждали. Тридцать вооруженных мужчин и один напуганный непонятно чем Проэмперадор… Иноходец с трудом сдерживал готового сорваться в карьер полумориска, потом подъехал Дювье. Мэтр Жанно прижимал уши и пучил глаза, он тоже видел.

— Тут он их и вешал, — обрадовал сержант, по справедливости давно заслуживший офицерскую перевязь. — На этих самых каштанах…

— Кто «он»?

— Ворон. В Октавианскую ночку… Поделом вообще-то, но лучше б объехать.

Вчера они проезжали этой самой дорогой и позавчера… Каждый день ездили, причем лошади не дрожали, а Дювье даже не думал вспоминать висельников. Из-за каштанов раздался детский плач. Тонкий, ноющий, на удивленье неприятный. Бросать плачущих детей мерзко, но Робер слишком хорошо помнил ту… то, что караулило на горной дороге. Отряд повернул, и никто из южан не сказал ни слова, даже не пропускавший ни одного неутертого сопливого носишки Дювье.

Шадди с корицей был выпит, пора было расходиться. Предстоящий день обещал стать тяжелым, по крайней мере для собиравшегося объехать город кардинала. Арлетта вежливо зевнула и сощурилась на часы — приближалась полночь. Договорить можно и завтра, а послезавтра она вырвется из столичной гнили, бросив, именно бросив, Левия, Ро с его Карвалем, Инголса, музыкального барона, у которого еще нужно забрать волкодава и жену…