Сила мысли, её контроль и культура - Анни Безант

Не надо забывать, что сосредоточение не есть состояние пассивности, а напротив — это напряжённая и урегулированная деятельность. Оно, в мире ментальном, напоминает сокращение мускулов для прыжка в мире физическом, или сильное напряжение их с тем, чтобы выдержать длительный напор. И действительно, это умственное напряжение у начинающих всегда сопровождается и соответствующим физическим напряжением и за ним следует физическая усталость утомление мускулов, а не одной только нервной системы. Подобно тому, как внимательное рассматривание известного предмета дает нам возможность различить детали, незаметные при беглом взгляде, так и сосредоточение умственное позволяет нам изучить детали какой-нибудь идеи. А по мере возрастания напряженности сосредоточения, мы воспринимаем, в тот же промежуток времени гораздо больше, чем при обыкновенном мышлении; точно также, как человек бегущий увидет большее количество предметов в продолжении одной минуты, чем человек идущий размеренным шагом. Для того, чтобы шагом пройти мимо двадцати предметов, человек израсходует совершенно такое же количество мышечной энергии, как и тот, кто бежит мимо них, но более быстрое излияние энергии соответствует меньшему количеству времени, употребленному на пробег.

При начале сосредоточения приходится преодолевать два затруднения. Во-первых, надо достигнуть полного отрешения от впечатлений, всё время действующих на ум извне. Не надо позволять ментальному телу реагировать на эти соприкосновения и преодолеть его склонность отзываться на них, а это требует устремления внимания, отчасти, и на самый процесс сопротивления, но когда эта склонность реагировать будет преодолена, то и само сопротивление прекратится. Необходимо совершенное равновесие, не сопротивление, не подчинение, а твердое спокойствие, достаточно сильное для того, чтобы волны, идущие извне, не могли бы иметь никакого влияния, даже такого второстепенного, как сознание присутствия чего-то такого, чему нужно сопротивляться. Во-вторых, сам ум должен на некоторое время удерживать лишь один образ — объект сосредоточения; он должен не только не изменяться в ответ на внешние впечатления, но должен, кроме того, прекратить свою собственную внутреннюю деятельность, посредством которой он постоянно перетасовывает свое содержимое, размышляя над ним, устанавливая новые отношения и открывая скрытые сходства и различия. Теперь он должен устремить свое внимание на один лишь предмет, остановиться на нем одном. Ум, конечно, не прекращает своей деятельности, но мысль, направленная в узкое русло и имея тот же первоначальный импульс, опрокинет преграду. Отсюда и важность "заостренности" мысли, на которой постоянно настаивают учителя созерцания. Этим не прибавляется сила ума, но безмерно увеличивается его действенная мощь. Пар, расстилающийся в воздухе, не сдвинет с пути и комара, но если направить его в цилиндр, то тоже самое его количество приведет в движение поршень. Добиться этого внутреннего спокойствия ума гораздо труднее, чем просто отвлечь его от внешних впечатлений, т. к. здесь мы касаемся и жизни ума во всей её глубине и полноте. Повернуться спиной к внешнему миру легче, чем водворить спокойствие во внутреннем мире в виду того, что этот внутренний мир более отождествлен с "Я", и фактически для большинства людей на нынешней стадии эволюции и представляет "Я". Но сама попытка успокоить таким путем ум вскоре продвигает нас на шаг вперёд по пути развития нашего сознания; мы вскоре чувствуем, что повелитель и тот, кем повелевают, не могут быть одним и тем же и инстинктивно отождествляем себя с повелителем. "Я" успокою "мой" ум так говорит сознание, и оно чувствует, что ум принадлежит этому "Я", составляет его собственность. Это различие растет бессознательно и ученик скоро начинает сознавать некоторую двойственность, присутствие чего-то, что управляет и чего-то, чем управляют. Низший, конкретный ум определяется и "Я" ощущается, как имеющее большую силу, более ясную прозорливость, и развивается сознание, что это "Я" не зависит ни от тела, ни от ума. Таково первое утверждение, т. е. ощущение в нашем сознании истинной, бессмертной природы, интеллектуально уже признанной, как существующей; такое признание, собственно говоря и послужило уже импульсом для самого сосредоточения, получающего таким путем свою награду. По мере дальнейшего упражнения горизонт всё расширяется, однако как будто вовнутрь, а не наружу, во внутрь — безостановочно и беспредельно. Развивается способность распознания истины с первого же взгляда, но она является только тогда, когда ум, с его медленным процессом рассуждения, будет превзойден (Читатель не должен забывать, что слово "ум" употребляется в смысле "низшего разума" — ментального тела плюс манас).

Ведь "Я" есть выражение того "Эго", чья природа есть знание, и каждый раз, как оно приходит в соприкосновение с истиной, оно узнаёт правильность её вибраций, способных воспроизвестись в нем и правильность создаваемого ею образа, тогда как ложное вызывает искажённый, непропорциональный образ, самим своим отражением указывающий на своё происхождение. По мере того, как ум принимает всё более и более подчиненное положение, эта способность "Эго" утверждает своё превосходство и интуиция, аналогичная непосредственному зрению на физическом плане, заменяет собой рассудочность, которую можно, пожалуй, сравнить с чувством осязания на физическом плане.

В действительности эта аналогия более тесная, чем может показаться с первого взгляда. Интуиция развивается из рассудочности так же непосредственно и оставляя без изменения сущность природы, как и зрение развивается из осязания. Тут есть, конечно, большая разница в "способе", но это не должно ослеплять нас относительно правильной последовательности эволюции. Интуиция существа неразумного — это побуждение, рожденное желанием, и такая интуиция ниже, а не выше рассудочности.

Когда ум уже достиг способности сосредоточиваться на одном предмете и может сохранять в течение некоторого времени "заострённость", то следующей стадией будет отрешение от данного предмета, но с сохранением ума в том же положении напряжённого внимания, не останавливая его, однако, ни на чем. В этом состоянии ментальное тело не являет никакого образа; налицо только его собственное вещество, стойкое и неподвижное, не воспринимающее никакого впечатления и находящееся в состоянии совершенного покоя, подобно гладкому озеру. Такое состояние может продолжаться лишь очень короткое время, подобно "критическому состоянию" в химии — точке соприкосновения между двумя уже познанными и определёнными под-состояниями материи. Иначе говоря, сознание, при успокоении ментального тела, ускользает из него, достигает и проходит "центр Лайя", т. е. нейтральную точку соприкосновения между ментальным телом и телом причинности. Это прохождение сопровождается мимолетным обмороком или потерей сознания (неизбежное следствие исчезновения из него предметов сознания), за которым следует сознание на высшем плане. Исчезновение предметов сознания, принадлежащих низшим мирам, влечёт, таким образом, за собой появление предметов сознания в высших мирах. Тогда "Эго" может преобразовать ментальное тело согласно высоким видениям иных планов, которые он улавливает в минуту высшего подъёма и таким образом может низвести и распространить идеи, на которые иначе ментальное тело не могло бы отозваться. Таковы и вдохновенные идеи гениев, что вспыхивают подобно молнии в человеческом уме и ослепительным блеском озаряют целый мир. И сам человек, передающий их миру, едва ли может в своем обыкновенном ментальном состоянии рассказать, каким образом они его озарили; он лишь сознает, что каким то странным образом, что "сила, внутри меня гремящая, оживляет мои уста и руководит моей рукой".

В мире форм — каждая форма занимает определённое место и нельзя сказать если только можно так выразиться — что она находится на каком-нибудь месте, где её нет; т. е. форма, занимая известное место, находится ближе или дальше от других форм, тоже занимающих определённые места по отношению к её месту. Если она пожелала бы переменить своё место, она должна бы перейти некоторое промежуточное пространство. Это прохождение может быть быстрым или медленным, мгновенным, как вспышка молнии, или тихим, как ход черепахи, но, так или иначе, оно должно быть сделано и занимает известное время, долгое ли, или короткое. Для сознания же не существует пространства в этом смысле. Оно меняет своё состояние, а не место, охватывает много или мало, познаёт или не познаёт то, что не есть оно само, поскольку оно может отвечать на вибрации этих "Не-Я". Горизонт сознания увеличивается вместе с его восприимчивостью, т. е. с его способностью отзываться и воспроизводить вибрации. Здесь не может быть речи о перемещении, прохождении промежуточного пространства. Пространство принадлежит формам, которые больше всего действуют друг на друга, когда они близко находятся друг от друга и взаимодействие которых уменьшается по мере увеличения расстояния между ними.